своей дружбе, говорил, что следит с особою любовью за моими успехами, везде поддерживает меня и просит меня верить тому, что в его лице я имею самого преданного мне друга, который считает своим патриотическим долгом помогать мне во всем, чтобы не допустить какой-либо интриги против меня, которая только приблизит час катастрофы для России.
Не прошло и шести недель после этого излияния, как тот же граф Витте выступил против меня самым беззастенчивым образом, он снял с себя всю личину расточаемой им преданности, чтобы замкнуть цепь выступлений, направленных против меня. Об этом, впрочем, речь впереди.
Другой эпизод, достойный быть упомянутым, заключается в моих попытках получить аудиенцию у императора Германского при проезде моем домой.
Я обратился, конечно, к Извольскому и просил его телеграфировать нашему послу в Берлин Свербееву, чтобы устроить мне аудиенцию приблизительно в самых первых числах нашего ноября, так как я связан необходимостью срочно вернуться в Петербург. Дня три не было никакого ответа, а затем получилась телеграмма, что императора нет в Берлине и он не вернется ранее второй половины ноября, да и то на самое короткое время.
Меня такая телеграмма крайне устраивала. Я видел в ней подтверждение догадки Сазонова и решил, рассказав обо всем президенту республики и министру иностранных дел, ограничиться остановкой в Берлине на один день, чтобы передать канцлеру мое сожаление о том, что я не имел при всем моем желании возможности принести императору мою благодарность за пожалование мне высокого отличия.
Я так и поступил. Оба, и президент Пуанкаре, и господин Пишон, выразили мне, однако, их сожаление о том, что эта встреча не состоится, так как они знали о том, насколько император был любезен со мною в июле 1912 года, и сказали, что при экспансивности императора встреча моя с ним могла быть полезна и общему делу. Под впечатлением этой беседы состоявший при мне еще со времени моей болезни в Риме молодой барон Эдгар Икскуль предложил переговорить конфиденциально в германском посольстве с послом фон Шене, с которым я был знаком по Петербургу, но в Париже мы только обменялись в этот мой приезд карточками; личной встречи между нами не было. Я согласился на это предложение, но обусловил непременным требованием, чтобы Икскуль не обращался с просьбою от моего имени, а ограничился только передачею в разговоре, что я имел в виду остановиться в Берлине для принесения личной благодарности императору, но, ввиду отсутствия его, остановлюсь только на один день для ответного визита канцлеру.
На другой же день, к величайшему моему удивлению, я получил извещение, что император очень рад видеть меня и приедет для этой цели специально в Берлин на один день, и именно на среду, 6 ноября, и приглашает меня завтракать у него в Потсдаме.
Третий эпизод из моего пребывания в Париже имеет скорее анекдотический характер, показывая, каковы были подчас наши деловые приемы и с какою легкостью относились некоторые деятели того времени к решению крупнейших вопросов военно-экономического значения.
В министерстве иностранных дел было назначено заключительное собрание того, чтобы оформить подписанием наше соглашение по железнодорожному вопросу. Собрались все участники соглашения: Варту, Пишон, Шарль Дюмон, генерал Жоффр и я. Обязанности делопроизводителя принял на себя директор политического департамента, впоследствии посол республики в России — Морис Палеолог. Прочитали совершенно точно изложенный протокол предшествующих собраний и стали готовиться приложить свои подписи, как вдруг, совершенно неожиданно, генерал Жоффр заявил, что необходимо дополнить протокол указанием на то, что русское правительство, в лице председателя Совета министров, обязуется выполнить в кратчайший срок постройку железнодорожных линий, предусмотренных в плане, утвержденном государем императором в Ливадии в начале сентября по докладу военного министра, основанному на заключении обоих начальников генеральных штабов союзных государств.
Не имея никакого понятия о таком плане, я заявил собравшимся, что такой план сообщен мне не был, и я просил бы показать мне его, дабы я имел возможность хотя бы поверхностно ознакомиться с ним и обсудить, насколько отвечает он тем предположениям, которые уже внесены частью в законодательные учреждения, частью же намечены к внесению, как только разрешится финансовый вопрос.
Велико было удивление присутствующих, когда вместо разработанного плана генерал Жоффр показал небольшую карту России, обычно прилагаемую к казенному путеводителю по железным дорогам, на которой были нанесены от руки синим карандашом линии магистральных дорог, частью давно построенных, частью предположенных к постройке в первую очередь, частью же вовсе нигде не обсуждавшихся и не имевших никакого военного значения, как, например, соединение реки Оби с Архангельском и далее — с Мурманским побережьем.
Мне пришлось разъяснить присутствующим всю невозможность внесения проектируемой оговорки в виде категорического условия, и для того, чтобы упростить прения, я привел, между прочим, то соображение, что введение такого требования в соглашение может даже оказаться вредным для дела, так как оно может сделаться известным, и в таком случае в наших законодательных палатах, столь же чувствительных к охране своих прав, как и французские, возникнет обвинение правительства в том, что оно предрешает вопросы и тем нарушает прерогативы законодательной власти.
Председатель Совета Барту быстро ликвидировал вопрос, предложив поместить в протоколе заявление, что совещание не сомневается в том, что при выборе линий железных дорог к постройке интересы государственной обороны будут приняты в самое серьезное внимание. Этим весь вопрос и оказался благополучно исчерпанным.
Глава VIII
Остановка в Берлине. — Дело о намеченном Германией назначении генерала Лимана фон Сандерса инструктором турецкой армии и командующим 2-м турецким корпусом. Поручение, данное мне государем, выразить несогласие на эту меру. Моя предварительная беседа с канцлером и посещение французского посла Камбона. — Прием представителей печати. Теодор Вольф. — Обед у канцлера. Прием меня императором Вильгельмом. Завтрак в Потсдамском дворце. Застольная беседа императора с Л. Ф. Давыдовым. — Две новые беседы с канцлером и отъезд из Берлина
Мы выехали из Парижа в воскресенье рано утром, окруженные тем же вниманием, какое было оказано нам при нашем приезде. Нам дали отдельный вагон. Те же лица, которые встречали нас на Лионском вокзале две с половиною недели тому назад, приехали проводить нас, и в понедельник нашего 4 ноября в шесть часов
