мне только: «Ну, что же делать? Я должен подчиниться вашему желанию и вполне понимаю, почему вы так поступаете. Мне не часто приходилось встречаться с такими явлениями. Меня все просят о помощи, даже те, кто не имеет никакого права, а вы вот отказываетесь, когда я сам вам предложил!»
Государь замолчал. Молчал и я, и, видимо, настала пора прекратить эту томительную аудиенцию. Государь вышел из-за стола, обошел кругом него, подошел ко мне близко, взял меня за руку и, смотря на меня опять глазами полными слез, сказал мне: «Скажите же мне еще раз, Владимир Николаевич, у вас нет ко мне чувства вражды?»
Я ответил ему на это: «Нет, ваше величество, вражды у меня нет и быть не может, я вам служил всею правдою, и покидаю вас сейчас только с одним чувством глубокой скорби, что я вам больше не нужен». Государь еще раз меня обнял, я поцеловал ему руку, а он еще раз поцеловал меня в губы, прибавив: «Так расстаются друзья». На этом кончилась моя прощальная аудиенция.
Я забыл отметить еще, что после доклада государю моего ходатайства за трех моих товарищей и до перехода к очередному докладу я просил государя уволить меня и от звания члена Финансового комитета. Государь сначала колебался и спросил меня, почему я желаю покинуть и этот комитет. Я доложил ему, что с увольнением от должности министра финансов мне лучше всего удалиться от всякой деятельности по финансовому ведомству.
Я сказал государю, что председатель комитета граф Витте открыто настроен против меня, что после его выступлений против меня в газетах по железнодорожному вопросу и в Государственном совете по питейному я избегаю с ним встречаться, чтобы не давать повода к каким-либо столкновениям, что мне стало случайно известно предположение нового министра финансов пригласить в Финансовый комитет таких лиц, как Рухлов, Кривошеин и Никольский, открыто проповедующих такие финансовые взгляды, которые диаметрально противоположны моим и которые я считаю безусловно вредными, и что, оставаясь в комитете, я по необходимости могу войти в противоречие с другими членами, и тогда явится невольно предположение о том, что я возражаю только потому, что я перестал быть министром финансов. Государь сказал мне на это: «К сожалению, вы совершенно правы, и я не могу вам мешать в исполнении вашего желания».
Так кончилась моя деятельность и по комитету финансов, в который я вступил по инициативе покойного графа Сольского 3 февраля 1904 года вместе с покойным Шванебахом, всего за два дня до назначения меня управляющим Министерством финансов. С графом Сольским тогда был солидарен и граф Витте, который тогда сказал мне: «Ну вот, мы опять с вами вместе в одном близком нам обоим деле», и тот же граф Витте, ровно десять лет спустя, явился единственной причиной моего выхода из Финансового комитета.
Вернувшись домой, я, по обыкновению, передал все подробности жене, и мне было отрадно видеть, насколько она разделила правильность моего поступка насчет денег. Мы условились не говорить об этом решительно никому, и единственный человек, который узнал об этом, был Я. И. Утин, давший, однако, слово не рассказывать никому. Но уже на следующий день с вечера об этом узнал буквально весь город. Разнес эту весть покойный великий князь Николай Михайлович, приехавший в Яхт-клуб прямо из Царского Села, где ему передал об этом лично государь. Мне не известны, конечно, комментарии, с которыми передана была эта весть великим князем, но сначала общее сочувствие было на моей стороне.
Многие находили даже, что я не мог поступить иначе. Но затем постепенно стали просачиваться и другие взгляды. Одни стали говорить, что я популярничаю, другие — что я поступил дерзко по отношению к государю и что я таким образом его оскорбил. Третьи — что я поступил просто глупо, так как никто не отказывается от денег и связанных с ними удобств жизни. Говорили мне даже потом, что этим я окончательно восстановил государя против себя, — но так ли все это на самом деле, я решительно не имел возможности узнать, несмотря на все попытки восстановить истину в этом вопросе. Думаю, однако, и сейчас, что мои доброжелатели легко могли воспользоваться этим фактом, как, впрочем, и всяким другим, чтобы представить меня государю неблагодарным, фрондирующим, заискивающим у толпы и т. д. Я уверен, однако, что лично в государе не осталось по этому поводу никакого неудовольствия.
Тот же день — пятница, 30 января — ознаменовался еще одним инцидентом. Я сделал ему тотчас же подробную запись, которая долго хранилась у меня и которую я воспроизвел здесь, однако, только в одной ее части, выпуская все, что имело личный характер. В 3 часа дня ко мне приехал новый управляющий Министерством финансов Барк. Он вошел в кабинет весьма смущенный и заявил, что пришел в день своего назначения, чтобы поздравить меня с великой монаршей милостью, выразил мне глубочайшее свое уважение, которое он питал ко мне еще с того времени, когда он был моим подчиненным в качестве товарища управляющего Государственным банком, и чтобы просить моей помощи и совета в выпавших на его долю столь неожиданно трудных обстоятельствах.
Мы сели у большого письменного стола, и Барк начал с того, что назначение свалилось на него как снег на голову, что он им смущен до последней степени, что его страшат в особенности непомерные требования Военного министерства и что его единственная надежда на мою доброжелательную помощь. Я поблагодарил его за лестное ко мне отношение и попросил его разрешения говорить с ним также совершенно откровенно, так как в моем положении совершенно бесцельно вести дипломатические беседы.
Я сказал ему прежде всего, что его назначение не только не было для него неожиданностью, но подготовлялось издавна, и еще в 1910 году, когда он был назначен товарищем министра торговли, все говорили открыто, что Тимашев взял его не столько по собственному выбору, сколько потому, что на него указал покойному Столыпину Кривошеин, готовя в нем более сговорчивого, чем я, министра финансов в будущем.
Я прибавил еще, что для меня не составляют тайны его частые визиты к князю Мещерскому, после той помощи, которую оказал тот ему в трудную минуту его жизни. Я перешел затем к самой его просьбе о помощи и сказал: «Зачем нам играть в прятки? Вы для
