в большинстве своем не относятся к далекой эпохе мифологических предков, но, как считается, возникли из исторических встреч реальных человеческих существ с матерями-животными или животными-духовидцами (в чем мы убедились на примере легенды сиу Черного Лося о священной трубке). Так что даже в такой легенде, как легенда о происхождении маиса у оджибве (типичный тропический миф о посадке был заимствован охотничьим народом вместе с самим растением), божественное существо, разрубленное и похороненное, представлено не как божество мифологической эпохи, а как видение, явившееся одаренному юноше в момент его полового созревания. Отсюда и избранное Лонгфелло название для его варианта этого эпизода – «Пост Гайаваты».
Сиу и черноногие были врагами и принадлежали к совершенно разным этническим группам. Черноногие были алгонкинами с лесистого севера, любителями снегоступов и саней, тогда как сиу, как мы уже выяснили, были выходцами с юга. Однако в легендах о равнинах бизонов, которые им (как и большинству их соседей) были в новинку, присутствует общая мифологическая основа. Откуда такая основа могла взяться, причем она была общей и для других племен, таких как пайюты, киова, пауни, команчи и др. Никто из них до переселения туда о бизонах ничего не знал!
В настоящее время существует множество доказательств того, что в символических преданиях североамериканских равнин бизонов до конца XIX века и даже в веке XX сохранилась мощная поздняя формация подлинно палеолитических культурных форм. Существует разновидность североамериканского каменного наконечника копья, называемая «острие из Кловиса», которая датируется примерно 35 000 г. до н. э.38 Ряд образцов был найден при раскопках мамонта. Так, в двадцати пяти километрах к северо-востоку от Барстоу, в пустыне Мохаве, Калифорния, было обнаружено около двухсот кремниевых сколов и лезвий. По данным радиоуглеродного анализа они датируются около 40 000 г. до н. э.39 Первый образец другого очень древнего типа каменного наконечника, «острие из Фолсома», был найден среди костей вымершего вида бизона: его возраст – не позднее 8000 г. до н. э. Но это даты, приблизительно соответствующие диапазону великих палеолитических гротов Южной Франции и Северной Испании – Альтамиры, Ласко и т. д., – которые теперь отнесены к промежутку примерно в двадцать тысяч лет, от ок. 30 000 до ок. 10 000 г. до н. э.
Всякий, кто знаком с легендами североамериканских индейцев, попав в любую из этих французских или испанских пещер, будет поражен. Ведь он перенесется в ту же самую область видений, в которой сквозь иконографию животных-посланников открывается таинство пребывания человека во Вселенной. Великие пещеры были не домашними очагами, а святилищами для отправления мужских обрядов: ритуалов охоты и посвящения в мифологическую канву суровой жизни охотника. Пещеры опасны и абсолютно темны. При этом рисунки на стенах никогда не встречаются у входов, а начинаются там, где дневной свет угасает. Рисунки животных, живущих там вечно в этой темноте вне времени, – это зародышевые, бессмертные стада вселенской ночи, из которой происходят те, что на земле – которые появляются и исчезают в непрерывном обновлении – и в которую они возвращаются. И там, где среди них появляются человеческие формы: это, как правило, шаманы, одетые в такие же звероподобные костюмы, какие до сих пор носят шаманы американских индейцев.
Также на стенах этих пещер можно увидеть множество отпечатков рук – рук охотников тех времен; у некоторых из них отсутствуют фаланги пальцев. Наши равнинные индейцы тоже отрубали фаланги пальцев – в качестве подношений солнцу или Вакан Танка, с молитвами о силе и успехе.
В нескольких пещерах были найдены глубокие камеры, где, должно быть, проводились обряды исключительной силы. В гроте Труа-Фрер в Пиренеях, например, есть длинный, похожий на трубу проход – водосток, едва ли шестидесяти сантиметров в среднем диаметре – через который нужно проползти, извиваясь, на животе, на расстояние около пятидесяти метров, и попасть в большую камеру с изображениями животных, высеченных повсюду на стенах. И среди них, прямо напротив очень трудного прохода, находится знаменитый танцующий колдун из Труа-Фрер (рис. 5) с рогами оленя, бородой, ниспадающей до груди, телом и передними лапами льва, хвостом лошади и ногами человека.
Рис. 5. Колдун из Труа-Фрер. Арьеж, Франция, ок. 15 000 – 11 000 гг. до н. э.
Рис. 6. Шаман из Ласко. Дордонь, Франция, ок. 20 000 – 15 000 гг. до н. э.
В Ласко, в своеобразном склепе или нижней камере, есть изображение, напоминающее шамана, лежащего в трансе, в маске и костюме птицы (рис. 6). Рядом с ним лежит его шаманский посох, на вершине которого изображена птица. А перед ним стоит огромный бизон, пораженный сзади смертельным ударом копья. Мимо c таинственным видом прогуливается носорог. И снова в Пиренеях, в пещере Тюк д’Одубер, которая находится по соседству с Труа-Фрер, есть маленькая камера. В нее ведет очень маленькое отверстие, через которое с трудом может протиснуться один человек. Внутри находятся два глиняных горельефа – уникальных для палеолитического искусства – изображающие бизона, быка и корову, причем бык следует за коровой, а на земле вокруг отпечатки ног мальчика, танцующего на пятках, возможно, в подражание отпечаткам копыт бизона40. Кроме того, в этой камере находилось несколько грубо вылепленных из глины фаллических фигур.
Принимая в расчет все вышеописанные примеры, теперь мы можем с уверенностью сказать, что последовали за нашей богиней-бизоном в святая святых и теперь знаем, из какой далекой земли, из каких времен пришла та прекрасная женщина, которую два индейца сиу увидели на североамериканской равнине. Ибо не может быть никаких сомнений относительно места происхождения охотничьих племен Северной Америки. Территория обитания охотников эпохи палеолита, которая, как мы полагали, простиралась от Пиренеев до озера Байкал, на самом деле доходила до Миссисипи. И народы, которые впервые пришли в Америку из Северной Азии и продолжали приходить волнами, принесли с собой обряды и приемы охоты того мира.
Иными словами, эти обряды и приемы не были изолированно выдуманы в Европе, Азии и Америке, а были перенесены из одного региона в другой. И мифогенетической зоной, первичным регионом происхождения мифов, безусловно, был Старый Свет, а не Новый. Северная Америка, таким образом, была не первичной зоной, а зоной диффузии, в которую переносились мифы и обряды.
Однако в ходе такого переноса мифы не остаются в инертном состоянии. Существуют два преобразующих процесса вторичного творчества, которые неизбежно запускаются при переносе мифологии из одного места в другое. Первый я бы назвал (вслед за Анандой Кумарасвами)41 «взятием земли». В случае, например, вездесущего мифа о посадках, о котором говорилось выше, мифологическое существо, которое было принесено в жертву, хоронят, и оно продолжает жить в пригодных в пищу растениях. В Бразилии это маниок, в Японии – рис, в Мексике – маис. Миф везде один и тот же, одна и та же мистерия, но в каждом краю местный ландшафт становится театром, а местные животные и растения – актерами. Таким образом, взятие земли
