— Погодите… вы хотите сказать, что мой отец — Судья? Обладает таким же даром?
— Ну конечно, — величественный кивок, — и мы ещё обговорим этот вопрос… позже.
— И вы знаете, кто он? — голос предательски дрогнул.
— Пока нет, но скоро буду знать, — последовал четкий ответ, — а, что касается моего алтаря… его закрыли для простых смертных. А те, кто носит мой дар, окончательно потеряли память, — прозвучало зло и обреченно, — но теперь мы вс-ссе исправим!
Резкий щелчок.
— Пока я слаб и мне нужна твоя сила, маленькая жрица. Тронуть тебя не посмеют, но соблазнить и заставить отступить, угрожать — обязательно попытаются. Я постараюсь найти взрослого обладателя дара как можно скорее. Мне нужно возродить мое место силы, но после смерти последнего Первого оно исчезло. Попробуем поискать в полнолуние. Найдем — получишь знания и силу. А пока… твори справедливость, Дейирин, — он, конечно же, знал уже имя, — мсти своим обидчиком, развивай дар. Я дам тебе все, змейка, и помогу без боли обрести ипостась, но если ты попробуешь меня покинуть, ты горько пожалеешь, — не угроза — констатация факта.
Будто она не только идиотка безмозглая, но и воин, не знающий слова верность!
— Иди уже, воин, — кривая усмешка. Тьма все гуще вокруг, — я там оставил тебе маленький подарок, он тебя защитит, а теперь, иди… — показалось, или на алтарь капнула капля черной крови?
Айр Ши… устал? Сердце отчего-то сжало. Рин сердито куснула губу, собираясь ответить — и очнулась от гула голосов.
Её держал за плечи князь Асайюрэ, прикрывая теми самыми, заветными, кожистыми крылышками. А прямо над головой усиленно пытались решить её судьбу жрецы тех, кто почти убил её мстительного грустного бога во имя своей прихоти и зависти.
Тело было удивительно легким, цельным, наполненным искристой, звенящей, «родной» силой. Больше проклятый дар не чувствовался как нечто пугающее, чужеродное, дикое, став, наконец, её частью.
Сквозь полуприкрытые глаза увидела встревоженную и хмурую Лэйри. Нет, внешне сестра оставалась бесстрастной, вот только сквозь маску были видны сжатые в линию губы, чуть дрогнувшие пальцы, усталый взгляд. Неужели её никто не выбрал? Какая-то мысль мелькнула на грани сознания и исчезла, сметенная резким:
— Инар Дейирин находится под патронажем академии и Его Императорского Высочества ал-шаэ Нильяра. Нигде в законах Империи не сказано ни слова о том, что инар не имеет права присягать какому-либо божеству или это является преступлением. В жреческие дела академия не лезет лишь до тех пор, пока нашим студентам никто не угрожает, — раздался ровный, но ядовито-острый, словно блеснувший в атаке клинок, голос куратора.
Её осторожно поставили на ноги, отпихнув за спину вампиру.
Мелькнули только яркие одежды жрецов и их фарфоровые маски на лицах.
Легонько пожала пальцы Лэи, и, словно невзначай, придвинулись братья-близнецы и, неожиданно, (1bd23)
— Киоран, взявшийся словно из ниоткуда.
Спустя пару рий они уже были на ступенях храма, откуда личный телепорт князя Айнирё унес учеников в Академию.
Похоже, учинять «разбор полетов» пока никто не собирался, как ни странно.
Глава 9. Родственные связи
Порой бывает достаточно едва ощутимого движения, простого внимания, чтобы убедить себя, что ты
нашёл родственную душу.
© Марк Леви "Сильнее страха"
Гулкое эхо чужих шагов, разносящееся далеко за пределы залов. Пустых, мрачных, брошенных. Все это место было пропитано болезненной тоской. Ушедший. Где же ты, узник смерти, узник ненависти? Обжигает шрам на ладони, шрам, оставленный Эскайром. Звук шагов сменяется тихим шелестом. Скручивает страхом легкие, дыхание замерзает на губах и отнимается язык. Бежать. Прочь, как можно скорее! Но она не может. Рин понимает, что это всего лишь сон, помнит, как ложилась спать в их с Лэи комнате в общежитии, но… страх убивает вернее, чем настоящая опасность. Особенно, если ты сама даешь ему волю. А ведь ей, как никому другому, необходимо контролировать свои чувства. Не слишком ведь это легко в возрасте, когда обычные горожанки и аристократки веселятся на балах и вечеринках, заводят романы, сплетничают…
Шуршание стало ближе — миг — и из-за поворота показался длинный мертвенно-серый хвост, а вслед за ним и все остальное — мощное туловище, покрытое той же серо-мглистой чешуей. Одежды на иршасе не было — лишь длинные красивые браслеты на запястьях.
Он открывает рот — и толи хрипит, то ли смеется, обнажая ряд острых клыков. В пустых глазах нет ни белка, ни зрачка — лишь бушует море ядовитой зелени. Там, в самой глубине, видна воля и разум — безумный, изощренный, отчаянный. В нем живет только ненависть, он и сам ещё существует между жизнью и смертью только жаждой убийства. Вот только почему этот змей кажется таким родным?
Тьма скрадывает все, кроме этих пылающих глаз и тихой безумной феерии шипения.
Все блекнет и растворяется вокруг, оставляя лишь гадать о том, что это было. Прошлое? Будущее? Что мир хотел до нее донести?
Сон наполняется иными красками, и Рин невольно дрожит, уже точно зная, что это будет. Ни тьмы, ни тлена нет. Жаркие ладони на талии, сильные жесткие пальцы, царапающие кожу кончиками когтей — так, что с губ срывается стон. Она прогибается, подается назад, но жар страсти внезапно уходит, оставляя взамен щемящую до слез нежность. Ей не позволяют обернуться, неизвестный поклонник осторожно расчесывает растрепавшиеся волосы, перебирая пряди. Отчего-то кажется, что он улыбается. На душе легко и спокойно, и хочется обнять весь мир, свиться кольцами, не отпуская этого мужчину ни на мгновение.
Она все же не выдерживает, дергается, пытаясь обернуться, и… просыпается.
Одеяло во сне умудрилось куда-то съехать, и теперь правый бок замерз. Жарко и болит голова — немного, как всегда, когда её призывает мир. Звучит чуточку высокопарно, но так оно и есть. Пожалуй, лучше всего бы её поняли фэйри. Её разрывают противоречивые желания — в груди поселился тугой узел страха, почти ужаса, но все, что удается вспомнить из сна — это ощущение леденящего холода и мертвая чешуя. Брр! Невольно руки обхватывают плечи, словно стараясь защититься. И вернуть нежность и тепло чужих объятий. Да, Рин, не надо было читать на ночь роман с названием «Страдания и любовь юной Шиариссы». Итили-ан, дочь воздушного народа, проживающая в соседней с ними комнате, вчера буквально впихнула книгу в руки, обещая незабываемые впечатления. Да уж. Незабываемые.
Она как раз успела растормошить сестру, когда раздался знакомый, резкий звук, ввинчивающийся буквально в голову. Подъем! За прошедшие с посещения храма два месяца это стало уже привычным. Главное успеть вскочить раньше и попасть на завтрак до того, как соберется толпа злющих и невыспавшихся адептов. К тому же приходилось хотя бы изредка успевать мелькать на гражданском отделении.
О происшествии в храме никто более не заговаривал — ни она, ни друзья, ни преподаватели — словно молчаливо порешили похоронить данную тему. Ши не объявлялся тем более, заставляя думать, что все произошедшее на самом деле являлось плодом её воображения или каких тайных желаний.
Нельзя сказать, что в академии им были рады. Лэйри сохраняла свое инкогнито, сама Рин также предпочитала молчать, каким-либо положением в здешнем обществе они не обладали, а за пределами Призрачного факультета никто понятия не имел о талантах двух скромных будущих архивариусов. Их травили — тихо, исподтишка. Стоял ли за этим тот самый Тарой, который оказался сынком одного из карри, или же это было кто-то ещё — неясно. Наушничать было не в их правилах, к тому же, Зарг и Ардай обычно крутились поблизости. Даже Киоран иногда показывался. Говорил отвлеченно на учебные темы, вежливо раскланивался, как на светском рауте, и удалялся. А в глазах Лэйри мелькала нешуточная злость. Похоже, сын Первого Советника заинтересовал строптивую фэйри своим непробиваемым спокойствием и сдержанностью. Или же она чуяла что-то ещё?
