Я сидела рядом, выставив локоть в окно. Ветер бросал волосы на лицо, и я рассеянно их убирала — все мои мысли были о Молли и Карлосе.
Его я встречала всего пару раз, а вот Молли знала уже с десяток лет. Она была примерно моего возраста, и пришла в археологию довольно поздно. Учительница биологии в средней школе разочаровавшись в своих обязанностях дежурной по буфету и контролера в уборной, резко сменила ориентиры в тридцать один год и вернулась в аспирантуру. После защиты докторской степени в биоархеологии она приняла предложение кафедры антропологии в Университете Миннесоты.
Так же как и я, Молли работала как судебно-медицинский эксперт для полиции и коронеров, не ведающих различия между физической и судебной антропологией. Так же как и я, она находила время для расследований дел по нарушению прав человека.
В отличие от меня, она никогда не прекращала исследование древних мертвых. Хотя она и участвовала в некоторых криминальных расследованиях, но археология оставалась ее главным занятием. Она уже должна была получить сертификат Американской Комиссии по Судебной Антропологии.
Но ты его еще получишь, Молли. Обязательно получишь.
Мы с Матео проехали несколько миль в полном молчании. Движение на дорогах ослабло как только мы выехали из Гватемала-Сити, и снова стало плотным как мы въехали в Сололу.
Мы мчались мимо темно-зеленых долин; желтых пастбищ с грязно-коричневыми коровами, пасущимися стайками; мимо заполненных полок придорожных фермерских базаров.
Мы проехали целых полтора часа в тишине, прежде чем Матео заговорил.
— Доктор сказал что она была взволнована.
— Открой глаза через две недели пустоты и ты будешь тоже взволнован.
Нам пришлось объехать неожиданный затор — два автомобиля встретились на встречной и оглашали окружающих сигналами.
— Может и так.
— Может?
— Не знаю, просто было что-то в голосе у доктора.
Он обогнал медленно ползущий грузовик.
— Что такое?
Матео пожал плечами.
— Что-то такое в тоне.
— Что он еще тебе сказал?
— Не много.
— Есть необратимые повреждения?
— Он не знает. Или просто не говорит.
— Кто-нибудь приехал из Миннесоты?
— Ее отец. Она не замужем?
— Разведена. Дети уже старшеклассники.
Дальше мы ехали в молчании. Ветер развевал джинсовую рубашку Матео, в стеклах его очков отражалась желтая разделительная полоса.
Госпиталь Сололы оказался шестиэтажным зданием из красного кирпича с грязными, темными окнами. Матео припарковался на одной из небольших площадкок и мы пошли к входу через тенистую аллейку. У входа нас приветствовал цементный Иисус.
В холле находилось много людей. Они ходили, лежали неподвижно или взволнованно вертелись на скамьях, пили воду, молились. Кто-то был в халате, кто-то в костюме или в джинсах. Большинство носили индейские одежды майя Сололы. Женщины обмотаны полосатой красной тканью, и многие с кулечками-младенцами на животах или спинах. Мужчины в шерстяных передниках, шляпах гаучо и вышитых брюках и рубашках. Время от времени работник больницы ярко-белым пятном проскальзывал в этом калейдоскопе красок.
Мне была знакома такая атмосфера, но совсем незнакомо именно это здание. Указатели разного рода показывали направление в кафе, в магазин сувениров, бухгалтерию и еще в дюжину разных медицинских отделений: радиография, урология, педиатрия.
Даже не взглянув на регистратуру, Матео повел меня сразу к лифтам. Мы поднялись на пятый этаж и прошли налево, громко цокая по плитке каблуками. Как только мы прошли в коридор я увидела несколько закрытых дверей с квадратными окошками в них.
— ¡Alto![36] — раздался резкий окрик.
Мы обернулись. К нам спешила медсестра. К своей груди, обтянутой белоснежным халатом, она прижимала папку с историей болезни. На голове колыхалась шапочка с крылышками, а волосы были так туго стянуты сзади что линия глаз кажется сместилась.
Сестра-драконица протянула руку с бумагами и жестом приказала нам разворачиваться к сестринскому посту.
Мы с Матео глупо улыбались.
Драконица поинтересовалась целью нашего визита.
Матео сказал.
Она что-то записала в журнале, не спуская с нас глаз, словно мы Леопольд и Лёб[37].
— Родственники? — поинтересовалась она по-испански.
Матео указал на меня.
— Американка.
Сестра стала смотреть на нас еще пристальней.
— Палата номер тридцать.
— Спасибо.
— Не больше двадцати минут.
— Спасибо.
Молли выглядела не лучше чем мертвец. Тонкая, застиранная пижама облегала ее худое тело словно саван. Из носа торчала одна трубка, а из костлявой руки — вторая.
Матео шумно выдохнул:
— Господи Иисусе!
Она открыла окруженные фиолетовыми кругами глаза и узнала нас. Попыталась приподняться повыше на подушках, и я тут же подскочила чтобы ей помочь.
— Что новенького? — прохрипела она.
— Это я хочу спросить какие у тебя новости, — улыбнулась я ей.
— Вот отдыхаю на курорте.
— Я всегда считал что ты слишком много работаешь, — пошутил Матео, хотя голос его был слишком серьезен.
Молли все же слабо улыбнулась и, увидев стакан воды на тумбочке, прошелестела:
— Можно?
Я повернула к ней разворачивающийся столик и воткнула в стакан соломинку. Она отпила воды и откинулась на подушки.
— Вы знакомы с моим отцом? — спросила она, подняв и бессильно опустив одну руку.
Мы с Матео обернулись. В углу сидел пожилой мужчина. Он был совершенно седой и его лицо разрезали глубокие морщины. Белки уже пожелтели с возрастом, но синий цвет глаз остался по-прежнему чистым, как горное озеро.
Матео подошел к нему и пожал руку.
— Матео Рейс. Я начальник Молли.
— Джек Дейтон.
— Приятно познакомится, мистер Дейтон, — произнесла я со своего места у кровати.
Он кивнул.
— Жаль что при таких печальных обстоятельствах.
— Эти звери…
— Что, простите?
— Что случилось с моей дочкой?
— Папа, не надо.
Я положила руку на плечо Молли.
— Полиция ведет расследование.
— Уже две недели, — недовольным голосом произнес отец Молли.
— На это требуется время, — вставил Матео.
— Ага.
— Они вас держат в курсе? — спросила я.
— Им нечего нам рассказать, — пробурчал мистер Дейтон.
— Я уверена они работают над этим делом, — попыталась я заверить его, но сама не очень-то верила в свои слова.
— Ага, уже две недели, — согласился он и опустил глаза на свои руки, сплетенные на коленях.
Верно, Джек Дейтон, ох, как верно.
Я взяла руку Молли в свою.
— Ну как ты?
— Скоро буду в полном здравии, — снова слабая улыбка появилась на ее лице. — Никогда не понимала этого выражения. Должно быть ее выдумали фермеры. — Она повернула голову к отцу. — Такие как папа.
Старик даже не пошевелился.
— Мне сорок два, а родители по-прежнему считают меня маленькой доченькой, — Молли опять повернулась ко мне. — Они были против моего приезда в Гватемалу.
— И посмотри что случилось, — синие глаза ее отца сердито сверкнули.
Молли заговорщически улыбнулась.
— На меня могли напасть и в Манкато, пап.
— Дома мы ловим преступников и сажаем их за решетку.
— Ты же знаешь что это не всегда так.
— Там по крайней мере копы разговаривают на языке который я понимаю.
Мистер Дейтон поднялся на ноги и подтянул штаны.
— Пойду выйду.
Он покинул комнату, скрепя кроссовками «Nike» по плитке.
— Вы простите папу. Он иногда может быть довольно злым.
— Он любит тебя, боится за тебя и сердится. Ему положено быть злым. Ну а что доктора говорят?
— Немного терапии, и я здорова как бык. Не стоит тебя мучить всеми подробностями.
— Рада слышать. Мы с ума сходили от волнения за тебя. Тут каждый день кто-нибудь дежурил.
— Знаю. Как дела с Чупан-Йа?
— Полным ходом идет анализ костей, — рассказал Матео. — Через пару недель закончим идентификацию полностью.
— Все и правда настолько страшно, как рассказывали очевидцы?
Я кивнула.
— Много огнестрельных ранений и ран от мачете. Большинство женщины и дети.
Молли молчала. Я взглянула на Матео, он кивнул мне и я сглотнув начала:
— Карлос…
— Мне копы сказали.
— Они тебя допросили?
— Вчера, — она тяжело вздохнула.
— Я им немного смогла рассказать. Помню фрагменты, как застывшие картинки. Огни в зеркале заднего вида. Машина, выбивающая нас с дороги. Два человека, идут, спорят. Выстрелы. Какая-то фигура, движется ко мне. Потом ничего.
— Ты помнишь как мне звонила?
Она отрицательно покачала головой.
— Ты бы узнала этих людей?
— Было темно. Я не видела их лиц.
— Помнишь что говорили?
