передай Мише, что олигархическое уединение в мои годы строго противопоказано!
Настя шумно выпустила из себя воздух и расплылась в улыбке.
– Выходит, ты уже в курсе?!
– Что ты влюбилась, видно и слепому. Вот только остались ли нынче принцы?
– Бусенька, я про Михаила Абрамовича.
– А я про тебя.
Секретов от самого родного на свете человека у Насти и прежде не было. Вчерашний день не стал исключением. Бабушка не торопила, не задавала вопросов, а при малейшей запинке легко подсказывала ход событий. От ее прозорливости внучке стало не по себе. Она никак не могла отделаться от мысли, что старушка была свидетельницей каждого из мгновений ее жизни. Верить в детскую присказку о волшебной подзорной трубе было нелепо, но как иначе можно объяснить подобную интуицию?
Простившись, девушка спешно закрыла за собой дверь, выдохнув, наконец, с облегчением. До встречи с Вадимом ей было несложно общаться с единственным родным человеком, но сегодняшняя беседа что-то изменила в их добросердечных отношениях. Откровения давались не так легко, как прежде. Появление сердечной тайны напрягало.
У ворот больницы томился от безделья Толик. Поплевывая семечки, он лениво просигналил и, словно из одолжения, подрулил к Насте.
– Шеф весь в делах. Как освободится, звякнет. Куда едем?
– Домой.
– Не надоело одной киснуть? Предлагаю где-нибудь оттянуться.
Взгляд, которым его наградила провинциалка, был красноречивее любых слов. Так и не успев толком присесть, девушка пулей выскочила из салона. Водитель моментально сообразил, что затея с ухаживанием может обернуться незапланированным увольнением. Прикинув возможные последствия, он в два прыжка перегородил беглянке дорогу и, заикаясь, невнятно промычал что-то в свое оправдание. Настя хранила молчание. Водитель не на шутку испугался. Молитвенно сложив руки, он поднял глаза к небу, изображая угрызение совести. Барышня решительно обошла его.
– Анастасия Батьковна, вы куда? – нагнал ее незадачливый донжуан. – Ну, дал мужик маху – с кем не бывает? Только не в пересказ шефу, а то в два счета вышибет с работы. А мне без нее каюк: жена-стерва в декрете, тесть-алкоголик в запое, плюс теща-инвалид на руках. И все на тридцати трех квадратных метрах.
– Нелестного же вы мнения о своей родне!
– Так ведь достали!
– Это не оправдание. Можете, кстати, не юродствовать – никто ничего не узнает!
Отбивая шутейные поклоны, Толик распахнул перед девушкой переднюю дверцу. Она решительно отстранила его предложение и подальше от греха забралась на заднее сидение. Всю обратную дорогу проехали в полном безмолвии. Стоило Насте скрыться в подъезде, водитель грязно выругался. Врубив на полную мощь звук магнитолы, он, выпуская наружу обиду, с силой сжал баранку: «Икону из себя корчит, а сама на раз-два сиганула в койку с первым встречным». Отдышавшись, Толик в отчаянии ударил по газам.
Настя расчинила тесто и, в буквальном смысле закатав рукава, принялась за дело. Волшебная сила вдохновения не подвела и на этот раз – пироги вышли на славу. Румяные, душистые, они сами просились в рот. Едва она привела кухню в порядок, в дверь позвонили. Девушка легкокрылой птахой метнулась в прихожую. Смачно втянув в себя воздух, порог переступила тетя Нюра. «Нешто Николаевна уже дома? – изумилась она. – Пахнет ажно от ворот». Повторять намек дважды не было нужды, да и знакомство старушки с избранником в планы Насти не входило. Она спешно собрала гостье узелок. Но та, похоже, уходить и не собиралась. Молодая хозяйка хитростью выпроводила бабулю за порог и сняла телефонную трубку. Затяжной гудок не оставлял сомнений в том, что аппарат исправен.
Вадим появился затемно и отчего-то в прескверном настроении. Снимать пальто и уж тем более проходить отказался наотрез. Надежды поразить его воображение домашним ужином рушились подобно песочному замку. Заметив на лице Насти горечь, кавалер сменил гнев на милость и великодушно пригласил ее в ресторан.
– Чтобы потом весь город судачил о моем легкомыслии? – возмутилась барышня.
Вадима даже передернуло от старомодности подобных суждений.
– «Ах! Боже мой! что станет говорить княгиня Марья Алексеевна!» – с издевкой процитировал он. – А не начхать ли нам на все эти мещанские предрассудки?!
– Лично мне далеко не безразлично, что скажут наши с бабушкой знакомые. Можно почаевничать и дома. Чем тебя не устраивают, например, расстегаи? Пальчики оближешь!
– А ты, оказывается, ханжа! – взорвался собеседник. – С меня хватит высококалорийного обеда! Пора вернуться к легкой пище: рыбе, морепродуктам, овощам. Как говорится: меньше мучного, больше ночного. Хотя, как я понимаю, в нашем случае постель возможна только после свадьбы?
– Правильно понимаешь! – вспыхнула девушка. – Тебе, увы, не повезло: у меня твердые принципы, и я еще подумаю, стоит ли поступаться ими с такой легкостью! Тем более что ресторанная публика мне претит. Другие, знаешь ли, ценности! Не пойду!
– Дело твое, – Вадим развернулся и, выходя, уточнил: – Стало быть, будем прощаться?
– Скатертью дорога!
– И это все, что ты можешь сказать после того, что было?
– А что между нами было?!
– Ах, вот оно как! Смотри, не пожалей!
– И вы, сударь, не поминайте нас лихом!
Поклонник обернулся и посмотрел с вызовом. На лице Насти не дрогнул ни единый мускул. Волнение выдавали лишь неестественная бледность и прерывистое дыхание. И хотя в душе бушевали страсти, а глаза были на мокром месте, менять свое решение упрямица не собиралась. Колкий взгляд Вадима она выдержала стоически, но едва дверь за ним шумно захлопнулась, дала волю эмоциям. Погасив свет, Настя прислонилась к массивной портьере и зарыдала.
«Так и состаришься в Золушках! Не поможет ни Фея, ни Золотая рыбка!» – пригрозил невесть кому бизнесмен, выбегая из подъезда. Сквозь тонкую ткань тюля Ася наблюдала, как он скользит по ледяной корке двора, с трудом удерживая равновесие.
Видя, что окна квартиры погасли, Толик обреченно вздохнул, недобрым словом помянув пресловутую мать. Судя по всему, затея с рестораном потерпела сокрушительное фиаско, и вместо сытного ужина ему предстояло многочасовое ожидание впроголодь. Погрузившись в переживания, он не заметил стоящего у машины шефа. Задрав голову, тот буквально гипнотизировал Настины окна. Из опасения, что ее заметят, барышня отшатнулась. От взгляда кавалера не ускользнуло легкое колебание портьер. Нащупав мобильник, он сделал вызов. Телефонный вой за спиной Аси прозвучал раскатом грома. В испуге она едва не опрокинула стойку с цветами. Коснувшись трубки, девушка, будто ошпаренная, в испуге одернула руку. Кавалер звонил все настойчивее, испытывая прочность ее и своего терпения. Искушение ответить было велико, но самообладание вкупе с гордостью одержали убедительную победу над напором оскорбленного самолюбия. «Думаешь, Принцесса? – мысленно продолжал вести спор Вадим. – Самая что ни есть затрапезная Золушка с тыквой-развалюхой вместо кареты». Он так сильно рванул на себя дверцу
