Дрожащей рукой я извлекла находку. В квартире я не разглядела перстень, не до того было, теперь он вызвал любопытство, но тут же разочаровал: самый что ни на есть обыкновенный. Черный камень — кажется, агат — и маленький бриллиант. По-моему, такой перстень отнюдь не редкость. Потратив немного времени, Сашка мог бы отыскать похожий в магазинах, торгующих золотом, и рисковать бы не пришлось.
Я стала вертеть перстень и так, и эдак, и смогла-таки докопаться до причины Сашкиного беспокойства. На внутренней стороне отчетливо проглядывали буквы «А.З. от Л.»; А.З. — Сашкины инициалы, а Л. — какая-нибудь подруга. Конечно, если перстень окажется в милиции, Сашке придется туго, вещь не антикварная, но убедить, что у кого-то похожие инициалы и любимая на букву Л., будет довольно трудно, а дружки и вовсе в такое совпадение не поверят, в этом случае Монаху не позавидуешь. Если Орлов не напутал, покойный Серега — любимец одного очень серьезного человека в нашем городе, надо полагать, его кончину тот примет близко к сердцу и у Монаха начнутся неприятности. Сашка может сказать, что был у дружка накануне и перстень потерял, перебрав лишнего, но лично я усомнилась бы, расскажи он мне такое, а его знакомые и вовсе люди недоверчивые. В общем, как ни крути, а перстень — серьезная улика, и эта улика — у меня на ладони. Только вот как ее использовать?
Я спрятала находку в сумочку и стала думать, что делать дальше. Первое, что пришло в голову, бежать отсюда без оглядки. А вдруг парням в «Альфа-Ромео» это покажется подозрительным? Нет, лучше еще немного посидеть. А если они меня уже заметили? Тогда мое непонятное сидение в машине вызовет еще большее подозрение. Вот черт, лучше вовсе не думать об этом… Тут подъездная дверь распахнулась, и я увидела милиционеров, сейчас между ними шел парень лет двадцати пяти с длинными всклокоченными волосами, он громко матерился, а сзади брела женщина и монотонно повторяла:
— Юра, что ты наделал?
Что натворил Юра, я так и не узнала. Его загрузили в машину, и она через полминуты скрылась за углом, а женщина смотрела ей вслед и вытирала лицо цветастым фартуком.
Как только машина уехала, ребята бросились к подъезду, а я, дождавшись, когда они исчезнут, рванула с места, точно сумасшедшая. Дома спрятала перстень в тайник и задумалась. С такой уликой в кармане прямо-таки руки чешутся, а вот интересных идей нет.
Я прошлась по комнате, выпила подряд две чашки кофе, и идея наконец появилась. Не идея даже, а так, мысль. Но это лучше, чем ничего.
Я извлекла на свет Божий записи, которые делала во время разговора с Орловым, и внимательно их прочитала. Вот если бы я подружилась с Владимиром Ивановичем Петровым, по кличке Папа, могло бы выйти кое-что интересное. Вопрос, как до него добраться? Из рассказа Орлова следовало, что живет он уединенно, в большом загородном доме, район, между прочим, очень неплохой, люди там селились в основном далеко не бедные. Как-то раз я проезжала в тех краях на машине, и окружающее произвело на меня немалое впечатление. Не дома — дворцы. Один особенно запомнился: огромный, в три этажа, с двумя круглыми башнями из красного кирпича, черепичной крышей и стрельчатыми окнами. Надеюсь, это все-таки не Папин особняк, человек с такой фантазией внушал бы мне беспокойство. Ладно, оставим пока Папину фантазию и займемся его биографией. Она у него примечательная. Так… про жену ничего нет, но предполагается, что когда-то она была. Поскольку Папа имел дочь, появиться на свет сама по себе она не могла… Стоп… Дочь умерла в возрасте четырнадцати лет от белокровия. Надо же… Девчушка долго болела, Папа в очередной раз освободился из тюрьмы, чтобы через месяц ее похоронить. Сейчас ей было бы примерно столько же лет, сколько и мне. Отец ее очень любил. Отлично. Хорошо бы раздобыть портрет девочки или разжиться словесным описанием.
Я потянулась к телефону. Услышав мой голос, Орлов ничем не проявил свою радость.
— Евгений Петрович, — начала я. — Помнится, ты рассказывал, что у некоего Папы была дочь, а нельзя ли увидеть ее фотографию?
— Можно, на кладбище, — серьезно ответил он. — Там бюст на могиле и еще портрет под стеклом. Интересуешься?
— Очень. А как она выглядела? Брюнетка, блондинка?
— Понятия не имею. Знаю, что Папа часто навещает ее могилу, про бюст знаю, а вот остальное…
— Как же я отыщу ее могилу, кладбище большое…
— Отыщешь. По центральной аллее до первого поворота и налево, там где-то совсем рядом… Слушай, а зачем тебе?
— Хочу подружиться с Папой, — ответила я.
— Серьезно? — Орлов вроде бы не поверил.
— Конечно. Евгений Петрович, а нельзя ли меня как-нибудь пристроить к нему поближе? Например, поселить в один из домов по соседству?
— Ты в своем уме? — обиделся он. — Что там за дома, ты знаешь? Могу попытаться пристроить тебя прислугой. Говорят, платят прилично.
— А это неплохая идея, — подумав, ответила я.
— Ты точно спятила…
— Слушай, а где его жена?
— Они развелись еще при жизни дочери. У нее вроде бы другая семья, не помню… могу узнать, если тебе это надо.
— Надо, — вздохнула я. — Еще как надо. Все, что касается Папы…
— Я бы на твоем месте не стал лезть на рожон, — заметил Орлов ворчливо. На меня ему, конечно, наплевать, но карьерой он дорожил.
Мы простились, и я опять задумалась. Завтра утром съезжу на кладбище, а пока не мешает позвонить покойному Сереже. Трубку сняли почти сразу, и мужской голос произнес:
— Да.
— Сережа? — пропела я.
— Кто это? — спросили в ответ, а я повесила трубку. Вряд ли его ребята до сих пор там рыщут, да и болтать по телефону им вроде бы ни к чему, значит, пожаловали господа из милиции. Может, стоит намекнуть им, кто убийца? К Монаху у них большие претензии. Нет. Слишком это просто, и для меня нет ничего интересного. Жизнь и так скучна и однообразна, я просто обязана время от времени делать себе подарки.
Пока я ломала голову, как украсить жизнь, позвонил Орлов, начал без предисловий:
— Его жена умерла восемь месяцев назад, рак горла. От второго брака у нее сын. Семнадцать лет. Он тебя интересует?
— Нисколько, — ответила я и похвалила Евгения Петровича за оперативность.
Проснулась я рано и, с трудом дождавшись восьми часов, отправилась на кладбище. Утро выдалось прохладным, солнце проглядывало как-то робко, а ветер был неприятным.
Мне потребовалось больше часа, чтобы добраться до кладбища. Я купила цветов у торговки возле центральных ворот и пошла по аллее. Орлов был прав, найти нужную могилу оказалось легко. Ее окружала крепкая металлическая ограда, хоть и было это запрещено, вдоль ограды цветы в стеклянных вазах, цветы выглядели довольно свежими, значит, могилу не так давно посещали. Бюст из черного мрамора. Не знаю, был ли он похож на покойную, но мне о ее внешности ничего не сказал, кроме одного: девочка заплетала две косички. Слава Богу, фотография тоже была. Я присела на скамью напротив и стала ее рассматривать. Худенькое личико, светлые волосы, грустные глаза. В принципе, если немного похудеть и напустить в глаза печали… Конечно, мне не четырнадцать, и на фото я в любом случае не похожа, но и девчушка сейчас заметно бы выросла. Попробовать стоит. Я взглянула на мраморную плиту… «Моей любимой доченьке», далее шло трогательное четверостишие. В целом мне понравилось. Должно быть, Папа в душе сентиментальный человек. Для меня это весьма кстати.
На обратном пути я навестила мамину могилу, оставила цветы и немного посидела на зеленой травке. Солнце проглянуло между облаков: погода вроде бы налаживалась.
Дома меня ждал сюрприз: Док вернулся, готовил в кухне обед и старательно делал вид, что ничего похожего на ссору позавчера не произошло.
— Ты откуда? — спросил он нерешительно.
— С кладбища.
— К маме ездила?
— Ага, — кивнула я, чтобы не вдаваться в подробности.
Док продолжил возню на кухне, прятал от меня глаза и томился. В конце концов не выдержал и спросил:
— Хорошо ли прошло свидание?
— Отлично. Серега Геббельс скончался.
— Как? — опешил Док и даже уронил нож.
— По-моему, от множественных пулевых ранений в область груди и голову… Док, сядь ради Бога. — Я испугалась за его самочувствие и торопливо пододвинула стул. Он сел, моргнул несколько раз, уставившись на меня, а потом остервенело стал протирать стекла очков кухонным полотенцем.
— Ты?..
— Спятил, Док? — тяжко вздохнула я и даже закатила глаза. — На кой черт мне его убивать? Никакой мне от этого пользы.
— Ты догадываешься, кто убил?
— Конечно. Сашка Монах. — Я коротко рассказала о своем приключении.
— И что теперь? — поинтересовался он нерешительно.
— Я еще не придумала. Вот что, Док, я, пожалуй, подамся в прислуги. — Он отчетливо икнул, надо полагать, от неожиданности, а я поторопилась объяснить:
— Видишь ли, мне очень хочется познакомиться с Папой, для этого надо как-то зацепиться в его квартале. Купить там дом нам не по средствам, и Орлов подсказал мысль: пойти в услужение к кому-нибудь из «новых».
