за тем, как солнечные лучи пронизывают листву, или спасал букашек, упавших в воду. Мне казалось живым всё, что меня окружало – не только растения и животные. Ночью я видел, как стены моей комнаты приходят в движение, словно они состояли из тысяч мельчайших частиц, похожих на муравьёв. Это было похоже на сцену из фильма «Матрица». Мама говорила, что у меня наверняка был жар, хотя я уверен, что я был абсолютно здоров. Я до сих пор не знаю, был ли этот эпизод результатом живого детского воображения, или же я действительно мог видеть энергию.
Когда мне было одиннадцать, рухнул мой мир, наполненный энергией, единорогами и радугой. Думаю, к этому привёл ряд событий. Во-первых, мои родители начали чаще ссориться из-за денег или из-за родителей моей матери, которых отец по какой-то причине недолюбливал. Затем мама сорвалась на меня, когда я впервые за всю среднюю школу принёс домой тройку. Я до сих пор помню, как сгорал от стыда под градом её бесконечных упрёков и угроз. Но и тогда я не утратил детской непосредственности и искренности. Как ни странно, окончательно добили меня слова абсолютно незнакомого человека.
Однажды родители пригласили к нам настройщика фортепиано. Вероятно, они надеялись, что после этого я стану играть хоть немного лучше. Настройщиком оказался мужчина средних лет с добрым, приветливым лицом. Он не возражал против того, чтобы я наблюдал за его работой. Сначала он регулировал силу натяжения струны. Затем легко касался клавиши и внимательно прислушивался к звуку, закрыв глаза и слегка склонив голову к инструменту.
Он сказал мне, что у него абсолютный слух, и он может определить и назвать любую услышанную ноту без камертона. Я был невероятно впечатлён и ещё сильнее заинтересовался этим необычным человеком. Мы разговорились о музыке, школе и его работе. И тут он ни с того ни с сего спросил меня: «Ты веришь в Бога?».
Я радостно ответил: «Да», полностью уверенный в том, что это правильный ответ.
Он улыбнулся и сказал: «Это хорошо. Однажды Бог пошлёт тебе испытание, чтобы проверить, насколько крепка твоя вера».
Этой короткой фразой он ужасно напугал меня. Возможно, само слово «испытание» обострило мой существующий страх перед поражением. Или же меня испугала неожиданная мысль о том, что Бог может не быть всепрощающим и безусловно любящим. Что у него, как и у моих родителей, есть ожидания, которые я обязан оправдать. В тот день моя вера в любовь и поддержку высших сил исчезла бесследно, словно кролик в цилиндре фокусника.
В моём подсознании тут же возникли внутренние защитники, которые решили, что моя открытость, непосредственность и вера в добро – качества лишние и никому не нужные, в том числе самому Богу. Стало быть, их нужно заменить серьёзностью, трудолюбием и изрядной долей бдительности.
Сознательно я сказал себе, что отныне я должен вести себя так хорошо, чтобы Богу не пришло в голову испытывать меня. Будет ещё лучше, если он вовсе меня не заметит. Теперь я постоянно боялся, что близится час моего испытания в виде третьей мировой войны, развода родителей или потери мною разума (о котором я, по правде говоря, и так был невысокого мнения). На фоне страха у меня развилось обсессивно-компульсивное расстройство. Очевидно, в период тотальной беспомощности ОКР давало мне иллюзию, будто я хоть что-то контролирую.
«Если держать все ковры в доме в идеальной чистоте и порядке и молиться, по меньшей мере, сто раз в день, то катастрофы не случится», – думал я. Меня не удивляло, что Богу есть дело до внутреннего убранства моего дома, и он хочет выслушивать меня по сто раз на дню. Поскольку мои родители коллекционировали ковры всех форм и размеров, поддержание чистоты и задабривание Бога отнимало у меня много времени. Всем, кто когда-либо страдал ОКР, известно, как изматывает это состояние. На какой-то краткий миг оно даёт тебе облегчение и иллюзию контроля. Но шансов обрести настоящий покой и умиротворение с ним не больше, чем отогреться одной спичкой в холодную зиму.
Итак, одна часть моего подсознания сосредоточилась на том, чтобы уберечь моих родных и меня самого от небесной кары. В то же время другая его часть вынуждала меня быть первым учеником в классе, ведь я считал, что только так могу заслужить любовь. Можно предположить, что в моём случае режим невидимки был менее ярко выражен, поскольку моей основной стратегией было задабривание Бога и окружающих людей.
Я взял на себя роль «хорошего мальчика», который не доставляет проблем, соответствует ожиданиям родителей и неизменно выступает как миротворец в собственной семье. Кстати говоря, моё имя, Фридеман, переводится с немецкого как «мирный человек», что, вероятно, предопределило мою роль. Я старательно прятал гнев и раздражение в общении с отцом и скрывал свою потребность в одобрении, заботе и любви от вечно занятой, вымотанной матери. Под маской прилежного сына и миротворца на грани нервного срыва скрывался тот весёлый, непосредственный ребёнок, которым я когда-то был.
Находясь в режиме невидимки, вы не осознаёте, что, скрывая свои уникальные, уязвимые черты от других людей, вы и себе перекрываете доступ к ним. Чем сильнее вы сфокусированы на внешнем мире, тем слабее ваша связь с самим собой. Вы не понимаете и того, что режим невидимки способен навредить вам гораздо сильнее, чем критика или неприятие со стороны других людей. Вы как цыплёнок в яйце, который боится, что кто-то пробьёт скорлупу, и боится сам пробить её. Миллионы людей живут, не зная самих себя, не реализуя свой потенциал, не отдавая себе отчёт о своих чувствах. Вот почему тревожность и депрессия стали эпидемией двадцать первого века.
Не поймите меня неправильно. Я не осуждаю тех, кто живёт в режиме выживания. Я и сам долгие годы страдал от этого. Я лишь хочу напомнить вам о том, как важно сместить фокус на себя и заново открыть сокровищницу своей души. Вероятно, из-за того, что я был упрям или просто медленно соображал, мне потребовалось несколько десятков лет для того, чтобы понять простую истину. Успехи и напускная уверенность в себе не помогут мне обрести покой и чувство собственной ценности. Единственное, что имеет значение – глубокая связь с самим собой. Чтобы обрести её, мне пришлось вспомнить о том, каким я был в детстве: доверчивым, любопытным, непосредственным и влюблённым в жизнь.
Разумеется, заново отыскать в себе черты собственного «я» несколько сложнее, чем открыть холодильник и достать оттуда сэндвич и бутылку воды. Но поскольку вы уже держите эту книгу в руках, вам точно хватит
