подробно, в каком положении находится в настоящую минуту как казенное, так и частное железнодорожное строительство, какие средства отпущены на это по бюджету, сколько отдельных предприятий разрешено, какие требуются на это средства, в какой срок все разрешенные к постройке дороги будут выстроены, и предложил генералу снабдить его подробною письменною справкою с приложением карты, на которой все дороги будут отмечены и которая может быть вообще полезна французскому Генеральному штабу для его соображений об условиях русской мобилизации. Мне показалось, что мое сообщение не очень интересовало генерала, так как на последнее мое предложение он реагировал неожиданным ответом:
«О! Не трудитесь исполнять такую большую работу, я полагаю, что в нашем Штабе имеются все эти сведения, по крайней мере, мои офицеры постоянно следят за всеми переменами в русской рельсовой сети». Из среды его французских спутников раздались возгласы: «Конечно»… Я не считал себя вправе далее настаивать на моем предложении и сказал только, обращаясь к французским офицерам, что если кому-либо из них угодно будет ближе изучить дело, то я предоставлю им все необходимые данные. Присутствующие ответили мне общим поклоном.
Я попросил тогда разрешения генерала Жоффра коснуться более общего вопроса о положении у нас дела государственной обороны. Оговорившись, что, по моему мнению, между союзниками не может быть никакой недоговоренности и еще, более того, не может быть речи о том, чтобы один союзник не знал истинного положения вещей у другого, я начал мое изложение с того, что выразил уверенность, что во Франции, как и у нас, вероятно, военный министр никогда не бывает доволен министром финансов и часто даже считает его своим врагом за то, что он не достаточно широко идет навстречу требованиям военного ведомства.
Мое заявление внесло веселую нотку в нашу беседу, и не только генерал Жоффр, но и многие из его спутников обрадовались моим словам и поспешили заявить, что у них происходят постоянные споры с министром финансов и что они часто в своих беседах говорят с завистью о положении русского военного министра, который всегда может заставить министра финансов быть уступчивее перед требованиями своего военного коллеги.
Я подтвердил правильность их мысли, покинул на минуту гостиную, в которой мы все сидели, поднялся наверх в мой кабинет и принес всегда лежавшую у меня под рукою ведомость о состоянии кредитов военного ведомства и о неиспользованных остатках от ассигнованных сумм. Нужно было видеть, с каким напряженным вниманием следили французские офицеры за моим изложением, и когда я сообщил, что в данную минуту у военного министра имеется налицо свыше 200 000 000 рублей, то есть 500 миллионов франков неиспользованных кредитов, то удивлению французов не было предела.
Лично Жоффр совершенно спокойно реагировал на мои объяснения, но из его спутников многие, наперерыв, просили меня объяснить им причину такого непонятного для них явления, так как они нимало не скрывают того, что во Франции замечается обратное явление: расходы часто производятся вперед, ранее открытия кредитов палатами, и из-за этого происходит немало парламентских инцидентов и требуется немало усилий и ловкости (souplesse) для того, чтобы сглаживать их остроту.
Мне пришлось войти в очень детальные объяснения. Не вынося сора из избы, я сказал, что наши палаты относятся чрезвычайно сочувственно к нуждам обороны, никогда не отказывают военному министру в его требованиях и этим зачастую парализуют совершенно естественные стремления министра финансов к сокращению испрашиваемых кредитов, в особенности когда он видит, что и отпущенные ранее суммы на те же потребности не издержаны по их назначению. Этот последний результат происходит главным образом оттого, что у нас, в противоположность Франции, отпуск кредитов значительно опережает исполнительные действия, которые отличаются у нас большой медленностью, недостаточной разработанностью деталей, частыми изменениями распоряжений и вообще недостаточной подготовленностью всего исполнительного аппарата.
В заключение моих объяснений я просил генерала Жоффра не думать, что у нас все зависит в деле обороны от доброго расположения министра финансов. Я заверил его, что я более, нежели кто-либо, готов идти навстречу развитию армии и усовершенствованию защиты страны, и просил его, в заключение нашей беседы, ближе ознакомиться во время пребывания его у нас с действительным положением всего дела и просить военного министра не только показать ему план всякого рода заказов и заготовлений, но в особенности их выполнение на самом деле. В частности, я просил его обратить исключительное внимание на вопрос о заказе тяжелой артиллерии, в котором я видел особое расхождение между тем, что нам нужно, и тем, что мы имеем в действительности.
Помню хорошо, что я закончил нашу чрезмерно затянувшуюся беседу следующим обращением моим к генералу Жоффру:
«Я хорошо знаю нашу взаимную военную конвенцию, знаю, что вы приехали для проверки того, что у нас сделано, знаю, что вам будет показано немало интересных вещей из жизни отдельных воинских частей, но усердно прошу отдать все ваше внимание изучению нашей работы по действительному усилению обороны и не покидать нас ранее, нежели вы сами и ваши сотрудники не будете знать в точности, что нам нужно, что у нас есть не на бумаге, а на самом деле, и чего у нас недостает, а также и когда именно мы пополним все наши недостатки. Говоря с вами таким образом, я хочу честно служить нашему союзу, моему государю и моей родине».
Не знаю, произвели ли мои слова какое-либо впечатление на Жоффра. Он меня усиленно благодарил; французские офицеры все время обменивались между собою сочувственными взглядами, но во все пребывание в Петербурге этой миссии никто более со мною не обменялся ни одним словом, да и с генералом Жоффром я виделся потом всего один раз, за обедом у французского посла, и он не возвращался более к предмету нашей первой и единственной беседы.
Через неделю после описанного на всеподданнейшем моем докладе я передал о моей встрече с Жоффром государю и довел до его сведения, со всею подробностью, обо всем, что я сказал Жоффру. Государь ни разу меня не остановил и, когда я кончил, сказал мне совершению спокойно: «Военный министр передал мне уже обо всем», а на мое замечание, что, вероятно, и тут я в чем-либо поступил неправильно, по мнению генерала Сухомлинова, государь сказал:
«Разумеется, вы нажаловались французскому генералу на русского военного министра и искали поддержки ваших взглядов, забывая, что сор
