она решилась. А сейчас, вот, она спешит, сломя голову к нему, к чужому, женатому человеку, не в силах бороться со своими чувствами. «Но, возвращаться ей в Будапешт не надо, не надо, а надо снова уехать куда подальше от него, и пусть снова ищет, если хочет, но она не будет его трепещущей, вечно ожидающей, любовницей!» Он уедет, и она подумает, куда ей затеряться после того, как она постарается помочь Светлане и Григорию. И пусть опять придется пережить эту кошмарную суету с отъездом, чувство глубокого одиночества и тошнотворной тоски, разрыва с дорогими людьми, но Войцеховский — это её проклятье, она попадает в добровольное рабство рядом с ним, теряя свое личное «Я», нарушая перед Богом все каноны добродетели и чистоты, зная, что её связь преступна перед всевышними силами и перед людьми и перед той несчастной женщиной, являющейся его женой. А ведь она так хочет стать доктором высшего мастерства, она так хочет помогать женщинам при родах испытывать как можно меньше боли и страданий. Не отправиться ли ей, действительно в Палестину, к евреям и уж она постарается найти лазейки для того, чтобы пристроиться ученицей к хорошему доктору и учиться, учиться, кропотливо и настойчиво! Не лучше ли это того, чтобы превратиться в слабую, зависимую от настроения и желаний любовницу, пусть даже и самого сильного, мужественного и красивого мужчины на свете!?
Она много думала. Голова переполнялась противоречивыми мыслями, утомляющими и истощающими её энергию, но ноги несли её в гостиницу, к Войцеховскому.
ГЛАВА 92
Проводив утром на вокзале Артура Войцеховского, разбитая и измотанная своими мятежными сомнениями в правильности всего того, что она делает, сильнейшей борьбой, противясь желанию бросить все и поддавшись воле чувств, уехать вместе с ним на родину, она вернулась в квартиру Светланы и устало опустившись на тахту, под дружеской заботой своей подруги. Так уже и не находила сил, подняться и отправившись в свою комнату, лечь спать. Она этого хотела, но четко понимала, что заснуть не может, а участие подруги, её забота и доброе слово, так были необходимы, для восстановления равновесия в душе, полностью разбалансированное за последние дни.
Глаши не было, она где-то пропадала, и Светлана сама взялась накрывать на стол обед, пришел долгожданный выходной.
Она, то и дело, расспрашивала Анни о последних событиях, они не виделись со вчерашнего утра и конечно же, больше всего её волновало то, что происходит в попытках выкрасть список агентов у князя Павловского.
Анни, так погрузившись в водоворот событий, а вернее, любовные утехи с князем Войцеховским, даже не обратила внимание на такие очевидные вещи, как отсутствие собраний в их квартире за последнюю неделю.
Об этом она сейчас и спросила. Светлана, снуя от кухни до гостиной, оживленно ей рассказывала о том, что они предпринимают для своей безопасности, но Ани стала незаметно проваливаться в зыбкую дремоту и из неё, как толчок, вырвал дверной звонок.
Принесли записку, и она оказалась от князя Павловского. Светлана настояла её прямо сейчас прочесть и узнали, что он просит встречу сегодня вечером или завтра, очень настоятельно.
— Очень настоятельно — пробормотала Анни и опустила голову на подушку. — Передайте ему, что лучше завтра. Если может ждать до завтра, то все это не так важно!
Светлана скривилась. — Аня, пожалуйста. Милая, ты же знаешь, как время дорого — принялась умолять она.
Ани почти отошла от наползающего сна и заставила себя сесть прямо. Но лицо её выражало неудовольствие.
— Светлана. Ну нельзя торопиться в этом деле. Если все мои манипуляции связаны с обольщением, то …выпархивать из дома по первому требованию мужчины я не должна. Пусть потомиться.
— Да, да — все это так! Но не сейчас время для приличий.
Ани закрыла руками лицо и в порыве глубокого нежелания вообще идти на эту авантюру, все-таки вынуждена была согласиться.
— Хорошо. Может все и к лучшему. Я должна отдохнуть, до вечера. Обедать не буду — и заставила себя подняться и пройти в свою комнату.
Светлана только хотела её спросить, почему она никак не покажет им такого прославленного Войцеховского, чтобы убедиться, что он, действительно красив, как дьявол, но видя опущенные плечи подруги и то, как устало она побрела к себе в комнату, решила ни о чем не спрашивать больше.
Отдохнув несколько часов. Ани засобиралась на свидание с князем Павловским.
Они прогуливались по летнему саду, он не торопливо рассказывал ей, о русском поэте Пушкине, о его такой популярной поэме «Евгений Онегин» и даже цитировал строки из неё и ничем не проявлял своих настоятельных намерений, о коих говорил в своей записке.
Горожане любили этот парк, особенно, когда в столице выдавалась хорошая погода. Народу здесь собиралось много. И Ани была здесь впервые. Она напрягалась в данный момент, чтобы проявлять искреннее внимание, к тому, что говорил ей её собеседник, но давалось это с трудом. Ведь Войцеховский только утром уехал и её сердце тихо ныло, беззвучной болью о нем.
И наконец, князь Павловский, решил приступить к задуманному им действию, ради которого он настоятельно и просил её о свидании.
В некоей прострации и заторможенности, от совсем малого количества сна, за последние сутки, она даже не сумела сориентироваться своевременно и когда он, резко развернувшись, вдруг оказался прямо перед ней, она просто даже чуть не упала ему на грудь. Перед ней возникла зеленая бархатная коробочка, и он поднял её повыше, чтобы она её приняла. Ей было даже не заметно, от легкой отрешенности, в которой она прибывала, что он слегка волнуется и одет по парадному.
Склонившись над коробочкой, сверху она услышала его нарочито спокойный голос и встрепенулась от неожиданности. Все было настолько быстро, что все напоминало не счастьем для одинокой женщины, а глубокой встряской. — У вас нет здесь родственников, иначе я обратился бы к вам в их присутствии — говорил он — Ну, вот, значит, придется делать вам предложение «тет на тет» — и он даже выдохнул с облегчением, после всего, что произнес.
Ани, действительно, все воспринимала в заторможенном состоянии, и… не сразу, сообразила, что ей говориться. И поэтому своим вопросом:
