Павловского, в последнем свидании. И Ани рассказала, что ей было сделано предложение замужества.
— И ты, конечно же, отказала? — слегка удивившись, спросила подруга.
Ани внимательно посмотрела на неё, пытаясь понять, с каким смыслом был задан вопрос. Ей было удивительно вообще это слышать, ведь, не предполагала ли Светлана, что ради задуманного, и только ради этого возможно выйти замуж.
— А стоило? — вопросом на вопрос решила ответить она.
Светлана оторвалась окончательно от книги и также внимательно ответила взглядом.
— Аннушка, это очень деликатно. Это только твое дело. Но……разве князь Павловский нисколечко тебе не привлекателен?
Ани тогда бросила шить и витиевато продолжать разговор не хотела. Она задала прямой вопрос.
— Как обстоят дела у Вас с Григорием? Все по-прежнему очень плохо?
— Аннушка, был на днях арестован еще один наш рекламатор. Он составлял воззвания к рабочим и солдатам. Мы, не знаем, это совпадение, или целенаправленный арест.
Ани тяжело вздохнула. И Светлане тут же стало неловко. Она чувствовала, что её подруга мечется и переживает. Она очень боялась за Григория. Он последнее время очень часто задерживался, объезжал семьи рабочих, оставлял у доверенных рабочих листовки. Искали новое место для подпольной типографии. Все очень боялись. Это сразу грозило, если не арестом, то потерей работы моментально. Все рисковали, и Светлана стала тихо обо всем этом рассказывать.
Глаша поняла, что шитья дальше не будет и ушла в кухню готовить ужин. Ее глубокий вздох, также задел Ани.
Как на духу, она решила высказать вслух, все свои переживания. — Я буду стараться сделать все, что смогу, Светлана. Я не хочу жаловаться, но это очень непросто. Мне было бы легче, если бы князь Павловский проявил бы себя с какой-нибудь плохой стороны, мне морально было бы легче. А я вижу, он очень глубокий, умный, интеллигентный, у него искренние намерения.
Светлана подсела к ней на тахту и обняла за плечи. Ани уже хорошо знала этот жест, она так делала всегда, когда проявляла сочувствие. И при том при всем, подруга была неумолима в своих намерениях.
— Трудно. Я представляю, что ты испытываешь… Ани, я тогда тебе сказала, когда обращалась с этой просьбой. Если ты откажешься и передумаешь, ни у кого нет права обижаться. Да, у нас нет и права, просить тебя об этом. И может тебе чуточку легче будет при осознании мысли о том, что по-настоящему добрый, интеллигентный человек для такой должности не сгодился бы, ты очень заблуждаешься по его поводу!
Ани сейчас чувствовала легкий гнев. Слова, слова, сказать не сделать. Но…такова жизнь. Есть собственное «Я», а есть друзья и дорогие люди. Когда-то в трудные моменты её жизни ей помогал Игн, рискуя собой, а когда-то помогала она ему. Вся жизнь проходит в череде постоянных выборов. И пусть у неё все чаще появлялись мысли уехать в Палестину, а значит расстаться со всеми и посвятить свою жизнь чисто медицинской науке, она будет всегда чувствовать вину, что не помогла и этот шлейф будет тянуться за ней всю её последующую жизнь. А …вина перед князем Павловским будет меньшей, но, так же будет.
Она резко поднялась, к удивлению Светланы, твердо освободившись от её объятий и перед тем, как уйти в комнату, произнесла:
— Мне нужно хорошенько подумать, что я могу сделать. Но, делать буду все возможное, ты не должна волноваться.
Светлана только бросила ей в след:
— Аннушка, а ужин?
В этот вечер, она решила, для себя только одно, хватит колебаться. Надо решить проблему и успокоиться. И ей и всем станет легче.
Сознательно выждав пару дней, чтобы не терять свое достоинство, она сама направилась вечером к дому князя Павловского. И то, что она собиралась ему говорить, её саму обескураживало. Она измучилась, находясь в одной квартире с подругой, всегда чувствуя её немой вопрос и томительное ожидание результата. Она брала на себя её переживания и испытывала вину за свою мягкотелость в этом вопросе. Она вспоминала спокойные, серые глаза князя Павловского и пыталась представить, какое они примут выражение, когда ему кто-то сделает больно. Она именно думала, что все это больно человеку, хотя список агентов предстояло только подменить, он и не знал бы об этом. Но …не будь у неё этих планов, она и не стала бы проводить с ним время, она отклонила бы его ухаживания сразу, так как не желала в данный период своей жизни романтических отношений. Про замужество, она даже не думала! И потом, Светлана права, при такой должности, да еще в северной столице государства российского порядочного человека трудно представить! Имея доступ ко всем торговым точкам Санкт-Петербурга и власть над ними и не только над ними, а над всеми конторами этого города и не запачкаться, не возможно!
Дом обер-полицмейстера находился в пригороде Санкт-Петербурга. Узкое, двухэтажное здание, серо-голубого цвета, с очень высоким крыльцом. Анни приехала в кэбе. Ее наряд был продуман в чисто английском стиле. Прямое, атласное платье, совершенно открывающее тонкие изящные руки, закрытые высокими черными перчатками, выше локтя и глубокая бархатная шляпа, с большой серебряной брошью сбоку. Ее тонкий стан, совсем казался хрупким в черном цвете, стройнящем любую фигуру, и подчеркивающим её белокурые волосы.
В этом доме все было просто. Лакей дверь не открывал и слуг, которые сразу суетились возле гостей в любом приличном доме не было. Анни чувствовала смущение, она приехала без предупреждения и это уже само по себе нарушало все каноны светского этикета. Чуть с задержкой, двери открыл сам князь Павловский и столкнувшись с ним лицом к лицу, ей в какой-то момент захотелось провалиться сквозь землю. Он был одет по-домашнему, в накинутом коротком мужском капоте на белую рубаху и в таком виде более располагал к себе, чем в мундире военного. Своего удивления он даже не попытался скрыть и заметно разволновался, пытаясь предугадать внезапное появление у себя у дверей молодой женщины. Его гибкий и изворотливый ум не находил объяснения неожиданному визиту.
— Вы совершенно не предсказуемы — уже спустя какое-то время сказал он ей после того, как они оба привыкли к случившемуся факту, и она освоилась в его строгом мужском стиле, присутствовавшем в доме.
Позвонив в колокольчик и вызвав повара, ему тотчас было
