Под строгим присмотром доктора Ферейры, останки были сфотографированы и проведены через рентген еще до того как мы приехали. Одежду сняли и разложили на отдельном столе. Голову и сумку жертвы тщательно проверили в поисках оставшихся улик.
Холодный блеск плитки, сияющий сталью стол, флуоресцентные лампы, люди в перчатках и масках. Какая знакомая обстановка!
Как и процесс, который вот-вот начнется. Разрезание и выскабливание, замеры и взвешивания, снятие образцов кожи на анализ и распиливание костей. Безжалостное воздействие как последнее неуважение к телу; последняя атака после смерти, словно чтобы усилить страдания перенесенные в последние часы жизни.
Часть меня желала уберечь ее от этого. Увезти от этих стерильных незнакомцев и спрятать у тех, кто любил. Позволить семье упокоить в мире то, что от нее осталось.
Но рациональная часть меня знала что лучше. Этому телу нужно имя. Только тогда родные смогут похоронить останки. Ее кости имеют теперь возможность рассказать нам о последних часах ее жизни. И только тогда появится надежда что полиция сможет понять что же произошло.
Вот поэтому мы тут собрались одетые в халаты, со скальпелями, весами, кронциркулями, компьютерами, баночками для образцов и фотоаппаратами.
Ферейра согласилась с моей оценкой возраста, пола и расы. Как и я, она не нашла новых переломов или других показателей что было физическое нападение. Вместе мы измерили и вычислили рост и вес тела. Вместе мы удалили кость для возможного анализа ДНК. Хотя это и не было так уж необходимо.
Через полтора часа к нам пришел Эрнандес с зубной картой Клаудии де Альда. Один взгляд в документ сказал нам кто лежит у нас на столе.
Как только Гальяно с партнером удалились чтобы сообщить жуткую новость семье де Альда, как двери снова распахнулись. В вошедшем я узнала доктора Гектора Лукаса, знакомого по отелю «Параисо». С хмурым видом он поздоровался с доктором Ферейра и попросил ее выйти на секунду.
В ее глазах сверкнуло удивление, или злость, а может и обида.
— Конечно, доктор.
Она стянула перчатки, бросила их в бокс для биологических отходов и вышла. Лукас молча ждал пока двери за ней не закрылись.
— У вас есть два часа на осмотр скелета из «Параисо».
— Этого не достаточно!
— Должно хватить. Четыре дня назад семнадцать человек погибли в автобусной аварии. С тех пор еще трое умерли. У меня все загружено.
Хотя я и испытывала сожаление к жертвам автокатастрофы, но все же больше я сожалела о молодой беременной девушке, которую смыли в канализацию как ненужный мусор.
— Мне не нужна комната для вскрытия, я могу работать где угодно.
— Нет, не можете.
— По чьему приказу меня ограничили во времени?
— Офис окружного прокурора. Сеньор Диаз по-прежнему считает что посторонняя помощь нам не нужна.
— Посторонним вход воспрещен? — во мне начинала бурлить злость.
— Вы на что намекаете?
Я глубоко вдохнула, медленно выдохнула. Так, спокойно.
— Я ни на что не намекаю. Я пытаюсь помочь и не понимаю усилий прокурора для моего отстранения.
— Извините, доктор Брэннан, это не мое требование. — Он вручил мне листок бумаги. — Кости доставят сюда в любое время. Позвоните по этому номеру.
— Но это бессмысленно! Мне дали полный доступ к останкам из Каминалийю, но практически запретили осматривать останки из отеля. Сеньор Диаз боится что я что-то найду?
— Это протокол, доктор Брэннан. И еще — вы не должны ничего передвигать и фотографировать.
— Да уж от этого моя коллекция пострадает, — огрызнулась я хмуро.
Как и Диаз, доктор Лукас сумел вытащить на свет все самое плохое во мне.
Лукас попрощался и вышел.
Через несколько мгновений вернулась Ферейра, от нее пахло сигаретным дымом и к нижней губе прилип кусочек бумаги.
— Аудиенция с Гектором Лукасом. Удачный день, — во время вскрытия мы говорили на испанском, теперь же она заговорила по-английски. У нее, похоже, техасский акцент.
— Да.
Ферейра уложила руки на подлокотники, откинулась и скрестила лодыжки. Выглядела она удивительно: короткие седые волосы, густые брови как у Пита Сампраса, глубокие, темные глаза и квадратная фигура.
— Он может и выглядит как охотничий пес, но доктор он отличный.
Я промолчала.
— Вы тут повздорили?
Я рассказала ей про канализационный отстойник. Она выслушала с серьезным лицом, а когда я закончила, повернулась к останкам Клаудии де Альда и спросила:
— Гальяно предполагает связь между этими делами?
— Да.
— Будем молиться, что он не прав.
— Аминь.
Она ногтем поддела прилипшую бумажку с губы, рассмотрела внимательно и отбросила.
— Считаете, что скелет в «Параисо» это дочка посла?
— Возможно.
— Так вы предполагаете что именно в этом причина такого сопротивления Диаза? Чтобы избежать дипломатического позора?
— Ну это не имеет смысла. Мне сами Спектеры помогли добиться разрешения.
— На два часа, — с сарказмом напомнила она.
Да, она права. Если Спектер настолько всемогущ, почему же он не смог добиться полного доступа?
— Если есть хоть малейший шанс что это его дочь, почему же Спектер не хочет убедится в этом? — Ферейра задала вопрос, который и в моей голове давно вертелся.
— А может у Диаза другие причины держать меня подальше от тела?
— Какие, например?
Я не смогла придумать ничего кроме:
— Лукас жаловался что у него много работы по автокатастрофе.
— Да, у нас здесь довольно весело, — и она поднялась на ноги. — Если вас это утешит, то причина явно не в вас лично. И Лукас и Диаз просто ненавидят вмешательство в их работу.
Когда я попыталась возразить, она подняла руку.
— Я знаю что вы не вмешиваетесь. Но они это видят именно так. — Она взглянула на часы. — Когда вы планируете заняться теми костями?
— Сегодня днем.
— Я могу помочь?
— Есть у меня одна идея, и мне понадобится помощь.
— Говорите.
Я изложила свой план. Ее глаза повернулись к телу Клаудии, затем она снова взглянула на меня.
— Это я могу сделать.
* * *
Три часа спустя мы вместе закончили вскрытие тела Клаудии де Альда. Наскоро перекусили и Ферейра уехала к жертвам автокатастрофы. Клаудиа заняла свое место в холодильнике, а на тот же стол легли останки девушки из «Параисо». Лаборант уселся на стуле в углу комнаты, теперь помощник превратился в простого наблюдателя.
Как я и думала, кости уже были очищены от грязи, так что я внимательнейшим образом исследовала ребра и таз, задокументировала состояние каждого гребня, чашечки и черепного шва, затем перешла к осмотру зубов.
Мои предположения по поводу пола и возраста остались неизменными. Останки принадлежали девушке приблизительно двадцати лет.
Так же я не ошиблась и в принадлежности этой девушки к монголоидной расе. И чтобы подтвердить свои визуальные наблюдения я внесла в компьютер измерительные данные черепа и лицевых костей.
Я искала следы предсмертных травм, но ничего не обнаружила. Также я не смогла найти скелетных особенностей, которые могли бы быть полезными в идентификации. В зубах не нашлось никаких аномалий или же заметных пломб.
Я только закончила проводить замеры длинных костей для определения роста, как в передней зазвонил телефон. Лаборант вышел, ответил, вернулся и сообщил что мое время вышло.
Я отошла от стола, стянула маску с лица и перчатки с рук. Без проблем, у меня уже есть все что нужно.
На улице солнце садилось в ватные облака, застрявшие на горизонте. Воздух был пропитан запахом гари. Легкий ветерок гонял по тротуару обертки и обрывки газет.
Я глубоко вздохнула и пристально посмотрела на соседнее кладбище. От могильных плит, дешевых ваз и стеклянных банок с пластиковыми цветами уже начали протягиваться тени. Старуха сидела на деревянном ящике, голова покрыта, иссохшее тело обмотано черным. Четки свисали с костлявых пальцев.
Я должна радоваться. Хоть и не полная, но все-таки победа над Диазом. Мои первые оценки оказались верны. Но я почему-то чувствовала только грусть.
И еще страх.
Со дня когда Клаудиу де Альда видели в последний раз прошло три месяца и пропала Патрисия Эдуардо. Чуть больше двух месяцев прошло между пропажей Патрисии и Люси Джерарди. А после Люси, через десять дней пропала и Шанталь Спектер.
Если это делает маньяк, то у него периоды затишья становятся все короче.
Жажда крови наоборот, становилась все сильней.
Я вынула телефон и собралась было набрать Гальяно, но телефон вдруг сам зазвонил. Это был Матео Рейс — Молли Кэрравэй пришла в сознание.
Глава 13
Вскоре после рассвета мы с Матео колесили по асфальту в сторону Сололы. Летели сквозь розовые, косые лучи восходящего солнца выглядывающего из-за горных вершин прямо в облака утреннего тумана, покрывающего низины. В воздухе чувствовалась утренняя прохлада, горизонт был размыт в утренней дымке. Матео крепко вцепился в руль «джипа», на лице застыло непроницаемое выражение.
