к пушкам: «Стоять насмерть, что бы они, - Федор махнул рукой в сторону равнины, - ни делали».
-Генерал убит! - донеслись до него крики. Федора тронули за плечо.
-Где ядра? - спросил он злобно, распрямляясь. «Ну!»
-Везут, - губы адъютанта побледнели. «Ваше превосходительство, там говорят, что генерала
Багратиона убили».
-Это война, - только и сказал Федор. «На ней, поручик, убивают, понятно? Пошли,- он велел, -
сейчас нам каждые руки понадобятся».
Они таскали ядра, стреляли, Федор вытирал рукавом закопченного мундира пот, что лился ему в
глаза. Потом он услышал чей-то вопль: «Отходим, отходим! Всем отойти за Семеновский овраг,
оставить флеши!»
Федор успел распорядиться: «Снимаем пушки, откатываем в тыл!». Через флеши покатилась толпа
пехотинцев, преследуемых французами, последняя пушка еще стояла. Федор, заряжая ее,
матерясь от боли в обожженных ладонях, услышал звук выстрела - прямо у себя над ухом. Что-то
горячее, острое, ударило его в ногу, в голове зазвенело, она стала легкой. Он упал, выставив
перед собой большие, исцарапанные руки, лицом вниз, на вспаханную ядрами землю.
Остатки корпуса Раевского начали отводить в тыл сразу после сдачи флешей. Петя проводил
глазами раненого Никиту Муравьева, - темноволосая голова друга была наскоро перевязана
какой-то тряпкой: «Я на ногах стою, все со мной в порядке».
Трубецкой только вздохнул, глядя на усеянную трупами равнину. Сзади, - он обернулся, - уже
виднелись мундиры солдат подкрепления.
-Ладно, - наконец, сказал, поручик, потирая висок. В последней штыковой атаке рядом с ними
разорвалось французское ядро. Муравьева ранило, а их с Петей контузило, но легко.
-Ладно, - повторил Трубецкой, - сейчас еще полки подойдут, выдержим.
Петя посмотрел с высоты кургана на обломки флешей - слева от них. Среди развороченных
выстрелами пушек копошились французы. Трубецкой незаметно пожал ему руку: «Твой отец в
тылу, поверь мне, за оврагом Семеновским. Вечером закончим все это, - князь тихо выругался, - и
встретитесь».
-Закончим, - Петя взглянул на послеполуденное солнце. Они узнали о падении флешей только
после того, как отбили батарею. Из полка генерала Бонами, что захватил курган утром, после их
атаки осталась едва ли одна десятая. Самого Бонами, раненого, отправили в тыл, а больше
пленных они и не брали. Петя посмотрел на свою изрезанную ладонь и вспомнил крик
командующего артиллерией Кутайсова: «С позиций не сниматься, пока неприятель не сядет
верхом на пушки, последний выстрел выпускать в упор!».
-И батюшка так сделал, наверняка, - Петя чуть дернул грязной щекой. «Кутайсова убили, и тела его
сейчас не найти, - он перекрестился и вздрогнул - забила французская артиллерия.
-С флешей стреляют, - понял Петя. Вся равнина, вокруг кургана, была усеяна трупами. Люди и
лошади валялись вповалку. Петя, прищурившись, увидел, как французские санитары оттаскивают
раненых в тыл.
-Господин майор, - санитар тронул Давида за плечо, - может, отойдем, рядом их позиции...
-Здесь раненые, - хмуро сказал Давид. Наклонившись, он прижал пальцы к запястью человека - в
разорванном, русском мундире, с залитой кровью рукой.
Посиневшие губы шевельнулись. Давид взглянул на знаки различия: «Офицер». Он ощутил
слабый пульс. Встав на колени, расстегнув свою сумку, врач осторожно стянул с раненого остатки
мундира.
-Все хорошо, - сказал Давид по-французски. «Все хорошо. Не двигайтесь, вы ранены, сейчас я о вас
позабочусь».
Плечо было разворочено осколком, виднелись белые, острые обломки кости. Давид, быстро
накладывая жгут, вздохнул: «Придется ампутировать. Жалко, совсем молодой, мой ровесник,
наверное».
-Месье...- услышал он тихий голос русского. «Месье..., Холм..., В чьих руках...»
-В ваших руках, - хмуро ответил Давид, оглянувшись. Трупы французских кирасиров усеивали
равнину: «Могила нашей кавалерии. Сюда больше тридцати полков бросили, а русские все равно
отбили высоту».
-Хорошо, - только и успел сказать офицер, а потом он потерял сознание. Давид махнул рукой двум
санитарам с носилками, что следовали за ним: «Этого на стол, немедленно». Он медленно пошел
дальше, слушая пульс, смотря в мертвые, открытые глаза людей. Сначала Давид еще говорил себе:
«Наш», «Русский», «Наш», «Наш». Потом их стало слишком, много. Врач, оглянувшись, услышал
крик: «Немедленно возвращайтесь, сейчас будет еще одна атака!»
Ядра неслись на курган без остановки, с фронта, из центра французских позиций, и с фланга, с
занятых флешей. Кавалеристы Корфа и пехота Остерман-Толстого уже подошли к холму. Петя,
стреляя из отрытой еще ночью траншеи, услышал крик: «Французы слева!»
Это была кавалерия - неудержимая, словно лавина. Петя, стиснув зубы, тяжело дыша, поднимая
свое ружье, сказал: «Нет, сюда мы вас не пустим».
-Держаться до последнего, - передавали по рядам,- отбить атаку.
Он стрелял, не останавливаясь. Петя всегда был очень метким, и отец только улыбался: «Это ты в
меня, конечно, такой». Французы замедлили движение. Петя, приглядевшись, заметил человека в
мундире генерала кирасиров. Его русые волосы развевались под легким, послеполуденным
ветром, сабля в руке была обнажена. Французы ринулись на холм, сзади кричали: «Не отступать,
за нами Москва!». Петя подумал: «Слишком близко. Наши артиллеристы уже ничего не сделают,
ядра бесполезны».
-За мной! - велел он. Поднявшись во весь рост, выскочив из траншеи, юноша побежал вниз, по
склону холма - навстречу французской кавалерии. Солдаты хлынули вслед. Петя вдохнул запах
конского пота, грязи, крови. Подняв ружье, ударив штыком, он стащил французского генерала с
лошади - тот схватился за разорванное горло. Юноша почувствовал боль в голове, в глазах
потемнело. Петя еще успел услышать крик: «Французы! Французы атакуют справа!»
-Это они нас отвлекали, - горько понял Петя. Он упал рядом с трупом генерала и уже не увидел, как
войска генерала Богарне, смяв русскую пехоту, врываются на батарею.
Над равниной уже висело заходящее, низкое солнце. Пахло дымом. Наполеон, спешившись,
поднявшись на холм, посмотрел в подзорную трубу на дорогу, что вела в сторону Москвы.
-Может, все-таки стоило ввести в дело гвардию? - недовольно подумал он. «Нет, нет, русские
отходят. Если нам предстоит еще одно сражение, - у стен Москвы, - надо поберечь войска».
Император оглядел покрытую трупами равнину: «Арман, отправь кого-нибудь к генералу Кардозо,
пусть проследит, чтобы позаботились обо всех раненых. Сколько у нас пленных русских?»
Арман де Коленкур осторожно ответил: «Не больше тысячи, ваше величество, а может быть и
меньше».
-Проклятая страна! - внезапно взорвался Наполеон, пнув сапогом остатки пушки неподалеку.
-Проклятый народ! - он хмуро посмотрел на убитых артиллеристов: «Здесь будет, как в Испании.
Такие же дикари, только там они в горах прячутся, а эти - в лесах. Еще и выжгут все, наверняка,
чтобы ничего нам не досталось».
-Пойдем, - велел он де Коленкуру - посмотрим на этого мерзавца, связали его?
-Конечно, ваше величество, - адъютант помолчал. Наполеон положил ему руку на плечо: «Мне
очень жаль, Арман. Твой брат был одним из лучших генералов, что росли под моим крылом. Не
волнуйся, пожалуйста, мы отправим тело Огюста в Париж».
-И другие тела тоже, - мрачно подумал Наполеон, садясь в седло. Земля была устлана трупами.
Доехав до ставки, император бросил поводья: «Пошли. Где его держат? Отдельно от других
русских пленных, надеюсь?»
-Конечно, - де Коленкур помялся: «Я с вами, ваше величество, вдруг у него оружие какое-нибудь
есть. Хотя его обыскивали, конечно..., Мальчишка какой-то».
-Мальчишка, - зло сказал Наполеон, - лишить меня такого офицера....
Они подошли к охраняемой палатке. Наполеон щелкнул пальцами: «Капитана де Лу мне найдите.
Этот щенок, - он кивнул внутрь, - должно быть, не понимает по-французски».
-Я его не трону, - мрачно сказал де Коленкур, - обещаю, ваше величество. Хотя его и так избили,
когда кирасиры увидели, что это он..., Огюста штыком заколол». Он прищурился: «Мишель уже
здесь».
Белокурая голова капитана потемнела от порохового дыма. Наполеон, коротко улыбнулся: «Мне
начальник артиллерии доложил, что это вы, капитан, узнали того русского генерала. Как раз после
его ранения они и побежали. Спасибо вам».
Мишель устало рассмеялся: «Рад стараться, ваше величество».
Мишель шагнул в палатку: «Папы среди пленных нет и Петьки - тоже. Правда, меня не пустили
туда, где тяжелораненые лежали, а дядя Иосиф с Давидом оперировали. Но наверняка, их там и