неожиданное обстоятельство, о котором, впрочем, он слышал уже и раньше, так как в революционной печати факт принадлежности Шорниковой к агентуре Департамента полиции был давно обнаружен, он находит, однако, что придавать появлению Шорниковой столь большого значения не следует, так как все сводится лишь к тому, как ликвидировать теперь нахождение Шорниковой под следствием, ибо очевидно, нельзя вести над нею следствия, как над соучастницею социал-демократической группы Государственной думы, потому что выяснится с первой же минуты, что она никакого преступления, вменяемого в вину этой группе, не совершила, не состоя на самом деле и в партии социал-демократов, и ее можно обвинять лишь в том, что она написала под диктовку активных деятелей партии наказ военной секции и помогла правительству получить его в руки.
По словам министра юстиции, все следственное дело с несомненностью доказывает, что Шорникова вовсе не сочинила наказа, а только переписала его под диктовку главарей, чего не отрицают и они сами в их литературе, но, конечно, нельзя быть твердо уверенным в том, что без нее мы напали бы на след наказа и он не был бы скрыт, как, несомненно, были скрыты многие документы, попавшие только позже в руки правительства.
По существу же дела Щегловитов выразился так: обвинение против социал-демократической фракции было построено прокурором Камышанским на 21-м пункте, из которых каждый был вполне достаточен для произнесения обвинительного приговора, и притом без всякой натяжки и без всякого ограничения свободы следствия и защиты на суде, — и среди этих пунктов наказ и его фабрикация стояли на одном из последних мест, и даже, если бы было доказано, что его никто из обвиненных не сочинил, не диктовал Шорниковой и она не доставила бы его следственной власти, то все дело не получило бы иного направления, нежели то, которое ему дано.
Таким образом, по мнению министра юстиции, не только не может возникать вопроса о пересмотре всего дела на основании одного факта появления Шорниковой, официально разыскиваемой, как укрывшейся в одно время, но правительству нет никакого основания смущаться ее появлением и следует спокойно обсудить наилучший способ ликвидировать вопрос о состоянии ее под следствием. Он нашел, что я поступил совершенно правильно, отказавшись от всякого участия в искусственном удалении ее, так как, согласившись на оказание ей помощи для отъезда в Америку, мы попали бы в руки шантажистов и вызвали бы только новые осложнения обвинением нас в том, что мы, опасаясь каких-то разоблачений, встали на путь соглашения с Шорниковой.
На другой день я пригласил к себе министра внутренних дел с генералом Джунковским и Белецким. Щегловитов привез с собою прокурора палаты Корсака, успевшего, по его словам, вновь пересмотреть наиболее существенные части всего следственного производства, а в пятницу, после моего всеподданнейшего доклада, на котором я только вскользь доложил дело государю, предварив, что на следующем докладе я представлю весь вопрос, во всей его подробности, находя, что все правительство, в лице Совета министров, должно высказаться об этом и принять на себя ответственность за то его направление, которое будет дано делу.
Предварительная беседа у меня всех поименованных лиц не внесла ничего нового. Они единогласно разделили мнение Щегловитова, который хотел предложить и способ ликвидации личного положения Шорниковой, но я просил его отложить обсуждение до собрания Совета, на которое я пригласил также и прокурора Судебной палаты.
Я помню хорошо это заседание у меня на даче, на Елагином острове. Был необычайно знойный день; нельзя было оставаться в комнате, и мы собрались на балконе, выходившем в сад.
Острова — вообще пусты в дневные часы, и решительно никто не проезжал мимо дачи. Я изложил ход дела, просил Маклакова дополнить его своими соображениями, от чего он уклонился и просил выслушать директора Департамента полиции, который сказал, что не имеет ничего добавить, и тогда слово было дано министру юстиции, который подробно развил точку зрения, уже изложенную мною выше. Никто из членов Совета не представил ни малейших возражений, и мы все единогласно пришли к тому заключению, что поднимать вопрос о пересмотре давно решенного дела о социал-демократической фракции Думы нет никакого основания, что судебное решение отнюдь не было основано на одном том действии, которое приписывается Шорниковой, но — на целом ряде неопровергнутых доказательств, что даже в самой революционной литературе эта точка зрения на личность Шорниковой остается до сих пор неопровергнутою, несмотря на то, что ее служба в Департаменте полиции считается неопровержимым фактом, и что все дело сводится теперь лишь к тому, как поступить с самой Шорниковой.
Слушая наши прения, министр народного просвещения Кассо иронически заметил: «Вот как было бы хорошо, если бы по всем делам в нашей среде царило такое согласие, как в этом щекотливом вопросе!»
Больше споров и разговоров вызвал именно вопрос о том, как быть с самой Шорниковой. Белецкий поднял снова вопрос об отправлении ее в Америку. Его поддерживал Маклаков, оговорившись, однако, что такое решение зависит главным образом от того, даст ли на это средства министр финансов, так как в Департаменте полиции нет на это средств, а деньги, прибавил он, нужны немалые, да и не только теперь, но, вероятно, и в будущем, «потому что нельзя же ее оставить умирать с голода». Мне пришлось выступить с самым решительным опровержением такой упрощенной точки зрения — решить все на чужой счет, с тем, чтобы Министерство финансов взяло на себя попечение об этом своеобразном пенсионере казны до ее кончины. Меня поддержали решительно все министры и в особенности Щегловитов и Кривошеин. Последний даже разгорячился и сказал, что недостойно правительства откупаться от агентов Департамента полиции из опасения, что они могут шантажировать его. «Становясь на такой путь, — прибавил он, — мы должны быть готовы на то, что постепенно придется удалять в Америку всех агентов политического розыска и содержать их там на счет казны. Министр финансов нас не любит пускать в свою сокровищницу — десятимиллионный фонд, и не мне, — закончил он, — защищать его в ревнивом охранении своих межевых знаков, но я понимаю, что ни один министр финансов не может согласиться на то, чтобы параллельно с внутренним штатом государственной полиции постепенно накапливался еще штат бывших агентов, проживающих на государственный счет за границею».
Маклаков замолчал, и это предложение провалилось. Тогда пришлось перейти к законному способу направления подобных дел. Прокурор палаты, а за
