монастыре. Там же обучен русскому языку. Служил толмачом.
Он говорил по-русски довольно чисто.
Бараков, поглаживая широкую седую бороду, смотрел на него пытливо, спросил в упор:
— А ты не врешь?
Кавриш испуганно засуетился, из берестяного кошеля, висевшего на шее под рубахой, достал лист бумаги.
— Вот, поглядите, грамота от Козьмодемьянского воеводы.
В разговор вмешался стрелецкий пятидесятник:
— Он и впрямь, толмач. Я его в приказной избе в Козьмодемьянске видел. Ему можно верить.
— Ну, тогда говори все, что знаешь, — милостиво разрешил Бараков.
Он подоткнул под бок подушку, чтобы удобнее было сидеть, и приготовился слушать.
Обрадованный Кавриш склонился в угодливой позе и залопотал обо всем, что видел и слышал в отряде разинцев.
VIII
Глухой лес. Полная луна плывет между облаками, льет голубоватый свет на землю. Ночью ударили заморозки, кусты и деревья покрылись инеем и серебристо сверкают под луной.
По склону холма медленно поднимаются два всадника. Это Стопан и Яндылет.
— Яндылет, что-то я не вижу среди наших людей Келая, — сказал Стопан. — А ведь он говорил, что поедет с нами.
— Говорил одно, а сделал по-другому.
— Что так?
— Кто его знает… Вьется он вокруг дочери Олатая. Только недаром говорят в народе: запев петухом — петухом не станешь, заведя дружбу с богачом — сам не разбогатеешь. А Келай этого не возьмет в толк. К тому же Олатай — плохой человек. Говорят, он собственного отца за кисет денег убил. Похоже, что Келая эта дружба не доведет до добра. Я недавно своими ушами слышал…
— Что ты слышал? — встревоженно спросил Стопан.
И Яндылет рассказал Стопану, чему был свидетелем несколько дней назад, когда по поручению Мирона Мумарина обходил окрестные селения, вызывая старшин, которым можно было доверять, к Мирону.
На обратном пути, чтобы спрямить дорогу, он вышел к пасеке Олатая, которая размещалась на крутом обрывистом берегу Ветлуги.
Взбираясь по откосу, Яндылет увидел, что у самой кромки обрыва стоят Олатай и Келай. Они разговаривали и не заметили Яндылета. Он хотел поначалу окликнуть Келая, но ему стало любопытно, о чем богач говорит с бывшим батраком. Он притаился под обрывом и стал слушать.
— Гляди, сколько земли! — говорит Олатай. — Сумей только выкорчевать пни, сразу разбогатеешь.
— Да вот и я об этом же думаю, — отвечает Келай. — Пора и мне становиться хозяином.
— Правильно, — одобряет Олатай. — Будешь сам себе голова. Главное, поменьше слушай Мирона-разбойника, не поддавайся на его уговоры. Скоро бунтарям придет конец, всех до одного повесят. Есть слух, что самого главного атамана Разина царевы люди уже схватили, в цепи заковали. Так что смекай сам, что к чему.
Яндылет хотел было послушать, о чем у них еще пойдет разговор, но они отошли от берега, и их голосов скоро не стало слышно.
Выслушав Яндылета, Стопан покачал головой:
— Ну и дела-а! Эх, Келай, Келай, не знал я, что ты крив душой! Ладно, вот победим врагов, вернемся домой, тогда разделаемся с нашими недругами. Они нам желают погибели, пусть же сами погибнут!
Стопан дернул повод. Лошадь ускорила свой бег. Впереди показалась небольшая чувашская деревня. Стопан обернулся к товарищу:
— В деревню заезжать не будем, только разузнаем, нет ли в ней врагов, и поскачем обратно.
Едва всадники подъехали к околице, как раздался резкий оклик:
— Стой! Кто едет?
Стрелец в тигиляе с высоким воротником проворно подскочил к Стопановой лошади и схватился за узду.
— Кто таков? А ну, слезай с коня!
— Яндылет, давай назад! — закричал Стопан. — Тут стрельцы! Наза-ад!
Он ударил стрельца саблей и изо всех сил рванул повод. Лошадь взвилась на дыбы, прянула в сторону. Стрелец выпустил повод и покатился по земле.
— Эй, Прошка, сюда! Черемиса напала! — завопил он.
От крайней избы раздался выстрел.
Стопан завернул коня и тот, словно ветер, помчал его прочь. За ним, не отставая, скакал Яндылет.
Вскоре впереди показались огоньки Кугу Шюрго.
IX
Когда рассвело, обнаружилось, что ночью был заморозок. Иней, словно марийка-рукодельница, расшил листья и травинки тонкими серебряными нитями. Калужины подернуло легким ледком. С полей дул холодный ветер, но он казался не злым, а лишь свежим и бодрящим.
На рассвете человек пятьдесят мужиков во главе с Канышем, отойдя от деревни Кугу Шюрго на пол-версты, затаились в глубоком лесном овраге, поросшем частым кустарником. Другие остались ждать царевых солдат у самой околицы.
Разинцы укрепили подход к деревне, перекрыв прямоезжую дорогу засекой из поваленных елей и сосен.
А вот оружия у них маловато. Редко-редко у кого в руках пищаль или пистолет. Немало людей пришло с луками, но большинство вооружено косами, вилами да топорами, а то и просто кольями. Никто не учил мужиков сражаться с хорошо вооруженными войсками, поэтому каждый намерен драться, как дело покажет.
Стопан с Актушем расположились в небольшом лесочке неподалеку от засеки. Оба они теперь ходят в сотниках, в их сотнях, у них под началом, ветлужские чуваши и марийцы.
Стопан оглядел своих людей и спросил Актуша:
— Ты, случаем, не знаешь, куда делся Кавриш? Что-то не видать его.
— С вечера по деревне слонялся. Небось, с Канышем ушел.
— Нет, Каныш при мне уходил. Кавриша с ним не было.
Актуш пренебрежительно махнул рукой:
— Куда он денется! Кругом столько народу, за каждым не усмотришь.
На высокое дерево взобрался дозорный.
— Не видать ли кого? — спросил снизу Яндылет.
— Нет, на дороге ни души.
Перед полуднем прискакал конный чуваш и сказал, что воевода Бараков приближается.
— Вон, вон они, на дороге показались! — закричал и сидевший на дереве мужик.
Прошло немного времени, и вот уже среди деревьев замелькали алые стрелецкие шапки. Блестит сталь бердышей, чернеют вороненые дула пищалей. Под тяжелыми шагами рейтаров, одетых в кольчуги и колонтари, с треском ломаются сушняк и валежник.
— Ну, друзья, стой крепче! — сказал Стопан. — Выстоим — так осилим.
Солдаты с криком, размахивая саблями и бердышами, пошли на приступ засеки.
Над засекой пронесся знакомый клич волжской вольницы:
— Круши! Нечай!
И навстречу врагам вышли мужики. Плохо одетые, кое-как вооруженные, идут они бесстрашно, как будто не простые крестьяне, а сказочные богатыри.
Стопан с саблей в руке оказался в самой гуще схватки. Высокий рыжебородый стрелец, перескочив поваленную сосну, вдруг оказался перед Стопаном и занес над ним свою саблю. Но Стопан, изловчившись, опередил его, и рыжебородый повалился на землю.
Мужики, марийцы, чуваши и русские, в азарте битвы не обращая внимания на свист пуль, с руганью и криками идут напролом, потрясая топорами и вилами. Увесистые кистени гуляют по головам и спинам врагов.
Стрельцы никак не ожидали такого яростного сопротивления. Они
