Диктатор Гватемалы Мигель Идигорас (1958–1963), как он сам позднее признавался, предоставил лагеря для подготовки наемников в обмен на обещания, данные ему американцами: крупная сумма наличными в твердой валюте, которую ему так и не заплатили, и увеличение квоты на поставку сахара из Гватемалы на рынок США.
В 1965 году в другую страну-производитель сахара, Доминиканскую Республику, вторглись около 40 000 морских пехотинцев, готовых, по словам командующего, генерала Брюса Палмера, «оставаться в этой стране на неопределенный срок ввиду царящего беспорядка». Резкое падение цен на сахар стало одной из причин, вызвавших народное возмущение; люди восстали против военной диктатуры, и американские войска не замедлили восстановить порядок. В рукопашных боях между рекой Осама и Карибским морем, в заблокированном районе города Санто-Доминго погибло 4000 человек [36]. Организация американских государств, – у которой память как у осла, который никогда не забывает, где его кормят, – благословила вторжение и поддержала его новыми силами. Новую Кубу необходимо было уничтожить в зародыше.
Благодаря рабскому труду на Карибах на свет появились станок Джеймса Уатта и пушки Вашингтона
Че Гевара говорил, что отсталость – это карлик с огромной головой и раздутым животом: его слабые ноги и короткие руки не гармонируют с остальным телом. Гавана сверкала, по ее роскошным проспектам проносились кадиллаки, а в самом большом кабаре мира под ритмы Лекуоны[52] кружились самые красивые звезды. Тем временем в кубинской сельской местности только один из десяти сельскохозяйственных рабочих пил молоко, лишь четыре из ста могли позволить себе есть мясо, и, согласно данным Национального совета по экономике, три пятых сельских работников получали зарплату в три-четыре раза ниже прожиточного минимума.
Но сахар плодил не только карликов. Он также породил гигантов или, по крайней мере, активно способствовал их развитию. Сахар из тропиков Латинской Америки дал мощный импульс накоплению капитала для индустриального развития Англии, Франции, Нидерландов и также Соединенных Штатов, одновременно калеча экономику северо-востока Бразилии, островов Карибского моря и на долгие годы принеся страшные беды Африке. Основанием «треугольника» торговли между Европой, Африкой и Америкой была работорговля, направленная на обеспечение плантаций сахарного тростника рабочей силой. «Исследуя историю одной крупинки сахара, можно прочесть целую лекцию по политэкономии, политике и морали», – говорил французский историк Огюстен Кошен.
Племена Западной Африки вели друг с другом нескончаемые войны, пополняя число рабов за счет военнопленных. Это происходило в колониальных владениях Португалии, но в период расцвета работорговли у португальцев не было ни своих кораблей, ни промышленных товаров, и они стали лишь посредниками между рабовладельцами других держав и африканскими вождями. Великобритания, пока это было ей выгодно, являлась крупнейшим покупателем и продавцом живого товара. Однако голландцы занялись торговлей рабами даже раньше, поскольку Карл V предоставил им монополию на перевозку чернокожих в Америку задолго до того, как Англия получила право поставлять рабов в колонии других стран. Что касается Франции, то Людовик XIV, король-солнце, делил с королем Испании пополам прибыли Гвинейской компании, созданной в 1701 году для перевозки рабов в Америку, а его министр Жан-Батист Кольбер, заботившийся о французской индустриализации, нашел основания утверждать, что работорговля «целесообразна для прогресса национального торгового флота» [37].
Адам Смит говорил, что открытие Америки «возвело меркантилистскую систему до уровня блеска и славы, которых иначе она никогда бы не достигла». По словам Серхио Багу, наиболее мощным двигателем накопления европейского торгового капитала было американское рабство; в свою очередь, этот капитал стал «краеугольным камнем, на котором был построен гигантский промышленный капитал современности» [38]. Возрождение рабства греко-римской эпохи в Новом Свете имело почти чудодейственные свойства: оно способствовало росту флота, фабрик, железных дорог и банков в странах, которые, за исключением Соединенных Штатов, не были ни исходной, ни конечной точкой для рабов, пересекавших Атлантику. С начала XVI до конца XIX века миллионы африканцев, точное число которых неизвестно, переплыли океан; известно лишь, что их было значительно больше, чем белых иммигрантов из Европы, хотя выживших среди них было намного меньше. От Потомака до Рио-де-ла-Платы рабы строили дома своих хозяев, пилили леса, рубили и мололи сахарный тростник, сажали хлопок, выращивали какао, собирали кофе и табак, промывали русла рек в поисках золота. Скольким Хиросимам эквивалентны их массовые уничтожения? Как говорил английский плантатор с Ямайки, «негров проще купить, чем вырастить». Бразильский историк и экономист Каю Праду подсчитал, что к началу XIX века в Бразилию прибыло пять-шесть миллионов африканцев; к тому времени Куба уже стала таким же крупным рынком рабов, каким раньше было все Западное полушарие [39].
В 1562 году английский капитан и адмирал Джон Хокинс тайно вывез из португальской Гвинеи 300 рабов. Королева Елизавета была в ярости. «Этот поступок, – заявила она, – взывает к небесной мести». Но Хокинс рассказал ей, что на Карибах он обменял рабов на груз сахара, мехов, жемчуга и имбиря. Королева простила пирата и стала его деловым партнером. Столетие спустя герцог Йоркский ставил клеймо из своих инициалов – DY (Duke of York) – на левой ягодице или груди 3000 рабов, которых его компания ежегодно отправляла на «сахарные острова». «Королевская Африканская компания» (Royal African Company), среди акционеров которой был король Карл II, выплачивала дивиденды в размере 300 %, несмотря на то что из 70 000 рабов, отправленных на кораблях с 1680 по 1688 год, лишь 46 000 пережили путешествие. Во время плавания многие африканцы умирали от эпидемий или истощения либо кончали с собой, отказываясь от еды, вешаясь на своих цепях или бросаясь за борт в кишащий акулами океан. Англия медленно, но верно подрывала голландскую гегемонию в работорговле. «Компания Южных морей» (The South Sea Company) стала главным бенефициаром «права асьенто»[53], предоставленного англичанам Испанией, и в ее деятельности были задействованы самые видные представители британской политики и финансов. Этот блестящий бизнес привел к спекулятивному безумию на Лондонской фондовой бирже и породил легендарные истории о финансовых махинациях.
Работорговля превратила Бристоль, где находились верфи, во второй по значимости город Англии, а Ливерпуль – в крупнейший порт мира. Корабли отплывали с трюмами, загруженными оружием, тканями, джином, ромом, безделушками и цветным стеклом, использовавшимися для оплаты человеческого товара в Африке. А он, в свою очередь, оплачивал сахар, хлопок, кофе и какао с плантаций в колониях Америки. Англичане утверждали свое господство на морях. В конце XVIII века Африка и Карибский бассейн обеспечивали работой 180 000 текстильных рабочих в Манчестере; из Шеффилда поступали ножи, а из Бирмингема – 150 000 мушкетов в год. Африканские вожди получали товары британской промышленности и взамен передавали груз рабов капитанам работорговых судов [40].
