проснулся».
В большое окно гостиной были видны мачты и паруса кораблей, что стояли на рейде. Тони
подумала: «А если британцы все же атакуют деревню? У нас верфь…, Ерунда, все говорят, что
сражение восточнее будет. По слухам, они туда силы стягивают».
Элайджа обнял ее сзади, и шепнул на ухо: «Я маму видел. Она сказала, что до обеда со скотом
будет разбираться. Так что…- Тони почувствовала прикосновение его большой руки и хихикнула:
«Смотри, капитан Кроу, она, - девушка указала на высокую грудь, - еще год такой останется, а
потом…- Элайджа повернул ее к себе и поцеловал: «Мне все равно. Ты для меня всегда красавица,
а сейчас, - он закрыл глаза и сомкнул руки у нее на животе, - сейчас тем более». Ребенок
заворочался и он улыбнулся: «Констанца проснулась. Или Марк».
-Пошли, - приподнявшись на цыпочки, велела Антония. «Я соскучилась». В их спальне были
задернуты шторы. Элайджа, опуская засов, прижал жену к себе: «Последнее сражение. Мы пустим
ко дну их флот, дорога в Канаду будет открыта, и они отведут силы из Детройта. Победа нам
обеспечена».
Они с отцом даже не задумывались, идти воевать, или нет. Рав Гершом прислал им письмо.
Капитан Кроу, развернув его, попросил: «Послушай, Элайджа».
-Правительство нашей страны объявило войну, - читал отец, - и нашим гражданским долгом
является защита чести, достоинства и независимости Америки, для того, чтобы наша страна была
равной среди других стран.
Они помолчали. Капитан Кроу, встав, сняв со стены шпагу, повертел ее в руках. «Тридцать лет, -
хмыкнул он. «Я ее последний раз носил, когда мы с Меиром покойным сюда явились, в лагерь
Кинтейла. Здесь и не жил никто, и флота не было. Мы сюда первыми суда привели». Капитан
погладил золоченых наяд и кентавров: «Ей больше двух сотен лет. Я думаю, она еще столько же
прослужит».
Элайджа набил трубку и долго глядел на нежный, золотой закат в окне: «Но ведь это последняя
война, папа?».
Отец забрал у него трубку. Вернувшись в кресло, затянувшись, он долго молчал.
-Посмотрим, - наконец, ответил капитан Кроу. «Твой тесть покойный, сам знаешь, был из тех, кого
твоя теща покойная, - он, невольно, улыбнулся, - ястребами называла. Они считают, что
невозможно идти на запад, на юг, - Стивен повел рукой в сторону окна, - без человеческих жертв».
Он поднял газету: «Его последнее выступление в Палате».
-Наше государство возникло в огне войны, - начал читать капитан. «Если надо будет залить кровью
дорогу отсюда до Тихого океана, отсюда до Мексиканского залива, до арктических льдов, я
первым ступлю на этот путь. Наша страна поднимется, как феникс, из пепла сражений и криков
умирающих, для того, чтобы обрести свое законное место среди других государств - властное и
сильное место, господа».
Отец отчего-то вздохнул: «Оратор он был непревзойденный, конечно, что скрывать».
-Это все слова, - неожиданно зло сказал Элайджа. «В Вашингтоне, предпочитают управлять
войной, а не воевать. Натан уже полковник, скажи на милость. За какие заслуги, у него и оружия
нет, и на фронте он ни разу не был. Прокурор, - презрительно заметил Элайджа, - невелика работа
- выносить смертные приговоры дезертирам. Кровь проливают другие люди, папа».
Капитан Кроу потрогал кофейник и заметил: «Остыл уже. Сейчас новый заварю. Что ты говоришь, -
он взял поднос, - я это все знаю, милый мой. Так всегда было. Мы воюем, а правительство решает,
что дальше делать. Может, - он рассмеялся, - еще перемирие заключат. Снимем пушки со всех
кораблей, что построили за это время, и будем дальше бревна возить».
-Последнее сражение, - повторил Элайджа. Он стал расстегивать маленькие пуговицы на ее
платье, под ним Тони была вся теплая, сладкая, уютная. Она скользнула в его руки. Опустившись с
ней на постель, Элайджа уже больше ни о чем не думал.
Капитан Кроу открыл калитку. Мирьям стояла посреди двора. Увидев его, жена грустно сказала:
«Так непривычно, скот весь увели, пусто вокруг…- она вздохнула и обвела рукой стойла. Стивен
нагнулся. Поцеловав лазоревые, окруженные морщинами глаза, он уверил Мирьям: «Приведем.
Отгоним британцев на север, и приведем».
Жена была в замшевой, индейской юбке, в расшитой блузе. Он уткнулся лицом в ее седоватые,
каштановые, с рыжими прядями, волосы. Стивен вдруг, смешливо, спросил: «Помнишь, мы с
Меиром овцу стригли, и ты нам лимонада принесла?»
Мирьям улыбнулась. «Ты его пил, и капли воды по шее текли, туда, - она провела рукой по вороту
его льняной рубашки. «Я тогда хотела подойти и поцеловать каждую. А ты мне отдал кувшин и
покраснел».
-Это потому, что я тоже хотел тебя поцеловать прямо там, в загоне, - Стивен взял ее лицо в руки.
Полюбовавшись, он добавил: «Не только поцеловать. Хорошо, что ты тогда за клюквой пошла».
-Меня миссис Франклин отправила, - Мирьям поднялась на цыпочки и прижалась к его губам:
«Дети наверх пошли, до обеда отдохнуть».
-И мы пойдем, - Стивен провел рукой по ее все еще тонкой талии. «Я письма привез, из Буффало.
Даже от Деборы есть. Эстер устроила так, что их теперь с дипломатической почтой передают».
-Как? - ахнула Мирьям. Муж расхохотался: «Ты же знаешь Эстер. У нее весь Вашингтон под рукой,
лучшая подруга Долли Мэдисон. Она приходит в трауре, и говорит: «Мой первый муж отдал жизнь
за Америку. Мой сын погиб ради процветания нашей страны, мой лучший друг покойный вице-
президент Вулф»..., Ей отказать невозможно. Натан еще до генерального прокурора доберется.
Ему едва за тридцать, а он уже полковник».
-До заместителя, - поправила его Мирьям, - как Меир. Все же есть этот потолок, о котором он
говорил.
-Есть, - признал Стивен, - но рано или поздно, это все закончится, поверь мне. Дай мне кофе, что
ли, - он все обнимал жену, - раз обед еще не скоро.
-Милая мамочка, дорогой папа, - читали они, сидя на кухне. «Дядя Иосиф и Давид вернулись из
России, пробыли здесь зиму, - они оба были ранены, - и опять ушли воевать, в Германию. Хоть бы
скорее все это закончилось. Мы с тетей Джо только и ждем того, что императору надоест
сражаться, он вернется во Францию, и все успокоится. Шмуэль растет, и радует нас. Если не
считать войны, у нас все хорошо».
-Если не считать войны, - вздохнула Мирьям. Она положила руку на письмо: «В Вашингтоне, как
Эстер пишет, пока действительно спокойно. Первый внук у нее, - Мирьям вчиталась в ровные
строки, - дождалась, наконец-то. «Хаим уже переворачивается, улыбается, хорошо сидит, -
Мирьям рассмеялась. «Она, наверное, надышаться на малыша не может».
-Дорогие мама и папа, - читал Стивен, - у нас все в порядке. Тедди отправил меня и мальчиков на
Голубое озеро, пока Бостон был в блокаде, а сам пошел в милицию, в нее все сейчас идут.
Нападения с суши нам ждать не стоит, они просто патрулируют залив, и все. К осени мы вернемся
домой, мальчикам надо в школу, да и все говорят, что у нас уже будет не опасно. Дом почти не
пострадал, но ремонт все равно делать надо. Ваша любящая дочь Мораг».
-Еще нас хотела в Бостон забрать, - кисло сказала Мирьям. «Говорят, британцы неделю, без
перерыва, город обстреливали».
Она повернулась, услышав шаги на лестнице. Стивен шепнул ей: «Дети встали. Пораньше сегодня
спать пойдем, нам завтра уже с якоря сниматься».
После обеда, проводив капитана Перри, посмотрев вслед Элайдже и Антонии, - они отправились
гулять, - Мирьям постояла у калитки. Она ощутила сзади запах хорошего табака. Стивен взял ее за
руку. Мирьям, глядя на белые паруса военных кораблей в гавани, на прозрачную, полную луну, что
всходила над озером, почему-то вздрогнула и приникла к мужу. Сверху, откуда-то из сосен, ухала
сова, шуршали легкие волны. Мирьям шепнула: «Тихо-то как».
-Так и будет, - уверенно ответил ей муж. Они, обнявшись, вернулись в дом.
Палуба фрегата «Лоуренс» была разнесена в щепки британскими ядрами. Перри, обернулся к
Элайдже, - тот сам встал к пушкам. Из семидесяти человек экипажа на корабле осталась в живых
вряд ли четверть, и многие из них были ранены.
-Надо уходить, - вздохнул Перри. Его левая рука была наскоро перевязана, на тряпках уже
расплывалось пятно крови. «Уходить на «Ниагару», Элайджа».
Капитан Кроу посмотрел на второй американский флагман. Вытерев грязное, в пятнах пороха
лицо, он ответил сквозь зубы: «Оливер, здесь миля до нее. Нас потопят сразу же, как мы шлюпку
на воду спустим».
Ядро хлестнуло по борту корабля. Элайджа выругался: «Только бы с папой все было хорошо. Он на
боте, я ему сказал - не высовываться, подбирать раненых, и все. Не надо ему лезть сюда, на
