Бушуев продолжал колебаться. Гуров спокойно ждал. Ему совсем не хотелось избивать Бушуева, выколачивая из него показания. Гуров вообще был противником силовых методов и старался прибегать к ним в самых крайних случаях. Он предпочитал делать ставку на интеллект. Сегодня он и так применил против Бушуева насилие. Правда, в совокупности с хитростью. Особого ума не нужно было, чтобы заставить его говорить — Гуров уже подвел Бушуева к такой черте, за которой должно было последовать признание. Он понимал, что Бушуев не убивал ни Наталью, ни Гладких. Более того, он вообще не знал о том, что они мертвы. В этом Гуров был уверен на сто процентов. Теперь ему нужно было лишь разобраться в том, что Бушуев хотел от этой парочки и по чьему приказу работал.
— Я тут не при делах, — заговорил наконец Виктор. — Закона я не нарушал, работал по своей специальности. К нам в агентство обратился муж этой женщины.
— Виталий Щелоков? — уточнил Гуров.
— Да. Просил проследить за женой, говорил, что подозревает ее в супружеской неверности.
— Откуда у него такое подозрение, он не сказал? — перебил его Гуров.
— Нет. Просто просил проследить и представить доказательства. На все дал месяц, после чего нужно было дать четкий ответ — да или нет. Платил исправно, сразу выдал аванс на неделю, потом еще…
Бушуев замолчал и завозился. Потом посмотрел на Гурова и просительно проговорил:
— Слушай, может, снимешь браслеты? Рука затекла.
— Ничего, ничего, — успокоил его Гуров. — Чем быстрее ты мне все расскажешь, тем скорее я тебя освобожу.
Бушуев вздохнул и продолжил:
— Значит, начал я за этой мадам следить. И довольно скоро выяснил, что у нее действительно любовник имеется. Мужик приподнятый, на крутой тачке ездит. Да там и работать особо не нужно было, потому что она и не подозревала, что за ней могут следить.
— Она всегда встречалась с одним и тем же человеком? — спросил Гуров.
— Всегда! — подтвердил Бушуев. — Вот с этим самым папиком. Очень верная женщина, — усмехнулся он.
— И где они встречались?
— Ну, либо в гостинице, либо у него дома. У него хата шикарная на Вернадского, вот он ее туда и таскал. Чаще всего в дневное время — видно, когда муж на работе был. И всегда в будние дни.
— Понятно, значит, ты их выследил, — кивнул Гуров. — А фотографии как получил?
— Ну, пока они шли от машины до дверей, вообще без проблем. А вот внутри… тут пришлось поработать. С домработницей связь наладить, лапши навешать, чтобы пустила в квартиру. Да мне и надо было на два раза: первый — чтобы камеру установить, второй — чтобы забрать. А домработница — девка молодая, бедненькая, ей что, лишние деньги не нужны? Сунул ей из клиентских денег, она и рада! Тем более что все было шито-крыто, мужик все равно ничего не заподозрил. Я в спальне камеру так спрятал — ни за что не углядишь.
Бушуев хвастливо посмотрел на Гурова. Тот никак не прокомментировал это и сказал:
— То есть твою работу можно было считать законченной?
Бушуев отвернулся.
— Но ты решил ее продолжить… Это по собственной инициативе или начальство подсказало? Думаю, по собственной!
Молчание Бушуева красноречиво свидетельствовало о том, что Гуров прав.
— Я рассудил, что так будет лучше для всех, — произнес Бушуев, не глядя на сыщика. — И клиенту для его же спокойствия. А что, лучше бы было, если бы я ему женушку вложил? Что хорошего? Он бы разозлился, еще, чего доброго, с катушек слетел и дров наломал. А она — молодая, неопытная, ну, с кем не бывает? Вот я и решил мир в семье сохранить. Что ж меня теперь за это, под суд?
— Ух, какой ты благородный! — рассмеялся Гуров. — Прямо святой Валентин, покровитель влюбленных! Безвозмездно, значит, решил? А Наталье эсэмэской встречу назначил, чтобы лично сообщить о своем благородстве?
Бушуев молчал.
— Шантаж — уголовное преступление, Витя, — просветил его Гуров. — Если ты об этом забыл — почитай Уголовный кодекс, вспомни!
— Никакого шантажа не было! — воскликнул Бушуев. — Что, скажешь не так? Кого я шантажировал? А? Молчишь? То-то! Сказать-то нечего! Потому что сам знаешь, что я прав. Доказательств нет.
— Для суда — нет, — согласился Гуров. — Но я и не собираюсь отдавать тебя под суд. А вот для твоего руководства будет достаточно и представленных фактов: фотографии, которые ты почему-то до сих пор никому не показал. Текст эсэмэс-сообщения, недвусмысленно показывающий, что у тебя были свои интересы… После таких откровений, Витя, я тебе однозначно скажу, что найти работу тебе будет о-очень затруднительно.
— Ты обещал не делать этого! — вскинулся Бушуев.
— Я такого не обещал, — возразил Гуров. — Я обещал не везти тебя в управление выбивать показания. Хотел предварительно с тобой побеседовать. И беседа эта меня пока не удовлетворяет. Посему все это… — Гуров постучал пальцем по кучке вещей, которые он забрал у Бушуева, — пока что останется у меня. Для надежности. А ты будь добр явиться завтра к десяти часам в Главное управление внутренних дел. Надеюсь, адрес еще не забыл? Могу записать.
— Да что мне там делать? — взвился Бушуев. — Я тебе честно все рассказал!
— Делать — это наша забота. Ты, главное, приходи. И смотри, Витя, без глупостей. Если ты в твоей ситуации еще и в бега кинешься, это будет очень плохим поступком, который сильно осложнит твою жизнь, которую ты и сам себе усложнил.
С этими словами Гуров подошел к Бушуеву и отстегнул наручник. Тот сразу же принялся растирать онемевшую руку и попытался подняться на ноги. Льву не хотелось протягивать ему руки, однако он помог ему подняться. Затем подтолкнул Бушуева к выходу, спокойно запер гараж и сел в свою машину.
— А я? — удивленно спросил Виктор. — Ты что же, меня не подвезешь?
— Я работаю не в службе такси, — холодно отозвался Гуров. — Вот тебе твои деньги — они мне абсолютно не нужны, на них вполне доберешься.
И, сунув через окно купюры Бушуеву, он быстро включил мотор и поехал по узкому проулку, оставив детектива в растерянности стоять между гаражами.
Гуров сразу же поехал домой к Крячко, где отдал ему ключи и подробно рассказал о своей беседе с Бушуевым. Стас внимательно выслушал друга и сказал:
— Ну так это же подтверждает версию о виновности Щелокова! Осталось только дожать его — и он у нас в кармане. Завтра явится этот Бушуев, мы им быстренько очняк организовываем, и Щелоков готов.
— Почему ты так в этом убежден? — спросил Гуров.
— А разве не ясно? Своим обращением в детективное агентство он подтвердил факт, что догадывался о связи своей жены с Гладких. После слежки он в этом убедился, затаил злобу… А в пансионате под влиянием выпитого да в сочетании с издевательским поведением Гладких у него кровь и закипела! Гладких он сбросил с балкона, потом как ни в чем не бывало позвал женушку кататься, где и утопил. Ревность — один из самых популярных мотивов для убийства, второй после денег. Это я тебе точно говорю.
— Версия действительно убедительная, — согласился Гуров. — В ней есть только одно слабое место. Откуда Щелоков мог наверняка узнать о связи своей жены с Гладких, если не видел фотографий?
— А откуда ты знаешь, что он их не видел? — не согласился Крячко. — Во-первых, твой Бушуев может и соврать. Верить такому человеку на сто процентов — себя не уважать. Во-вторых, Щелоков, не доверяя никому, мог и сам проверить свою супругу. Например, проследив, когда Гладких пораньше уйдет с работы или отправится куда-нибудь посреди дня якобы по важным делам. Ну, и в-третьих, он мог и не иметь доказательств, зато иметь внутреннюю уверенность, что жена наставила ему рога. А тут еще сам Гладких масла в огонь подлил своими репликами.
— Не знаю, не знаю… — задумчиво произнес Гуров и вздохнул. — Признаться, мне бы очень хотелось, чтобы завтра все выяснилось окончательно. Не хочется мне лезть в эту чиновничью кухню, ох не хочется!
— Я тебя прекрасно понимаю, Лева, — кивнул Крячко. — Вот и давай, прежде чем ими заниматься, провернем очняк. Уж если не поможет — будем заниматься этими чиновниками из министерства.
— Хорошо, договорились, — ответил Лев и поднялся. — Поеду, а то там Мария вся на меня обиженная. Из ресторана сбежал, субботу на работе провел, если еще и в воскресенье ее из театра не встречу, домой можно не возвращаться.
— Не клевещи на свою супругу, Лева, — назидательно проговорил Станислав. — Она у тебя, конечно, женщина с характером. Но и с пониманием.
— Я ей так и передам, — сказал Гуров, обувая ботинки. — Может, успею этим смягчить, чтобы затем спешно реабилитироваться.
— Давай, удачи! — пожелал Крячко, закрывая за ним дверь.
Глава пятая
Реабилитацию Гуров все-таки получил после того, как приехал в театр за женой с огромным букетом пионов. Спектакль удался: Мария была в ударе, играла так, словно это был ее последний вечер на сцене, и Гуров даже невольно пожалел, что не успел к началу спектакля и довольствовался лишь последним актом. Его прекрасно знали в театре и беспрепятственно пускали, когда бы он ни приехал.
