class="p1">–Если ты позволишь своему прошлому управлять твоей жизнью, ты станешь его рабом, – уверенно сказал военный. – Ты уже взрослый человек и не имеешь права оправдывать свои действия ошибками, которые могла совершить твоя мать.
–Это вопрос мнения.
–Мнения не помогут тебе, когда ты окажешься у подножия эшафота, – заметил Санчо Менданья. – Хочешь ты этого или нет, быть предводителем шайки преступников неизбежно приведёт тебя к преступлениям. Никто не может долго жить в грязи, не запачкавшись. – Он снова зажёг трубку, словно надеялся, что это поможет найти нужные слова. – Я не знаю, что ты делал до сих пор, но что-то подсказывает мне, что ты ещё не испорчен. Оставь это сейчас!
–Чтобы делать что? – спросил мальчишка, словно был уверен, что не услышит разумного ответа. – Какая судьба ждёт меня, если я покину корабль и попытаюсь жить честно? Вы сказали, что времена трудные, но они были такими и тогда, когда мой отец разбивался о скалы там внизу. – Он пожал плечами с глубоким презрением. – Казна годами душит людей, не давая дышать, а потом просто убивает их. Я предпочитаю, чтобы меня задушили сразу.
–А зло, которое ты причинишь, или которое причинят те, кого ты не сможешь сдержать? – Военный понизил голос, чтобы спутники Себастьяна, оставленные снаружи, не могли его услышать. – Они пираты. Разве ты этого не понимаешь? Воры, насильники, убийцы. Отбросы мира!
–Для меня отбросы мира – это те, кто сидит в дворцах и прикрывается несправедливыми законами, чтобы грабить слабых, – возразил мальчишка. – Именно они превращают этот мир в сточную яму, потому что даже не рискуют своей жизнью! Мы месяцами живём на море, страдаем от штилей и бурь, и каждый раз, когда мы нападаем на корабль, рискуем, что нас встретят пушечным залпом. А они нет! У них есть королевская грамота на суше, и если есть кто хуже пиратов, то это корсары.
Капитан Санчо Менданья долго не отвечал. Он подошёл к окну, посмотрел на тихую бухту, где едва отражались несколько звёзд, и показалось, что он внезапно постарел или его охватило бесконечное утомление.
–У меня больше нет сил спорить, – прошептал он. – Скоро рассвет, и тебе лучше к тому времени быть далеко отсюда. – Он обернулся и пристально посмотрел на мальчишку, каким он был когда-то. – У тебя есть неделя, чтобы найти своего отца, – добавил он. – Ровно неделя! После этого дня я стану твоим злейшим врагом.
–Я никогда не смогу считать его своим злейшим врагом, – прошептал юноша едва слышно. – И никогда не подниму руку на него, как бы он меня ни гнал.
–Это уже не моя забота. Я сказал, как есть. А теперь уходи! Уходи и не возвращайся.
Когда почти безусый капитан Жакаре Джек вышел, тихо закрыв за собой дверь, удручённый офицер прижался лбом к стеклу окна и выдохнул короткий, горький стон.
Он всегда был человеком одиноким, и самое близкое к семье, что у него когда-либо было, теперь свелось к бедному глупцу, слоняющемуся по забытым закоулкам острова, и к милому мальчишке, которому предстояло превратиться в грязного пирата. Он задался вопросом, ради чего были все эти годы усилий и жертв, все эти битвы и старые раны, и, главное, ради чего он оставался верным принципам, которые, казалось, никто не хотел уважать.
За безупречную службу и безукоризненную преданность он уже давно должен был получить звание полковника и командование крепостью вроде Картахены-де-Индиас, Сан-Хуана-де-Пуэрто-Рико или Панамы. Но годы шли, а он всё так же оставался здесь, забытый, обречённый раз за разом любоваться неповторимыми закатами бухты Хуан-Гриего, осознавая, что ночь принесёт только одиночество и тишину, а новый день – одиночество и ещё один длинный закат, который ему давно наскучил.
Единственная женщина, которую он любил всю жизнь, которую обожал как недосягаемую богородицу, в итоге стала любовницей самого презренного человека, какого он когда-либо встречал. И часто ему приходилось слышать в таверне, что, судя по всему, скоро её дочь Селеста займёт её место в постели ненавистного дона Эрнандо Педрариаса.
На острове поговаривали, что теперь уже толстая и увядшая Эмилиана Матаморос пришла к горькому выводу, что её былые чары больше не разжигают страсть в могучем делегате всемогущей Севильской торговой палаты. Опасаясь, что её место в роскошном особняке на окраине Ла-Асунсьона займёт одна из соблазнительных мулаток, торговавших своей смуглой кожей на острове, она, похоже, решила оставить всё в семье, сменив роль суровой любовницы на роль покорной сводни.
–Познав роскошь, никто не хочет вернуться в нищету, – шептались злые языки. – Особенно если эта нищета уже даже не достойна.
Капитан Санчо Менданья задался вопросом, в чём смысл нищеты, даже если она достойная, если она, как его, могла питаться только печальными воспоминаниями о достойной нищете. И он также задумался, не был ли прав Себастьян Эредия, утверждая, что лучше один раз быть повешенным, чем всю жизнь ходить с петлёй на шее.
Королевские указы гласили, что если его не повысят до командира в течение двух лет, он будет вынужден выйти в отставку. Капитан Менданья знал – потому что видел это у многих своих сослуживцев – что в таких случаях их жалкие пенсии редко выплачивались вовремя.
Корона, которая так часто требовала от них жестоких жертв, быстро забывала о заслугах. Сотни старых солдат в последние годы своей жизни были вынуждены бродяжничать, выпрашивая кусок хлеба.
«Боже!»
Он пробежал мысленным взглядом своё прошлое, взглянул на настоящее, попытался представить будущее. И впервые с того дня, как Эмилиана Матаморос взобралась в карету дона Эрнандо Педрариаса Готарредоны, по его обветренной щеке медленно скатилась крупная слеза, пока он смотрел, как заря разгорается над прекрасной бухтой Хуан-Гриего.
«Боже!»
Возможно, было бы гораздо логичнее всё бросить и последовать за тем безумным юнцом в его нелепое приключение морского разбоя. Но моральные убеждения капитана Санчо Менданьи всегда превосходили его собственные интересы. Он сразу отбросил мысль, которая шла вразрез с принципами, которым он поклялся служить.
Корона ненавидела пиратов, а значит, его долг – сражаться с ними, где бы они ни прятались, даже если один из них был единственным другом, оставшимся у него на этом свете.
IX
Возвращаясь на Жакаре, Себастьян Эредия вызвал Лукаса Кастаньо, чтобы сообщить, что на следующую ночь он собирается высадиться в Мансанильо и оттуда направиться в Ла-Асунсьон в поисках своего отца.
– Ты отведешь корабль к архипелагу Лос-Фрайлес, где он будет стоять на якоре до субботней ночи, когда ты подберешь меня в том же месте.
– Мне это не кажется хорошей
