седьмом десятке. У нас всего две пушки осталось, не разбитых, вот это плохо». Он вытер пот со
лба и поморщился - еще в начале боя его ранило по касательной, осколком. Сейчас, почувствовал
Элайджа, внизу, под грязной, пропотевшей рубашкой опять текла кровь.
Пушка выстрелила. Фок-мачта «Королевы Шарлотты», зашатавшись, надломилась.
-Получите, - пробормотал Элайджа, увидев, как британский флаг падает вниз. Перри, стоявший у
второй пушки, тоже выстрелил. Ядро пробило нос «Королевы Шарлотты».
-Пора, - жестко сказал Перри. «Детройт» далеко стоит, они нас не достанут, а эта, - он указал на
британский фрегат, - уже не опасна. Спускай шлюпку, Элайджа. Доберемся до «Ниагары» и
продолжим, - Оливер нехорошо усмехнулся. «Если бы еще ветер поднялся…»
С утра озеро было тихим. Перри, когда они огибали мыс, что закрывал деревню с востока,
потрепал Элайджу по плечу: «Не волнуйся, твой отец сам туда, - он указал на озерный простор, -
ходил, ночью. Все британские корабли на востоке собрались. Им просто некого к вам в залив
посылать».
-Ветер, да, - пробормотал Элайджа, отходя от пушки. «Нет никакого ветра, все еще. Придется нам
на веслах идти, Оливер. Мы здесь как на ладони, - он посмотрел на палубу «Королевы Шарлотты».
Британский флагман горел.
-А вот если начнется ветер, - он обернулся к Перри, - «Детройт» в мгновение ока рядом окажется,
и разнесет нас в клочья.
-Если мы здесь останемся, - зло сказал Перри, - нас тем более разнесет. Выполняй приказание, я
пойду, - он помолчал, - флаги сниму.
У трапа Перри остановился, держа в руках свой темно-синий штандарт и американское знамя.
Встав на колени, он поцеловал грязную, в пробоинах палубу. «Прости, девочка, - тихо сказал
капитан, - но я вернусь, обещаю. И приму капитуляцию британцев».
Когда они спускались по трапу в шлюпку, Элайджа подумал: «С «Королевы Шарлотты» нас не
видно. Пока. Когда мы «Лоуренс» покинем, будем как на ладони».
В шлюпке сидело десять человек. Перри, оглядев матросов, спросил: «Где раненые?»
-Здесь раненые, - хмуро отозвался один из них, приложив руку к забинтованной голове.
-Больше, - матрос вскинул усталые, покрасневшие от порохового дыма глаза, - больше не осталось
никого, капитан Перри, капитан Кроу.
-И нас не останется, как только мы канаты перерубим, - донеслось до них с кормы. «Мы словно
мишень в тире, только и знай, что стреляй».
Элайджа жестко оборвал матроса: «Если надо будет, мы до «Ниагары» вплавь доберемся. Капитан
Перри, - он помолчал, - поднимать флаги?»
-Поднимайте, капитан Кроу, - кивнул Перри, положив руку на шпагу. Два штандарта поползли
вверх по мачте, и кто-то сказал: «Ветер! Восточный!»
Элайджа взглянул на знамена, бьющиеся в небе, - оно было затянуто пороховым дымом, - и
закрепил парус: «Может быть, Эллиот, на «Ниагаре» додумается подойти ближе. Все меньше
проболтаемся под британскими пушками».
Шлюпка обогнула нос «Лоуренса». Над их головами сразу же просвистело ядро.
Мирьям высунулась в разбитое окно и посмотрела на залив. Три британских фрегата обстреливали
деревню, с верфи уже доносился запах гари, над черепичными крышами поднимался столб дыма.
«Тони, поторопись, - крикнула женщина, - нам надо уходить».
Она легко взбежала наверх и застыла. Невестка стояла, уцепившись за косяк двери, тяжело дыша,
держась за живот.
-Началось, - испуганно сказала Тони. «Тетя Мирьям, но ведь еще неделя…».
-Это не страшно, - уверенно сказала женщина, и забрала у Тони вышитую индейскую суму.
«Неделя ничего не решает. Пошли, пошли, - она подтолкнула Тони, - надо до леса добраться, и
быстрее. Частые схватки?»
-Пока нет, - темные глаза Тони расширились и она прошептала: «Тетя Мирьям, я боюсь…, Как там
Элайджа, как дядя Стивен…, Откуда вообще эти британцы появились? - девушка вздрогнула,
услышав свист ядра.
Мирьям, осторожно поддерживая невестку, спустилась по лестнице. Она ворчливо ответила:
«Откуда бы ни появились, пока они верфь с лица земли не снесут, они никуда не уйдут. Нам уйти
надо. Элайджа и Стивен занимаются своим делом, а мы, - Мирьям прислушалась и подумала:
«Вроде прекратили стрелять», - мы будем заниматься своим, Тони. Рожать, то есть, - она невольно
улыбнулась и обняла девушку.
Они опять услышали воющий звук, крыша передней рухнула. Мирьям, ощутив удар, прижав к себе
Тони, закрыв ее своим телом, еще успела подумать: «Господи, убереги ее, ведь можешь ты».
Женщина почувствовала горячую кровь у себя на руках. Не выпуская невестку, Мирьям потрясла
ее: «Тони! Тони!»
Вокруг валялись расщепленные бревна, крыша была проломлена. Мирьям, пробравшись на
кухню, уложив Тони на спину, прошептала: «Нет!». Белая, нежная шея была залита потоком крови.
Осколок шрапнели пробил сонную артерию. Мирьям взглянула на синие губы. Наклонившись,
приподняв Тони, она увидела, как тускнеют глаза девушки. Тони вытянулась, изящная голова чуть
дрогнула, а потом вокруг настала тишина. Сзади, в передней, трещали горящие бревна.
Мирьям потрогала тонкое запястье. Сглотнув, - пульса не было, - она потянулась за сумкой.
«Ничего нет, - горько подумала Мирьям, - даже горячей воды, и той нет». Женщина расстелила на
полу холст и твердой рукой взяла нож.
Вокруг пахло гарью, передняя уже занялась огнем. Она, завернув в холст отчаянно кричащую
девочку, - младенец был изящный, небольшой, с каштановыми, отцовскими волосами, -
выбралась во двор через разбитое окно. Мирьям устроила внучку на земле, и, торопливо сказала:
«Сейчас. Сейчас, милая».
Мирьям вытащила из горящей кухни тело невестки. Накрыв его холстом, женщина расстегнула
платье. Девочка обиженно плакала, но, найдя грудь, замолкла. Мирьям сидела, прижимая ее к
себе, раскачиваясь, смотря на то, как горит ее дом. Потом, поднявшись, подойдя к калитке, она
отшатнулась. Деревня пылала, над озером висел сизый, тяжелый дым. Она шепнула девочке:
«Нельзя нам тут быть». Мирьям устроила ее в шали: «Надо к индейцам. У них есть кормящие
женщины, я помню. Или разыщу кого- то из деревни, может, успели они до леса добраться.
Девочку помыть надо. Но это потом, все потом. Сначала надо уйти отсюда».
Она подняла на руки тело Тони. Пошатываясь, Мирьям пошла по тропинке, что вела в лес.
Шлюпка маневрировала, уклоняясь от ядер, на корме уже стонал раненый осколком матрос.
Элайджа, приподнявшись, увидел бот, что шел от строя американских кораблей - навстречу им,
защищая их от огня британцев. «Нет! - подумал капитан Кроу. «Нет, нет, нельзя! Господи, как его
остановить?»
Он обернулся. Разбитый, неуправляемый «Лоуренс» ветром отгоняло вдаль, штандарты
беспрерывно стреляющей «Ниагары» виднелись в полумиле от шлюпки. «Королева Шарлотта» все
еще горела. «Детройт» - на его палубе тоже виднелись языки огня,- полным ходом шел навстречу
ей. Вода, казалось, кипела. Ядра, шрапнель и пули свистели над озером.
-Оливер, - тихо сказал Элайджа капитану Перри, - добавьте весел. Ветер хороший, вы быстро
доберетесь до «Ниагары». Я должен…, - он не закончил и показал в сторону бота.
Капитан Перри побледнел и кивнул: «Если «Детройт» сцепится с «Королевой Шарлоттой», нам
несдобровать. Они могут пойти на таран, тогда все наши корабли взлетят на воздух».
-Не позволим, - просто сказал Элайджа. Скинув окровавленную куртку и сапоги, он быстро
спрыгнул в воду: «Какая она теплая. Это от пожара. Господи, убереги Тони и дитя, пожалуйста.
Маму убереги». Он плыл под водой. Здесь было тихо, озеро было прозрачным, зеленоватым, где-
то далеко, внизу виднелось темное дно.
Элайджа вынырнул. Схватившись за веревку, он взобрался на палубу бота. Отец, - в грязной, с
пятнами крови рубашке, - держал штурвал. Капитан Кроу посмотрел на сына и, внезапно,
улыбнулся: «Видишь, - показал он, - шлюпка Перри швартуется к «Ниагаре». Элайджа нагнулся, -
над головой свистела шрапнель, и зло ответил: «Папа, я же тебе велел…»
-Никогда не делал того, что мне велели, и сейчас не собираюсь, - отец усмехнулся в седую бороду.
«Матросов я на другой бот отправил, не буду же я рисковать жизнью людей. И ты тоже, - он
положил руку на плечо сыну, - плыви к «Ниагаре», а я, - капитан Кроу оценивающе посмотрел на
«Детройт», что шел встречным курсом, - я займусь своим делом».
-Папа! - сжав зубы, проговорил Элайджа. «Папа, я тебе не позволяю!»
-Шпагу возьми, - Стивен одной рукой передал ее сыну. «Отправляйся на «Ниагару», сыночек, я
прошу тебя».
Капитан Кроу посмотрел в лазоревые, усталые глаза сына и поцеловал высокий лоб: «О маме
позаботься. И о Тони, с маленьким, впрочем, что я тебе говорю. Я люблю тебя, милый».
