и Колька азартно дробили чечётку. Эркин поймал озорной взгляд Кольки, взмахом головы откинул со лба прядь и вошёл в круг. Ритм несложный, ботинки с твёрдой подошвой и на каблуках, отчего и не сплясать.
– А твой-то ловкий, – одобрительно сказала мать Медведева Жене, кивком показывая на пляшущих.
Женя улыбнулась в ответ, любуясь Эркином. Она словно заново увидела его, как красиво любое его движение, играющие под тонкой рубашкой мускулы, уверенные жесты красивых рук, иссиня-чёрная прядь на лбу, озорные глаза и улыбка, ах, какая улыбка…
И уже вступали в круг женщины, и прыгала тут же ребятня, и уже кто-то выкрикивал припевки… Женя зажала в кулачках концы шали и шагнула вперёд.
– Давай-давай, молодуха, – сказала ей вслед мать Медведева. – Пляши, пока пляшется.
Припевок Женя не знала, но ей и без того весело. Эркин растерялся, увидев среди пляшущих и Женю, и Алису, но только на секунду. Раз Женя так хочет, значит, так и надо, так и будет.
Раскрасневшаяся Саша – кем она приходится Медведеву ни Эркин, ни Женя не знали, да особо и не интересовались – собрала и увела детей, а то припевки больно забористые пошли. Правда, до самых солёных не дошло. Саныч остановил внушительным:
– Не озоруй, не свадьба.
На столе уже стоял огромный кипящий самовар, доски с пирогами, миски и мисочки с вареньем, мёдом, кусками сахара и конфетами. А у самовара сидела мать Медведева. Подходи с чашкой, наливай, бери себе пирога или варенья, или ещё чего душа просит, и садись где хочешь, промочи горло и нутро попарь. Эркин с удовольствием сел рядом с Женей, отхлебнул чаю.
– Эркин, возьми варенья. Или мёда.
– Мм-м, – Эркин кивнул, искоса посмотрел на Женю и совсем тихо, чтобы только она услышала, сказал: – А у тебя вкуснее.
Женя быстро, словно украдкой, чмокнула его в щёку.
– Эй, Мороз! – Колькин голос заставил их обернуться. – Смотри, чего есть!
– Принёс?! – рванулся к нему Эркин.
И взяв у Кольки гитару, укоризненно покачал головой.
– Что ж ты её по холоду, ей же больно.
– Во даёт вождь! – взвизгнул Ряха.
– Заткнись, коли дурак, – рявкнул на него Лютыч, глядя, как Эркин бережно ощупывает, словно оглаживает гитару. – Ништо, Мороз, щас отойдёт.
Эркин кивнул, усаживаясь уже спиной к столу. Осторожно тронул струны, еле-еле, чтоб не перетянуть ненароком, поправил колки и уже увереннее провёл пальцами по струнам. Гитара отозвалась нежным и глубоким звуком.
– Однако… – как-то неопределённо протянул Саныч.
Эркин ещё раз попробовал струны и поднял глаза на стоящих вокруг людей, улыбнулся.
– Давай «Жди меня», – сразу сказал Колька. – Ну, что тогда пел.
И когда Эркин запел, песню подхватили почти все. И снова в этом хоре он слышал только голос Жени. И пел он свободно, ничего не боясь и ни о чём не думая. Он сам не ждал, что так будет рад гитаре, что так соскучился по игре. И закончив песню, посмотрел вокруг и улыбнулся людям своей «настоящей» улыбкой.
– Ну, ты даёшь! – восхищённо выдохнул Колька.
– Здоровско, – кивнул Петря.
– Слышь, – Серёня подтолкнул локтем Кольку, – «цыганочку» сбацаешь, Мороз, а?
Но Саныч не дал Эркину ответить.
– Стоп, пацаны, успеете. Старшому первое слово.
Медведев даже руками развёл.
– Ну, никак не ждал. Играй, чего хочешь, Мороз.
– И то, – кивнул Лютыч. – Песня, она от сердца, ей не прикажешь.
Эркин перебирал струны, быстро прикидывая. По-английски петь не стоит, а по-русски… лагерное тоже не надо, не то место. А если… Андрей тоже её спел как-то, а потом сразу к стаду ушёл, видно, тоже, как у Семёна, «семейная».
– Гори, гори, моя звезда, – негромко, потому что не под крик песня, начал Эркин, – звезда любви приветная…
Он пел, стараясь не думать о словах и не глядеть на Женю, боясь сорваться.
– Ну… ну, спасибо, – только и сказал Медведев, когда Эркин замолчал.
А потом его хлопали по плечам и спине и целовали в щёки, благодаря за песню. И «цыганочку» он сыграл, вернее, играл Лютыч на гармошке, а он подстраивался, зорко разглядывая пляшущих и прикидывая, что ничего особо сложного нет, так что, если надо будет, то спляшет. Не хуже Кольки и Серёни, и женщины, кто помоложе, вышли в круг. И Женя?! Ну… ну, вот это здорово.
И опять пили чай с необыкновенно вкусными пирогами. И он сам пел, и подпевал Лютычу и остальным. А там, где слова были совсем непонятны, будто не по-русски, то вёл мелодию без слов. И так хорошо ему ещё никогда не было. Шум, танцы, он поёт, играет на гитаре, танцует, с Женей, ещё с кем-то. И… и так хорошо! Ведь и раньше такое бывало… Такое? Нет, это совсем другое. Резким взмахом головы он отбросил со лба прядь и все эти мысли, потом обдумает.
И вдруг Эркин почувствовал, что вечер кончается, дольше затягивать не надо, будет хуже. Эркин нашёл взглядом Женю. Она поняла его и кивнула. Но это же, видимо, чувствовали и остальные. Потому что как-то сразу стали благодарить и прощаться.
Эркин встал и протянул гитару Кольке.
– На, возьми. Спасибо тебе.
– И тебе спасибо, – принял Колька гитару.
Разбирали и одевали усталых полусонных детей, одевались сами, прощались с хозяевами, благодарившими всех за честь да за ласку.
Медведев крепко хлопнул его рука об руку.
– Ну, спасибо тебе, Мороз. Уважил.
– И тебе спасибо, – улыбнулся в ответ Эркин.
Они уже стояли в сенях, и Женя держала за руку Алису. Женя на прощание расцеловалась с женой Медведева и его матерью, тоже пожала руку Медведеву, Алиса пожелала всем спокойной ночи, и они вышли.
Холодный воздух обжёг лица, но не больно, а приятно. Миняй с женой ушли раньше: всё-таки дети дома, хоть и согласились присмотреть, а всё не то. Почти все остальные жили в Старом городе, так что к путям Эркин с Женей шли одни. Откуда-то доносилась пьяная песня – вроде Ряха горланит – и лаяли разбуженные собаки.
Эркин передал сумку с обувью и шалью Жене и взял Алису на руки. Она сразу заснула, положив голову ему на плечо. Женя тихо засмеялась.
– Устала.
– Да, – Эркин осторожно, чтобы не потревожить Алису, кивнул. – Женя, тебе понравилось?
– Да, – Женя шла рядом с ним, держась за его локоть. – И люди приятные, и весело так было. Я и не знала, что ты умеешь играть.
– Нас всех учили, – неожиданно легко ответил, переходя на английский, Эркин. – Играть, петь, танцевать. Смотрели, кто где лучше смотрится, и учили. На гитаре или рояле. А пели и танцевали все. И стихи читали.
Женя шла в ногу
