Как только Ксикей сфотографировал все, а я тщательно записала местоположение частей тела, я вернулась к месту где лежала основная часть тела. Закончила осмотр там и прошла весь пятачок поперек, затем перпендикулярно, внимательно вглядываясь себе под ноги.
Ничего.
Вернувшись к скелету я вытащила фонарик и осветила останки. Эрнандес был прав. Сомневаюсь что через десять месяцев я найду на теле какие-либо следы, но надеюсь что под полиэтиленом, пока его не разодрали животные, кое-что могло сохранится.
Я расстегнула молнию.
И хотя найти какие-либо следы казалось уже не возможно, я все же старалась аккуратно работать только над расстеленной простыней. Если вдруг обнаружатся какие-нибудь частицы, волосы или материя, то мы сможем изучить их в лаборатории.
Подсвечивая себе фонариком я осторожно перевернула скелет на спину. Вонь усилилась. В разные стороны кинулись разбегаться сороконожки и жучки. Надо мной щелкал фотоаппаратом Ксикей.
В таком высокогорном климате как здесь, скелетезация может наступить через несколько месяцев, а может и недель, в зависимости от активности насекомых и хищников. Если жертва туго завернута соответственно разложение может замедлиться. Соединительные ткани и мускулы вообще могут мумифицироваться. Здесь именно это и произошло. Кости были еще на своих местах, соединенные мускулами.
Я изучала тело, вспоминая фото восемнадцатилетней девушки Клаудии де Альда. От злости аж зубами заскрипела.
В этот раз ничего не получится у тебя, Диаз!
Постоянно двигаясь в поисках наилучшей позиции для работы, я начала осмотр с места где должна быть голова и дюйм за дюймом продвигалась к ногам. Я полностью сконцентрировалась на работе. Время шло, люди приходили и уходили. Спина и колени уже болели. Глаза и лицо зудели от пыли и укусов мошкары.
Где-то на периферии зрительного обзора я заметила что Гальяно исчез. Ксикей и Колом продолжили осмотр склона. У тела я работала одна, вокруг слышала только приглушенные разговоры и пение птиц.
Два часа спустя труп, его пластиковая упаковка и остатки одежды были упакованы в специальный мешок, который еще раз был упакован в контейнер «Зиплокс». Заполненный мною бланк гласил что у тела не хватает всего-то пяти фаланг и двух зубов.
На сей раз я не на глаз определяла пол останков. Я провела долгий, основательный осмотр каждой косточки скелета.
Тело принадлежало девушке 19–20 лет. Черепно-лицевые особенности говорили о том что девушка была монголоидной расы. У нее хорошо излеченный перелом правой лучевой кости, и пломбы в четырех молярах.
Но что я не могла сказать так это что же с ней произошло. Мой осмотр не выявил ни огнестрельных ран, ни колото-резанных травм.
— Де ла Альда? — спросил вернувшийся Гальяно.
— Подходит по параметрам.
— Что с ней случилось?
— Ни порезов, ни пулевых, ни разрывов. Теперь у вас столько же информации сколько и у меня.
— Гиоид?
Это Гальяно упомянул подъязычную кость в форме подковы. У взрослых при удушении эта кость может поломаться.
— Не тронута. Но это ничего не говорит для такой молодой жертвы.
Такой молодой… как жертва в канализации. Я заметила блеск в глазах Гальяно и поняла что он подумал о том же.
Я попыталась встать, но колени занемели и ноги подогнулись так что я стала заваливаться на детектива. Он подхватил меня и мы на какое-то мгновение замерли, обхватив друг друга. Мои щеки запылали от прикосновения к его груди.
Удивившись такой реакции, я отпрянула и увлеченно занялась снятием перчаток. Я чувствовала как его телячьи глаза в упор смотрят на меня, но сама не подняла глаз.
— Эрнандес узнал что-нибудь?
— Никто ничего не слышал и не видел.
— У вас есть зубные записи де Альда?
— Да.
— Должны быть подробные записи.
Я взглянула на него, затем снова на перчатки. Были ли наши объятия дольше положенного, после того как я уже стояла на ногах? Или мне все это показалось?
— Вы здесь закончили? — хмуро поинтересовался он.
— Все сделано, кроме раскопок.
Гальяно посмотрел на часы и я, как собака Павлова, тоже взглянула на свои. 5:10 вечера.
— Вы собираетесь их начать сейчас?
— Я собираюсь с этим закончить. Если где-то там гуляет психованный придурок, зацикленный на девушках, он наверняка уже выбирает себе новую жертву пока мы тут с вами разговариваем.
— Да.
— И чем больше людей здесь находятся, тем больше они затаптывают место преступления.
Имя Диаза даже называть было не нужно.
— Вы видели эту толпу там, наверху. Эта история захлестнет всех как тропический шторм.
Я сунула перчатки в мешок.
— Тело можно забирать. Удостоверьтесь что они его довезут.
— Да, мадам.
Он что ухмыляется? Или мне показалось?
Колом, Ксикей и я следующий час копали и просеивали почву в которой были найдены останки. Просеивание принесло нам отсутствующие два зуба, три фаланги, несколько ногтевых пластин с пальцев рук и ног и одну золотую сережку.
Когда Гальяно вернулся, я показала ему наш улов.
— Что это?
— Это то, что мы называем зацепкой, — ответила я голосом Фрэди Миноса.
— Альда?
— Этот вопрос надо задать ее семье.
— Ни на одной из фотографий на ней не было ювелирных изделий.
— Так и есть.
Гальяно кинул в свою сумку пакетик с серьгой.
Уже наступила ночь когда мы вылезли из оврага и ступили на дорогу. Пресса уже разъехалась, а снимки трупа оставались в безопасности на пленке. Несколько репортеров все же остались, видимо в надежде что кто-нибудь им подкинет пару слов о находке.
— Сколько их, Гальяно?
— Кто это?
— Это женщина? Ее изнасиловали?
— Без комментариев.
Как только я добралась до машины Гальяно, меня сфотографировала одни женщина, вся обвешанная фотоаппаратами.
Я закрыла замок на двери и откинувшись на сидении, прикрыла глаза. Детектив сел в машину и завел двигатель. Я слышала как стучали в окно с моей стороны, но проигнорировала стук.
Гальяно в это время выжал сцепление, закинул руку на мое сидение, и повернувшись к заднему стеклу, дал задний ход. Пока он выезжал на дорогу, его пальцы касались моей шеи.
Кожа стала чрезмерно чувствительной.
Я резко открыла глаза.
Господи, Брэннан! Молодая девушка мертва! Родные в отчаянии. Ты работаешь над этим делом, а не встречаешься тут с парнем!
Я украдкой взглянула на Гальяно. Свет фар делал черты лица резко очерченными и огромными.
Я вспомнила об объятиях. Ощутил ли он то же самое когда моя щека прижималась к его груди? Он и правда держал меня дольше чем было нужно?
Я вспомнила про огромный букет в моем номере.
Господи!
— Чертовы акулы! — голос детектива напугал меня. — Нет, они даже хуже акул! Он как гиены кружат вокруг добычи.
Он открыл окно. Я подумала о грязной, гниющей плоти и решила уж не я ли играю роль добычи.
— Вы довольны? — обратился он ко мне.
— У меня есть предварительное заключение, но нужно подтверждение.
— Она будет в морге.
— Это значит я снова тело не увижу?
— Нет, если я не скажу.
— Там есть остатки четырех моляров, достаточно для идентификации по зубной карте. Плюс еще застарелый перелом в руке, как дополнительное подтверждение.
Некоторое время мы ехали молча.
— Почему сегодня Диаз не появился? — поинтересовалась я.
— Может он по понедельникам играет в боулинг.
Через двадцать минут Гальяно привез меня к отелю. Колеса еще не прекратили вертеться, а я уже распахивала дверцу. Он успел схватить меня за руку, когда я потянулась за сумкой.
0, боже!
— Вы сегодня провернули чертову уйму дел.
— Спасибо.
— Если где-то бродит этот чокнутый псих, то мы его прищучим.
— Да.
Он отпустил руку, и кончиками пальцев убрал прядь волос с моей щеки.
Боже мой!
— Поспите.
— О, да.
Я вылетела из машины.
Но у Доминик Спектер были совсем другие планы.
Она ждала меня в холле, наполовину спрятавшись в пластиковых пальмах. Когда я вошла она поднялась и с ее колен слетел журнал «Вог».
— Доктор Брэннан?
Жена посла была одета в серый шелковый брючной костюм с ниткой черного жемчуга на шее. Она выглядела в этом отеле столь неуместной как нудист на собрании баптистов.
Я слишком была озадачена чтобы отвечать на вопрос.
— Я понимаю, это так необычно.
Она наверное о моих грязных волосах, руках и одежде?
— Совсем уж неподходящее время, да? — и озарила меня своей отработанной улыбкой.
— Нет, что вы, — пришла я в себя. — Меня только что подвез детектив Гальяно. Я могу его, если что, вызвать.
Я потянулась за мобильным.
— Нет!
Я удивленно посмотрела на нее. Ее ярко-зеленые глаза были широко раскрыты и полны тревоги.
