успешного человека. «Да будь ты проклят, Артур!», в сердцах воскликнула она. «Это она только ему так сказала, что не хочет уезжать домой, там ждать его визитов, быть зависимой от его желаний» А… признавшись сама себе, она чувствовала, что это уже так! «Вот наказание!»
Но, она пошла к нему. Решив, что с её стороны будет слишком неучтиво не считаться с его чувствами, она, хоть попытается его заверить, что не ведет двойную жизнь.
Войцеховский по-прежнему, выглядел очень невозмутимо. Только холодность его отношения, она почувствовала сразу.
Он сидел не одетый для выхода, в рубашке на распашку, на пуфике и чистил наждачной бумагой какой-то металлический предмет, принадлежность которого она так и не смогла узнать. Она таких никогда не видела.
Видя его отстраненность, решила в глубь комнаты не проходить, и села на край тахты, возле двери. Ей была тяжела его холодность. Таким его она не знала и это её подавляло.
Он, к удивлению, сам первый начал разговор.
— Ани, я завтра уезжаю. Утром.
Ее кольнуло. Как бы все запутанно не представлялось и нелепо, ей меньше всего хотелось, чтобы он снова исчез. Слова, слова, которые она произносила. Она была искренняя в словах, но сердце хотело другого. Опять одна. Она остается совершенно одна в чужой стране! Ее обнял невыносимый холод! И злость на себя саму, за свою слабость.
Ее руки задрожали, и когда она сочла нужным начать свое оправдание, её голос дрожал.
— Я не пришла вчера… я не могла.
Он внимательно посмотрел на неё, и укора в его взгляде не было, …промолчал.
Она медленно продолжала:
— Ты должен знать. Тот человек, с которым я вчера встречалась. Мне так нужно. Нужно и все, а большего я сказать не могу.
Войцеховский отложил в сторону то, что пытался отполировать и с глубоким вздохом, подошел к ней. Быстро вытер руки носовым платком и присел перед ней на корточки. Она очень близко была от него, и как всегда, почувствовала слабость во всех своих членах. Невидимая сила животного происхождения заставляла бороться с разумом всегда. Его черные, большие глаза, смотрели серьезно и очень настороженно, в них сейчас не было ласки, но, она чувствовала постоянные ассоциации с отцовской любовью, даже тогда, когда отец был к ней строг.
— Спасибо что пришла. — вдруг тихо произнес он.
У неё в изумлении взметнулись брови. С непониманием она смотрела ему в глаза и четко видела, как они снисходительно смотрят, меняются в выражении, в них появилась нежность, теплота, они забегали по её лицу и остановились на губах, потом снова глаза встретились. У неё был порыв обвиться руками вокруг его шеи, но она услышала его слова снова — Ты молодая женщина. Мне не за что тебя упрекать. Ты вольна во всем, и я ничего не опасаюсь, я знаю, ты меня любишь. –
— Знаешь? — только переспросила она.
Он сам притянул её за руки к себе.
— Знаю.
— Почему ты так быстро уезжаешь? — вновь спросила она, обняв Войцеховского.
Дела требуют моего присутствия. В Будапеште не спокойно, да и твой хороший управляющий, этот — и он покрутил в воздухе рукой — этот итальянец — Бугатти, он хорошо справляется, вы мне серьезная конкуренция.
Анни отстранилась, и тихая радость разлилась у неё в сердце. Войцеховский стал быстро вытягивать у неё из волос заколки, и она не понимала зачем. За два года волосы снова отрасли после того, как в Германии она подстриглась и доставляли не мало хлопот с укладкой, тем более, как ей часто приходилось очень рано вставать и поздно ложиться. А он разбросал их по плечам и продолжал, так, мимоходом констатировать:
— Но это не так важно, как конкуренция немцев. Они быстро продвигаются в выпуске автомобилей и развили целые концерны по производству запасных частей к ним. У них хороший металл. Легкий и прочный — и меня это, к сожалению, не радует.
— Но, ведь у тебя очень много патентов, ты очень, очень талантливый, я всегда удивлялась, как у тебя все получается!
— Да? — шутливо поддакнул он, накручивая на палец её густые пряди. Ему очень нравились её белокурые волосы.
— Тебя не полюбить невозможно.
— Ну тогда люби меня как можно больше — проговорил он и она ощутила на своих губах его томный поцелуй.
Нужно было выбираться из этой гостиницы, из этой комнаты, от Войцеховского, иначе она рисковала и сегодня не прийти на работу и это было бы полным крахом. Ей второго прогула не простили бы, но рядом был Войцеховский, этот «Апполон» человечества или дьявол во плоти, и каждый изгиб его тела, каждая усмешка резко очерченных губ и еле заметные складки, как ямочки на щеках, жгучие, покоряющие глаза и ты пропадал пропадом в этом любовном угаре, забывая обо всем.
Но… Анни чуть ли не с криком, ибо, так сильно она себя ломала, оттолкнула его объятья и виновато улыбнулась.
— Пожалей ты меня. Я не могу снова прогулять работу. Ты уедешь, а я не буду знать, как уладить свои дела. Прости. Я приду вечером.
Он игриво сделал жест руками, разведя их в стороны. И она поспешила к двери. Воистину, это стоило колоссальных усилий, уйти от Войцеховского.
И, как и первый раз, она постоянно посматривала на часы. Работа не занимала её мысли, она делала все механически. И она быстро устала, ведь почти всю ночь она провела в борьбе с хаосом мыслей и переживаниях, после инцидента в ресторане. Все заметили, что с ней твориться что-то неладное, она была рассеяна и излишне задумчива. Как только смена закончилась, она поспешила выскользнуть из больницы и в сердцах молила только об одном, что её сегодня не встречал у ограды князь Павловский.
И быстрее, быстрее. В сладкие объятия её возлюбленного, она еще не представляла себе, как сможет отпустить его утром от себя. Когда эта мысль посещала её голову, в неё как вонзали нож, и нестерпимая боль пронзала сердце. «О, дева Мария!» Было бы лучше, чтобы он не приезжал вовсе. Разбередил, нарушил только начавшее заживать её сердце от того тяжелого разрыва, на который
