тоже на штурм ходить будешь. А то и на абордаж.
Лёгкую горечь последней фразы в его голосе, никто не заметил. Наверное, потому, что не поняли.
К тому же вмешалась Алиса.
– А я? – сразу повернулась она к нему.
– Не девчоночье это дело, – засмеялся Колька.
Алиса хотела было обидеться, но зрелище уж слишком интересное, не до обид тут.
Смеялась и даже как-то взвизгивала Женя, держась за руку Эркина.
Снежки летели так густо и часто, что попадало и по зрителям. Правда, веселья от этого только прибавлялось. И наконец под оглушающий визг и крик, крепость была взята штурмом.
Они шли к дому хохоча и дурачась. Женя и Эсфирь ахали и говорили, как они переживали за них. А Колька и, глядя на него, Эркин шутливо пыжились и храбрились.
А потом, уже дома у Кольки, ели блины со сметаной, с рыбой, с вареньем, с икрой. Увидев икру, Колька раскрыл было рот, но только восхищённо покачал головой.
После блинов посидели в горнице, и Эркин играл на гитаре и пел. И все пели. И Колька учил Эркина песне про море и чаек, что плачут над волнами. И Эсфирь слушала их, покачивая в такт головой, а в её глазах стояли слёзы…
Когда они уже в сумерках шли домой и Эркин опять нёс Алису, Женя сказала:
– Какие хорошие люди, правда, Эркин?
– Да, – кивнул он, очень довольный тем, что Колька и его семья понравились Жене. – Колька – хороший парень. И… и всё хорошо, правда, Женя?
– Правда. Конечно, всё хорошо.
Под ногами мягко поскрипывал снег, светились в домах окна, и загорались уличные фонари. Голоса, чьё-то далёкое пение, лай собак в Старом городе. И такое спокойствие во всём…
Возле самого дома Алиса проснулась, и Эркин спустил её с рук. Теперь они с Женей шли рядом, а Алиса вприпрыжку бежала впереди. «Беженский Корабль» сиял всеми огнями, звенел песнями и музыкой. Широкая масленица, гулять – так гулять, последнюю копейку ребром и чтоб память осталась. И Эркин с наслаждением вбирал в себя эти огни, и музыку, и пение. Он никогда не думал, что праздники могут быть такими.
И, когда они уже вошли в свою квартиру, он сказал Жене:
– Женя, я никогда не думал, что праздник – это так хорошо.
Женя рассмеялась и поцеловала его в щёку.
– А мне и будни нравятся.
– Конечно, – сразу радостно согласился Эркин.
Женя только вздохнула. Ну, ну что с ним делать, если всегда со всем согласен, что бы она ни сказала. Она потому и промолчала, что умирала со страху за него, когда он бился в кругу. Но скажи она это, ведь он сразу расстроится и лишит себя этого. А она видела, как он радовался каждой победе, что сильнее всех. Ну, её страхи – это всё пустяки. Главное… главное – что всё хорошо, всё так, как она и мечтала. А с понедельника уже весна, да, в понедельник – первое марта, с ума сойти, как время бежит. Вроде только вчера они приехали и стояли посреди пустой квартиры с ободранными стенами в лохмотьях обоев и с полусорванными дверями, а теперь… а когда ещё большую комнату сделают, то будет просто великолепно.
Вечер катился своим чередом: ужинали, играли, читали вслух…
– Пора спать, зайчик, – встала из-за стола Женя.
Алиса, сидя на коленях у Эркина, рассматривала вместе с ним картинки в книге сказок Андерсена.
– Алиса, слышишь? – чуть строже повторила Женя.
– Ага-а, – вздохнула Алиса.
Рассчитывать на заступничество Эрика не приходится: он с мамой всегда заодно. Алиса закрыла книгу, но с колен Эркина не слезала, сидела, прислонясь к его груди, будто спала. Женя засмеялась.
– Ах ты, притвора. Давай, Алиска, не тяни время.
Алиса нехотя слезла и отправилась в ванную. Эркин остался за столом, перелистывая страницы. Книга на английском, и текст он даже не разглядывал, смотрел только картинки. И сидел так, пока Женя не уложила Алису, и уже тогда пошёл к ней, чтобы выполнить вечерний ритуал.
– Э-эрик, – удовлетворённо вздохнула, засыпая, Алиса. – Спокойной ночи, Эрик.
– Спокойной ночи.
Эркин выпрямился и постоял над спящей Алисой, осторожно поправил зачем-то угол одеяла. Оглядел комнату. Весёлые, усыпанные цветами и бабочками шторы, стол с куклами, кукольной мебелью и посудой, стол для рисования и чтения, шкаф для одежды и шкаф для книжек… Нет, конечно, это правильно, что у Алисы всё это есть, так и должно быть, но… но у него ничего такого, даже похожего не было, Женя рассказывает Алисе о своём детстве, как была маленькой, и Андрей вспоминал, и… и Джонатан, даже Фредди, и в лагере он слышал, и здесь, а ему что вспоминать? Даже не то, помнить-то он помнит, да не расскажешь об этом никому, ни в шутку, ни всерьёз. Даже Жене, нет, Жене-то в первую очередь нельзя об этом слышать.
Эркин тряхнул головой и вышел из комнаты Алисы, выключив по дороге свет.
Женя ждала его на кухне, в чашки уже налит чай, варенье в блюдечках-розетках. И он улыбнулся ей, улыбкой предупреждая вопросы.
– Всё хорошо, Женя.
И Женя приняла это, хотя видела, что он чем-то… не то недоволен, не то встревожен. Но он ведь такой: если решил промолчать, то спрашивать уже бесполезно. И за чаем заговорила о другом, о хозяйстве. Эркин с жаром поддержал тему. И обсуждая, что ещё нужно из всяких кухонных мелочей, он совсем забыл то, о чём думал в комнате Алисы. Пока забыл. И спать пошёл, совсем успокоившись.
А воскресным утром поднялся ветер и понеслись облака мелкой снежной пыли. Но они всё-таки решили сходить посмотреть открытие Культурного Центра.
– Не каждый день и не каждый год такое бывает, – Женя завязала на шее Алисы длинные уши от шапочки, натянула поверх шапочки капюшон шубки и ещё повязала сверху шарфик. – Вот так.
Алиса мужественно терпела, опасаясь, что при малейшем намёке на сопротивление её попросту оставят дома. А раз это такая редкость…
Убедившись, что Эркин закрыл горло шарфом и уши у шапки опустил, Женя быстро оделась сама. Эркин поднял ей сзади воротник пальто, чтобы не задувало, и они наконец пошли.
Многие в их доме решили так же, и от «Беженского Корабля» к Новой площади двигалась густая толпа. И почти все с детьми.
Закутанную в платок, толстую от множества одёжек, Катю Тим нёс на руках.
– Обревелась вся, – с притворной строгостью пожаловалась Жене Зина. – Возьми да возьми её.
– А как же, – кивнула Женя.
Зине явно хотелось о чём-то с ней поговорить,
