о моем взгляде. На этом мы расстались. Государь был более чем милостив и пожелал мне хорошего аппетита, как он сказал мне, «к вашему запоздавшему по моей вине обеду».
В последующие дни, когда мое увольнение уже состоялось и в особенности когда впечатления пережитого времени стали постепенно оседать и кристаллизоваться, мне казалось и кажется и теперь, что запоздалый прием мой не был случайностью.
Государь, верно, предполагал лично говорить со мною о моем увольнении и колебался сделать это, переживая, вероятно, нелегкое раздумье. Что решение его расстаться со мною уже в это время созрело, подтвердили многие последующие факты.
Так Владимир Вестман, служивший в Собственной его величества канцелярии (у Танеева), уже в субботу вечером, то есть на другой день после моего доклада в Аничковом дворце, рассказывал, что в Канцелярии печатается рескрипт по поводу увольнения меня от занимаемых должностей. Очевидно, что распоряжение об этом было сделано именно в пятницу, если даже не ранее. Стало известно потом, что еще за полторы недели был вызван И. Л. Горемыкин в Царское Село, и по возвращении оттуда начались секретные его совещания с Кривошеиным на квартире последнего, о чем многие знали и говорили, и не знал только я, так как со мною никто не говорил, и кроме отдаленных слухов до меня ничто не доходило.
Более того, в ту же пятницу 24 января ко мне настойчиво прошел В. Ф. Трепов, хлопотавший по делу получения концессии на Южно-Сибирскую железную дорогу, и, ссылаясь на те же ходившие слухи, просил моего разрешения проверить их через графа Фредерикса. Я не мог ему запрещать, но сказал только, что благородный граф настолько далек от всех интриг, заполнявших нашу государственную жизнь, что, даже будучи ко мне искренно расположен, он не сможет ничего сделать, и ему просто ничего не скажут. В субботу вечером я получил от Трепова записку с уведомлением о том, что граф Фредерикс в тот же день утром имел с государем определенный разговор и положительно не понимает — откуда идут все эти слухи, так как слова государя, обращенные ко мне, были полны доверия и, по-видимому, искреннего расположения.
Понедельник, 27 января, я провел весь день дома за приемом просителей, которых я не мог принять в субботу по причине заседания в этот день Финансовой комиссии Государственного совета. Народу было множество, и прием затянулся почти до 7 часов. Затем мы поехали с женой на обед к Маклакову, и поехали туда оба с самым тяжелым чувством, так как мои отношения к нему, с ноября месяца, совершенно испортились, и я отлично знал, что он является одной из главных пружин всей интриги против меня. Мы подумывали даже отказаться от этого обеда, но так как приглашения были разосланы за 3 недели, когда атмосфера всей травли меня была еще не так густа, то я не видел повода отказываться, а сделать это в последнюю минуту — значило подчеркнуть мое отношение к городским слухам. Мы предпочли испить чашу до дна. Обед прошел по внешности очень оживленно, моей дамой была леди Бьюкенен[39], с которой мы вели простую и веселую болтовню, а сидевший напротив меня кавалер моей жены Горемыкин не раз выражал за обедом удовольствие по поводу нашей оживленности.
После обеда произошел любопытный инцидент — ко мне подошел граф Фредерикс и сам завел следующий разговор на французском языке: «Скажите мне, дорогой друг, что значат все эти слухи по поводу вашей отставки, я слышу их со всех сторон. Меня со всех сторон спрашивают, волнуются и все действительно беспокоятся. В пятницу Мосолов, расспрашиваемый Треповым, просил меня даже справиться у его величества, что я и сделал в субботу с величайшим удовольствием, так как не только люблю и уважаю вас, но смотрю на вашу отставку как на величайшее бедствие для России. Государь дал мне самый успокоительный ответ; он говорил о вас в самых милостивых выражениях, и я уверяю вас, что вы пользуетесь полным его доверием. Я знаю, что вы в плохом окружении, что кругом вас и против вас интригуют, и я хочу дать вам истинно дружеский совет: говорите открыто и откровенно с его величеством, объясните ему, что положение стало совершенно невыносимо, и просите его уволить министров, с которыми вы не можете больше работать. Уверяю вас, что вы получите полное удовлетворение, будьте только тверды».
Я поблагодарил его за эти добрые слова и сказал ему буквально следующее: «Верьте мне, дорогой граф, что я никогда не был трусом и что я ничего лучшего не желаю, как иметь возможность говорить откровенно с моим государем и просить его выяснить невыносимое положение, в котором я нахожусь. Вы знаете, что я не граф Витте, я не могу заставить государя следовать моей воле, а могу только разъяснить откровенно перед ним тот вред, который испытывает государство от нашей административной неурядицы. Я верный слуга моего монарха и воспользуюсь первым моим докладом, чтобы просить его или поддержать меня, или разрешить мне уйти, если я не отвечаю более его взглядам». Фредерикс прервал меня словами: «Речи быть не может о вашей отставке», на что я ответил ему: «Граф, вы слишком благородны, чтобы понять, какие силы борются против меня, и я уверен, что дни мои сочтены, если даже моя отставка уже фактически не последовала».
Отойдя от Фредерикса, я подошел к другой группе гостей, от которой отделился граф А. А. Бобринский и заявил мне, что на днях государь подтвердил ему [сведения] о сделанном заказе приготовить рисунки археологических предметов для германского императора, и своим обычным слащавым тоном прибавил, что весь заказ будет исполнен в срок и что он надеется заслужить мое одобрение. Я сказал ему на это, что едва ли мне придется принимать этот заказ, так как городские слухи уже предрекли мою отставку, на что он мне совершенно спокойно и не выбирая выражений ответил: «Это не беда, это будет только кратковременный отдых, который вам так необходим».
Эти слова человека, никогда не говорящего на ветер, вдобавок принадлежащего к крайне правому кругу и имеющего надежные источники для осведомления, были для меня первым определенным указанием на то, что со мной решено покончить.
Под этим впечатлением я вернулся домой и просидел еще до 2 часов, доделывая очередные дела. Одно из них меня очень заботило: в среду, 29 января,
