- Сервелант, - говорит Мария и на меня заинтересованно смотрит, - имя у вас интересное. Я раньше такого не слышала. Вы русский?
- Да вроде того, - отвечаю, - по паспорту. А на самом деле - поди его разбери. У меня знакомая семья есть: он - еврей, она - татарка, а дети - русские. Русские - это ведь не национальность, а к ней прилагательное, как сказал кто-то из известных. Не помню, к сожалению.
Все рассмеялись, обстановка сразу разрядилась. Облачко настороженности, висевшее в воздухе между мною и Марией, сразу же бесследно испарилась.
- Как вас уменьшительно-ласкательно зовут? А то Сервелант - уж очень официально.
- Не знаю про уменьшительность и ласкательность, - пожал я плечами, - а с детства еще Большим Змеем называют, или просто Змеем. От того, наверное, что на индейца похож.
- Похож, Змей, похож, - хохотнул Николай. - Натуральный Чингачгук!
- А мне можно вас так называть? - спрашивает Мария.
- Конечно, - отвечаю, - буду рад.
- А меня Машей зовите, хорошо?
- Хорошо, Маша... А вы замужем?
Николай посмотрел на меня с укоризной, потом повернулся к Маше.
- Точно, индеец. Ты, Мария, на него не обижайся. Он у нас такой. Прямой, как та стрела.
А она, смотрю, и не обижается. Сидит и лишь трясется в смехе беззвучном.
- Н-н-нет... Я и н-н-не обижаюсь... Змей, я не замужем. Не берет никто. Один взял как-то, так и тот сбежал. Аж через полгода.
- А чего так?
- Ничего. Элементарно не сошлись характерами. А вы, Сервелант, всегда такой открытый с малознакомыми?
- То есть? - не понял я вопроса.
- Ну, всегда так прямо в лоб спрашиваете?
- А что тут такого?
- Не знаю, ничего в общем-то. Просто непривычно как-то. Обычно все наводящие вопросы задают, ходят вокруг да около, считают, что нормы приличия соблюдать следует в любом случае. А вам, похоже, все эти нормы до лампочки.
- Это да, - отвечаю, - до лампочки. Не все конечно... Маш, вы знаете, я не хочу казаться умнее, чем есть на самом деле, культурнее, образованнее. Я такой, как есть, нравится вам это или нет. Я ж не заставляю с собой общаться. Колхоз - дело добровольное, как говорил Феликс Эдмундович, перезаряжая маузер. А то, что вы мне нравитесь, это разве плохо? Мое дело, в конце концов.
Маша снова засмеялась.
- И меня, значит, не спросите?
- О чем? О том, можете ли вы мне нравится без вашего разрешения?
- Ну, хотя бы...
- А чего спрашивать? Разве этот ваш вопрос что-то изменит? Ответите, что нельзя, так я тайно о вас, Маша, думать буду. Сколько бы вы не сопротивлялись.
Николай с Татьяной весело наблюдали за нашим диалогом. Наконец, Таня не выдержала:
- Ребят, ну хватит! Давайте-ка лучше вина выпьем. У нас там с нового года бутылка муската заначена... Никола, неси. И фужеры захвати...
Вино было чудо как хорошо, Леша! Или просто компания замечательная подобралась. Или я... влюбился? Влюбился! С первого взгляда, помнишь же. И со второго - сейчас - любовь моя к этой женщине, замечательной во всех отношениях, только крепла с каждой минутой. С каждым мгновением. Да...
Но Маринка, сидевшая весь вечер, как на иголках, не выдержала. Когда я поднялся с табурета всего лишь размять суставы, тут же схватила меня за руку и утащила к себе в комнату. Кормить рыбок.
- Ну, наконец-то они от тебя отвязались, - произнесла девочка, когда за нами закрылась дверь. - Вы, взрослые, как только соберетесь вместе, о детях сразу забываете. Вот объясни мне, почему?
- Марина, - улыбнулся я, - какой же я взрослый? Я ж младше тебя?!
- Вот-вот. А по повадкам - взрослее некуда. Ты чего к нам так давно не заходил?
- Я заходил. Просто тебя дома не было. Как там на даче?
- Нормально. Дедушка только расстраивается. Его на пенсию выгнали, жалко. Он же еще вон какой!
- Это точно, жалко. Но дед твой не пропадет, не беспокойся.
- Змей, а ведь, правда, что дядю Колю с работы не выгонят? - спросила Марина, отойдя, наконец, от аквариума. - Я слышала, как мама по телефону говорила. С бабушкой.
- Нет, Мариночка, что ты! Без дяди Коли институту делать нечего, - попытался успокоить я девочку. - Он там самый главный по науке. Не выгонят, конечно... Вы когда на юг-то едете?
- Так завтра. Слушай, а поехали с нами!
- Я б с радостью, но мне на работу надо, - вздохнул я.
Что там, в институте этом чертовом, еще случится? Аж думать страшно.
Маринка неожиданно перевела тему:
- Змей!
- Да?
- Женись на тете Маше, а? Она у нас знаешь, какая хорошая? Несчастная только.
Я удивленно посмотрел на девочку.
- С чего бы это?
- Ну, просто... Мама говорит, что в личной жизни у нее провал, потому что в торговле работает. Там одни жулики и подхалимы вокруг. Только ты не думай, тетя Маша не такая! И ты у нас самый замечательный.
- Вот сводница, - говорю, улыбаясь.
- Ну и что. Бабушка считает, что все женщины - сводницы. И ничего плохого в этом нет, потому что природу не изменишь. Ну, так как, женишься?
- А чего не жениться? - отвечаю. - Женюсь. Если тетя Маша сопротивляться не станет.
- Она не станет! Сам увидишь...
Эх, дети, дети... Все у них просто. Никаких тебе предрассудков и комплексов. Что думают, то и говорят...
А я? Я не такой? Господи, тут-то, наконец, и дошло до меня, что давеча вел я себя как законченный придурок... "Вы не замужем?" Идиот несчастный! Хуже ребенка, право. Что теперь делать? Ну, что?
Плевать, будь что будет...
На кухне пили чай.
- Мы, Змей, тебя уже потеряли. Торт будешь? - Татьяна потянулась за чистой чашкой.
- Буду. Мне сейчас ваша распрекрасная Марина настоятельно порекомендовала... - начал я, но вовремя умолк.
- Что порекомендовала? - Николай уставился на меня с нескрываемым интересом.
- Отправиться с вами на юг, - выкрутился я.
- А-а, - в Танином голосе послышалось плохо скрываемое разочарование, - а я думала, что... Нет, ничего...
Чаевничали молча. В каком-то напряжении даже. Меж нами с Машей, я почувствовал, вновь растет дистанция. Видать, она тоже это ощутила. Начала дергаться.
Наконец, произнесла, поднимаясь на ноги:
- Пожалуй, пойду, ребята. На работу завтра.
- Маша, а можно я вас провожу? - неожиданно для себя выпалил я. И почувствовал, что краснею.
- Не стоит, Сервелант, - ответила она и отвернулась окну. - Я тут рядышком живу. Через дом буквально.
- Вот и хорошо, что рядышком, - снова подлая моя натура предательски полезла наружу. - Это меня вполне устраивает.
Предложил, а про себя подумал: "А ну, как Маша в Красном Селе живет или на Ржевке какой-нибудь. Переться через весь город... Потом обратно, в центр. Жуть".
Николай и Таня засмеялись, а Мария посмотрела меня пристально и с улыбкой спрашивает:
- Вы, Змей, всегда такой или специально передо мной выпендриваетесь?
- Он у нас как ребенок, - весело заметил Коля, - что на уме, то и на языке.
- Значит, в Красное Село б не поехали?
В Красное Село? Она что, мысли читать умеет?
- Поехал бы. Куда деваться, коль сам предложил. Но, честно говоря, с невеликой охотой... Шучу.
Я тогда, Леша, подумал, что большей ерунды за всю свою жизнь не говорил. Наворотил такие горы глупостей, что не представляю, как их теперь разгрести. Нет, ни за что она теперь провожать себя не разрешит. Думает, небось, что с кретином очередным судьба свела... Э-эх...
Но все вышло не так.
- Нравитесь вы мне, Сервелант. Легко с вами. Не передумали провожать еще?
- Н-нет, - запнувшись, прошептал я. Чуть с табурета не рухнул.
- Тогда идем, - подошла ко мне Маша и взъерошила волосы на макушке.
- Ага... идем, - только и кивнул я.
И вдруг почувствовал во всем теле такую легкость, что захотелось лететь, Леша. Лететь, незнамо куда. Хоть к самому солнцу, как тот Икар!
Нда...
А на улице к ночи - помню, как сейчас - здорово похолодало. Начинал накрапывать мерзкий и какой-то совсем не летний дождик.
Зонтов у нас с Машей не было.
Глава пятнадцатая, чуть-чуть лирическая, повествующая о том, что синтетические гуманоиды могут испытывать настоящие человеческие чувства
Мы остановились под чугунным козырьком подъезда старинного дома. Действительно, рядом. Не через дом, конечно, и не через два. Но дорога заняла минут десять, не больше.
- Зайдешь? - Маша сняла предоставленный ей в качестве утеплителя мой дежурный кремовый пиджак (я еще подумал, может для этой цели я его и приобрел - замерзших женщин отогревать?) и вернула мне.
- Зайду, - просто ответил я, так и не поняв, когда мы успели перейти на "ты".
Мы поднялись на четвертый этаж пешком. Лифт не работал. В прихожей царил привычный для одиноких людей беспорядок. Туфли вперемежку с сумочками, неубранные с зимы сапоги, раскрытый зонтик, сохнущий, должно быть, не первую неделю, переполненная окурками пепельница на перчаточной полочке под зеркалом, которое, кстати, сразу бросалось в глаза из-за своей идеальной чистоты. Наверное, единственная, действительно нужная и полезная в прихожей вещь.
- Не пугайся беспорядка, гостей не ждала, - Маша небрежно сбросила туфли и, сунув ноги в пушистые тапочки, пошла в ванную, - можешь ботинки не снимать, тапочек твоего размера у меня все равно нет.
