Некоторое время мы так и лаяли друг на друга, пока она наконец не заткнулась. Я тоже, потому что чертовски устал лаять, просто не собирался сдаваться первым. Принцесса обошла вокруг кактуса, присела и занялась своими делами, все время глядя на меня своими темными глазами, а зачем, я понятия не имел.
Я огляделся. Так на моем месте сделал бы Берни. У него для этого было даже специальное выражение: то ли приценка местности, то ли что-то в этом духе. Первое, что нужно сделать в такой ситуации – это как следует приценить местность, поэтому я немного прошелся вокруг, подошел к колючему растению – и пометил его – затем к куче камней, сверкающих золотистым отблеском, и маленькому перекати-поле, лежащему неподвижно. Я пометил камни, перекати-поле и еще кое-что, пытаясь вспомнить, что еще нужно было делать, когда прицениваешь местность – Берни! Где Берни? – когда учуял запах, который мне не понравился: похожий на лягушачий или жабий, только более рыбный, причем запах более резкий и густой, чем запах настоящей рыбы. Я, конечно, говорю о свежей рыбе, тухлая рыба – совсем другая история. Этот специфический запах – лягушачий, жабий, рыбный – означал только одно: змея. Змеи пугают меня до чертиков.
Мне не стыдно в этом признаться. Но, и это может вас удивить, однажды я поймал одну змею, жирную и черную. Это случилось, когда мы ходили в поход по горам.
Знаете, что меня больше всего поразило в тот день? Выражение лица Берни! Я немного отвлекся на воспоминания, а когда пришел в себя, змеиный запах стал сильнее.
Я последовал за запахом, и эй! Он вел меня обратно к кактусу, в тени которого лежала Принцесса, все это время не сводящая с меня взгляда. И – о нет! – позади нее лежала большая змея, свернувшаяся в кольцо, и сейчас она стремительно разворачивалась. В ее открытой пасти виднелись до ужаса острые клыки. Принцесса что, не учуяла запах? Да что с ней не так?
Но у меня не было времени додумать эту мысль: я тут же атаковал, лая во все горло, и целясь в хвост, чтобы держаться как можно дальше от опасных клыков. Змея увидела, как я приближаюсь – даже ее крошечные щелочки глаз наводили на меня страх – одним резким движением повернула голову в мою сторону и вознила клыки. Это был не настоящий укус, насколько я знал из просмотра канала Дискавери вместе с Берни. Такой вот у них способ атаки. В самый последний момент, надеясь, что еще не слишком поздно, я высоко подпрыгнул – так высоко, как в жизни никогда не прыгал – и пролетел прямо над змеей. Что-то – возможно, что-то острое – коснулось шерсти на кончике моего хвоста. Я приземлился, развернулся и мельком увидел Принцессу, бегущую – не трусцой, а в самом деле убегающую – прочь от кактуса. Змея приближалась ко мне, скользя по песку боком, голова поднята в воздух, глаза злобные. Я сдал назад, не раздумывая. Ложку в ножевую драку не берут.
Я побежал по широкому кругу, сохраняя достаточное расстояние между собой и змеей, и догнал Принцессу. Она все еще бешено неслась вперед, и шерсть ее развевалась на ветру. Под всем этим пухом она оказалась еще меньше, чем я думал. Я перешел на медленную трусцу, и мы продолжили бежать бок о бок. Куда мы направлялись? Подальше от людей с винтовками и змей с клыками: вот и все, что сейчас было важно. А что там себе думала Принцесса, я понятия не имел. Она продолжала бежать, решительно задрав голову.
Вечно так бежать невозможно, и спустя довольно продолжительный промежуток времени – солнце уже светило нам в спину – Принцесса замедлила свой шаг до быстрой трусцы, той самой, с размытыми в движении лапками. Я шел рядом, высматривая змей, но ни одной не увидел. Единственным живым существом помимо нас была большая черная птица, кружившая над головой. Не нравятся мне птицы, я ведь уже говорил? Почему они вечно такие мрачные? Был бы я мрачным, если бы мог провести целый день, паря в голубом небе? Вот уж вряд ли.
И особенно мне не нравилась конкретно эта птица. Мне почему-то казалось, что она за нами следит. Но зачем ей это делать?
Солнце за нашими спинами опускалось все ниже. Тени под нашими ногами удлинились – моя, конечно, была немного длиннее, чем Принцессы. Та все еще бежала своей быстрой трусцой – удивительно, что она так долго могла поддерживать этот темп. Может, она просто не умела двигаться медленнее. Я все ломал над этим голову, как вдруг заметил, что вдалеке виднеется странной формы скала, возвышающаяся над пустыней. А у ее подножья – что это? Крошечный блик? Сияющий отблеск задрожал, исчез, потом вернулся. Там было что-то яркое и блестящее, а яркое и блестящее означает – человеческое. Берни – человек. Это все, что пришло мне тогда в голову.
Я сменил направление и взял курс на скалу, и Принцесса отправилась вслед за мной безо всяких понуканий. Солнце опустилось еще немного, и отблеск стал красноватым. Он становился все краснее и краснее, затем потускнел и, наконец, исчез. К тому времени нас окружили тени, а воздух быстро начал остывать. Небо переливалось разными цветами, затем потемнело. На небе появилась россыпь звезд и луна, уже не такой тонкий серпик, как прошлой ночью. Принцесса теперь тяжело дышала, издавая тихий присвист. Мы продолжали идти все дальше и дальше. Понятия не имею, о чем думала Принцесса, я же думал: Берни.
Проблема заключалась в том, что скала, казалось, не приблизилась ни на шаг. Через некоторое время я осознал, что я вообще больше не вижу никакой скалы – было слишком темно. А после этого пришли и другие осознания, связанные с голодом и жаждой.
Мысли мои обратились к тому времени, когда мне удалось посетить самую настоящую фабрику «Ровер-Энд-Кампани», где готовили лучшие в мире собачьи угощения, в том числе совершенно восхитительные… Принцесса вдруг остановилась. Я остановился рядом. Она просто стояла – все еще решительно наклонив голову, но не двигаясь, в то время как мы должны были продолжать идти.
Я тихо на нее гавкнул. Принцесса не залаяла в ответ, не заскулила, вообще ничего не стала делать – просто стояла, как стояла. Я опустил голову и ободряюще ткнул ее носом, совсем несильно, но она упала набок и неподвижно замерла на земле.
И что мне теперь делать? Глаза Принцессы были открыты, по крайней мере, тот,
