и туман рассеивался медленно, когда чьи-то руки усаживали её в глубокое кресло, стоявшее в углу комнаты, на всякий случай. Оказывается, она потеряла от нервного перенапряжения сознание. Ей дали воды и каждый глоток, тоненькой струйкой проникал вовнутрь, приятный и вкусный и пить хотелось бесконечно. Спустя минуту, она увидела склоненное перед ней лицо подполковника, внимательно разглядывающего её лицо. «Что же он хочет прочитать на нем? Когда человек готов будет раскрыться, проявить свою слабость?» — подумала про себя Ани и из-под лобья посмотрела ему в глаза. У него снова не хватило жесткости грубо с ней разговаривать, и он отошел к столу, сам сел на табурет, с которого упала женщина. — Я вам удивляюсь. — тихо проговорил он и закурил папиросу — Куда вы полезли, зачем вам это надо? Чужая страна, чужие люди. Вы дама обеспеченная, сногсшибательно красивая, и грязь. Зачем вам вся эта грязь? — и с этим вопросом он развернулся всем своим корпусом к ней, как бы, пытаясь её просто по увещевать, не более. А на самом деле он в данный момент говорил то, что думал. Ему её поведение было не понятно. Он пожал плечами, но это было настолько искренне— Ума не приложу, да …для вас мы все чужие, страна чужая, идеи чужие, менталитет чужой — какая глупость — и вы влезли! Не пойму!
Анни хотела домой так, что даже съеживалась от тягучей тоски внутри. Слезы проступили на глазах и потекли по бледным щекам. От внутреннего страха и холода, её еще мутило и даже зубы постукивали в нервной дрожи, но …она не верила словам подполковника. Если она расскажет все, то ни ей, ни её подруге с Григорием больше не видать свободы. Как она может назвать их, после всего добра, что она от них видела после того, как она определила для себя, что все, что они делаю имеет смысл и несет выход из тупика для людей, для тех, кто много работает, болеет, живет в убогости. Признавшись, она подпишет свое преступление и причастность к поборникам власти и тогда у неё точно не будет шанса выйти от сюда. Но …и о том, что с ней здесь могут сделать что угодно и никто об этом не узнает, она тоже понимала. Тупик. Перед внутренним взором возникла сплошная голубая, бетонная стена и к вискам опять прилила кровь, в голове зашумело, как на вокзале от надвигающегося поезда. Она машинально подняла руки к голове и запястьями стала растирать виски. В них стучал сильный пульс, словно, желая разорвать телесную оболочку.
— Мадам — как в тумане, из далека, снова услышала она голос подполковника. — Вы уже себя плохо чувствуете. А что будет завтра, а после завтра? Или вы думаете, вам здесь создадут комфортные условия пребывания. У нас только одна цель — узнать фамилии, взять у вас письменные показания и отправить вас на Родину. И для этого мы будем создавать самые дискомфортные условия. Вы, только вы — сами себе враг здесь. И время работает на вас. — Он взял со стола желтый лист бумаги и потряс им перед ней издалека — вы все напишите, мы проверим и больше от вас ничего не требуется.
Она все молчала и он, разочарованно покачав головой, опустил руку с листом бумаги.
— Молчание — это то, что вас погубит, молодую, красивую — вам же на роду начертано — блестящая жизнь! Вот, только возьмите ручку и больше никогда не лезьте в политику, а в революцию — боже вас упаси!
Ани выдохнула.
— Я ничего не знаю, я иностранка. Я врач и только это меня интересует, поверьте. Мне нет дела до революции. Что это такое, я только здесь о ней услышала! Вы мне объясните, что это такое… — и тут же слабо махнула рукой — Хотя, зачем мне это, я врач и хочу остаться врачом.
— Все правильно мадам — соскользнул он с табурета и присел перед ней на корточки. — Правильно говорите. Но список выкрали вы, это не подлежит доказательству. Вас чуть не поймали с поличным. Поймите, список помечен, специально. И в кармане Николай Николаевич носил его специально и информация об этом вышла из стен полиции — специально. Как дурачков вас позвали на приманку. Вас использовали ваши друзья, а я верю, вам это не к чему. Вы же не они — перед вами не только все двери открываются сами собой, вы же как прекрасный цветок, можете жить, как хотите, и с кем хотите. Я не пойму, ну не пойму, как вас угораздило ввязаться во все это!? — он погладил её руки, взял в свои и вкрадчиво произнес. — Но раз так все получилось, давайте мы все это исправим. Вы напишите нам все, что нам нужно, главное, кто вас попросил это сделать, где найти этого человека, и все. Дальше вы уедете и возобновите свои профессиональные планы. Вы думаете, я вас обманываю? — Он встал и стал ходить перед ней взад и вперед. — Вы образованный человек, талантливый. За год вы блестяще научились говорить на нашем языке. Рассудите логически, мне не зачем вам лгать. Мне нужно сделать хорошо свою работу и все. У меня нет цели погубить вас. Зачем мне это? Зачем мне брать на свою совесть вашу искалеченную судьбу? А… Ани фон Махель, садитесь к столу, я выйду, а вы все напишите… — и он аккуратно и даже учтиво взял её под локоть и помог встать. Она села к столу на табурет. Он подвинул к ней стопку бумаги и чернильницу. — не буду стоять над душой. Пишите. Не опускайте мелочей. Все важно. И поверьте, вы к ночи переночуете в гостинице, под мою ответственность и я пошлю подчиненного купить вам билеты домой.
И он сделал, как намеривался. Он вышел.
Как только он ушел, Ани захлебнулась слезами. Но внутри только прочнел стальной стержень. Она одна, она так хочет жить и жить со смыслом, для чего-то и с целью. А живет только в пустоте. Она ничего не будет писать про Светлану и Григория. Она уедет домой, но там жить не сможет. Предательство изъест изнутри сердце, мозг. Зачем такая жизнь? Она почему-то вспомнила когда-то мимолетно брошенные слова Войцеховского «Если просишь о дожде, приготовься ходить по лужам!» Так неужели за все это время она так и не повзрослела, не возмужала, не окрепла и
