погань рабская, это всё он, а она… она ни при чём, он обольстил, обманул, силой её взял. Но сказать ничего не смог. Потому что, посмотрев снизу вверх, увидел лицо Аристова и всё понял. Что пощады не будет. Аристов молчал, и под его молчание Крис встал с колен, подтянул трусы и брюки, подобрал мокнущий в разлившейся луже халат и вышел.
Оставшись один, Аристов ещё раз пнул ведро, выругался, срывая зло, ещё длиннее, но несколько спокойнее, в полный голос, но без крика, и стал наводить порядок. Чёртовы резвунчики! Ему теперь здесь до утра работы! Ну… ну, пусть они ему только попадутся завтра.
Он уже заканчивал мыть пол, когда в дверях кабинета возник Жариков и спросил:
– Ну и чего?
– Чего, чего?! – Аристов выкрутил тряпку, бросил её в ведро и стал с привычной тщательностью мыть руки. – А ничего! Он без штанов, и она с голой задницей!
– Та-ак, – с угрожающей задумчивостью протянул Жариков. – А ты чего?
– Выгнал их к чёртовой матери, – Аристов уже остыл. – Чего ещё? – и удивлённо посмотрел на Жарикова. – Да ты чего, Вань? Найдут они себе место, не проблема.
– Дурак ты, Юрка, – очень спокойно, «диагностическим» голосом сказал Жариков и вышел.
Аристов демонстративно, хотя его никто уже не видел, пожал плечами и занялся разбором своей драгоценной картотеки.
Всхлипывая, спотыкаясь и ничего не видя от слёз, Люся вбежала в жилой корпус и бросилась к единственному человеку, который мог ей сейчас помочь. Больше ей бежать не к кому.
Прасковья Фёдоровна Красавина, многоопытная санитарка, с семнадцати лет работавшая в военной медицине, но так и оставшаяся рядовой, которую, впрочем, все, невзирая на звания, возраст, положение и тому подобные мелочи, называли исключительно Тётей Пашей, уже спала, все давно спали, но Люся, уже ни о чём не думая, забарабанила в её дверь обеими кулачками.
– Ну, чего, чего? – зашлёпали за дверью босые шаги. – Кто там?
Люся только всхлипнула, но ей уже открывали, не дожидаясь ответа. Всхлипнув ещё раз, Люся бросилась ей на шею и заревела в голос.
Куда мог сбежать Крис? За Люсю Жариков так не беспокоился. Сейчас вероятнее всего, она либо у девчонок, а они пока её выслушают, поревут вместе с ней, обсудят вполне, с их точки зрения, житейскую ситуацию, и за это время она успокоится. Либо, что ещё лучше, Люся у Тёти Паши, и тогда полный порядок. Так что о Люсе пока можно не думать. А вот Крис… как бы он вроде Андрея не засел в саду где-нибудь, ищи его там в темноте. Конечно, уже весна, но ночи холодные, не замёрзнет, так простудится.
Выйдя в парк, Жариков остановился. Не прислушаться – если Крис убежал, скажем, в беседку или в другой какой угол, то хрен услышишь, затаиваться парни умеют не хуже войсковых разведчиков – нет, просто подумать.
Так, всё-таки сначала надо проверить его комнату. Может, опять же всё-таки шок оказался не настолько сильным.
В жилом корпусе было тихо и темно. Жариков поднялся в крыло парней. Из-за закрытых дверей еле слышное сонное бормотание, постанывания, всхлипы… Во сне к ним возвращается их прошлое. И это будет ещё долго. И ничего не поделаешь, длительный стресс компенсируется намного дольше разового. А вот за дверью Криса тишина. Жариков попробовал ручку, и дверь легко открылась.
В комнате было темно и тихо, но Жариков уверенно спросил:
– Кирилл, спишь?
Он шагнул вперёд, нашаривая выключатель, и на мгновение зажмурился, ослеплённый вспыхнувшим светом.
– Вы?! Вас прислали?!
Крис, лежавший навзничь на кровати, сел, ошеломлённо глядя на Жарикова.
– Уже? Идти, да?
– Куда идти? – проморгался Жариков. – Ты это о чём, Кирилл?
– А я думал, уже всё, – вздохнул Крис и медленно, обмякая, лёг.
Жариков плотно прикрыл за собой дверь, в два шага пересёк комнату, прихватив по дороге стул и сел возле кровати.
– Так в чём дело, Кирилл? – он специально говорил только по-русски, часто повторяя русское имя Криса, но тот явно не замечал этого.
У Криса застывшее в отрешённом спокойствии лицо и такой же голос.
– Я нарушил закон расы, – Крис говорил по-английски. – Я заманил её и набросился.
Жариков был уже готов возмутиться, но поймал зоркий проверяющий взгляд из-под ресниц и решил промолчать. Крис перевёл дыхание и продолжил тем же равнодушным тоном:
– Я насиловал её, а рот зажал, чтобы она не кричала.
Жариков терпеливо ждал. И Крис сказал то главное, ради чего и завёл этот разговор.
– На ней вины нет, я один виноват.
И замолчал, уже открыто глядя на Жарикова.
– Умный ты парень, – кивнул Жариков, – но дурак редкостный. И зачем ты мне это говоришь?
На этот раз Крис ответил по-русски:
– Чтобы вы им сказали. Вы же должны… – он запнулся и перешёл на английский, – должны допросить меня и доложить.
– А по шее я тебе не должен врезать? – поинтересовался Жариков.
И получил неожиданный ответ:
– Да, на допросе всегда бьют.
– Очнись, Кирилл, – резко сменил тон Жариков. – Какой допрос, какое насилие? Что ты несёшь?
Крис вздохнул и сел на кровати, протёр лицо ладонями.
– Юрий Анатольевич пришёл, а мы с Люсей… – он снова вздохнул, вернее, всхлипнул и заплакал.
Крис сидел, бессильно уронив руки на колени, глядя перед собой, и плакал, слёзы неудержимо текли из открытых глаз.
– Иван Дормидонтович, что мне сказать? Ну, чтобы её не трогали. Меня всё равно убьют, но, чтобы с ней ничего… Иван Дормидонтович, спасите Люсю.
Жариков встал, подошёл к окну, попробовал ладонью электрический чайник, стоявший на подоконнике, качнул его, проверяя, есть ли вода, пошёл к шкафу, открыл дверцу и взял с полки стакан, вернулся к окну, налил из чайника воды. Крис молча следил за его действиями. Жариков подошёл к нему и протянул стакан.
– На, выпей и успокойся. Маленькими глотками пей.
Рука у Криса дрожала, и стакан постукивал о зубы. Но он пил, переводил дыхание между глотками и допивал, уже не плача.
– Спасибо, – он посмотрел на Жарикова. – Спасибо, я… я в порядке.
– Рад слышать, – серьёзно ответил Жариков. – У Люси ты – единственная опора, понимаешь? – Крис кивнул. – И, если ты запсихуешь, ей будет совсем плохо. Что у вас было, помолчи, Кирилл, так вот, что у вас там было, это ваше и только ваше дело. Ничего запретного не было.
Крис потрясённо открыл рот.
– Да-да, что ты так удивляешься? Ничего, – Жариков наконец улыбнулся, – ничего страшного не случилось. Понял?
– Да, но…
– Без «но». А закон расы, – Жариков произнёс это по-английски с подчёркнутой брезгливостью и продолжил по-русски: – Наплевать на эти законы
