Скоро свадьбу сыграю. Богатая будет свадьба — всей Ветлуге на удивленье!
— Да где ж ты девушку возьмешь?
— Э-э, девушку найти нетрудно. Да вот хоть тебя посватаю. Небось, теперь не откажешься…
Сылвий сказала, отвернувшись:
— У меня есть жених получше тебя, черный козел!
Кавриш усмехнулся:
— Уж не Стопан ли? Ну так твой жених на том свете.
— На том свете? — дрогнувшим голосом переспросила девушка. — Что такое ты болтаешь?
— Я не болтаю, а говорю то, что мне доподлинно известно. — Кавриш вплотную приблизился к Сылвий, сказал раздельно: — Убили твоего Стопана. Саблями зарубили.
Сылвий, ошеломленная, воскликнула:
— Врешь! Со зла небылицу выдумал!
Кавриш пожал плечами:
— Зачем я стану врать? Несколько наших, что со Стопаном уходили, вернулись: Пайраш и еще кое-кто, они сами все видели.
— Значит… значит, Стопана нет в живых? — прошептала Сылвий. Придавленная горем, она обессиленно опустилась на бревно и горько заплакала.
Кавриш долго, с нескрываемой радостью, смотрел, как убивается Сылвий. С прошлой весны затаил он злобу на нее. Он посватался к ней и даже успел повсюду растрезвонить, что женится на самой красивой девушке во всей округе. Но получил от ворот поворот: сердце Сылвий сумел привлечь Стопан. Стопан мог бы еще летом сыграть свадьбу, лишь по бедности отложил ее до зимы.
«Теперь осталась гордячка ни с чем», — мстительно подумал Кавриш и, очень довольный собой, пошел прочь.
Сылвий глазами, полными слез, посмотрела на лес, на реку. Никогда еще лес не казался ей таким мрачным, а Ветлуга такой зловеще-притихшей. Неужели нет больше на свете Стопана, красивого парня, стройного, как молодой дубок? Кто поймет горе Сылвий? У кого теперь искать защиты от злых напастей? Как устроить свою судьбу, когда кругом столько ненависти и страданий? Нежданно-негаданно пришла беда, подползла, как ядовитая змея и ужалила в самое сердце.
Вдруг над ней раздался резкий крик, и прямо над головой, раскинув широкие крылья, пролетел коршун.
Сылвий вспомнилась старинная примета, и она подумала:
«Пролетела над головой вещая птица, значит, еще будет мне счастье…»
Долго следила она за птицей, которая то спускалась почти к самой земле, то стремительно взмывала ввысь.
И тут она услышала за поворотом реки людские голоса, удары весел по воде. Кто-то плыл по Ветлуге.
Вот из-за поворота показалось несколько лодок. Они плывут медленно, как бы через силу.
Сылвий вгляделась и воскликнула:
— Наши! Наши возвращаются!
Сердце в ней заныло сильнее прежнего. Сейчас вернувшиеся с поля боя односельчане сообщат ей горестную весть.
Слезы снова хлынули у нее из глаз.
А лодки все ближе, ближе… Вот одна лодка отделилась от других и, подплыв к мосткам, на которых стояла Сылвий, уткнулась носом в доски. На веслах сидел Яндылет.
Сылвий хотела заговорить с ним и не могла.
Но тут она бросила взгляд на дно лодки и вскрикнула.
У ног Яндылета, заботливо прикрытый белым кафтаном, лежал Стопан. Глаза его были открыты, и они, сияя, смотрели на Сылвий, а его бледное изможденное лицо освещала тихая счастливая улыбка…
Кавриш, отойдя от Сылвий, взобрался на крутой берег и оттуда заметил плывущие по Ветлуге лодки. Он даже смог различить, что в одной лодке сидит Яндылет, в другой — Пегаш. Кавришу стало страшно: ведь и Яндылет и Пегаш знают про его предательство, они видели, как он напал на повстанцев вместе с переодетыми стрельцами. Теперь лучше не попадаться им на глаза. Надо бежать отсюда, бежать с Ветлуги куда-нибудь подальше, в Козьмодемьянск или в Царевококшайск.
Кавриш подходил к своему илему, как вдруг острая стрела вонзилась ему в грудь: кто-то из-за деревьев пустил ее не дрогнувшей рукой.
Кавриш схватился за грудь, попытался выдернуть стрелу. Но стрела засела глубоко и он, теряя сознание, повалился на мерзлую землю. Последнее, что он увидел — к нему подходил Левуш с луком в руках.
Левуш наклонился над мертвым и сказал:
— Не рой другому могилу — сам в нее попадешь. Ты получил по заслугам, подлый предатель!
XVI
Ветер, налетевший из-за темного леса, гонит по Ветлуге высокие волны. Вода бежит к песчаному берегу и с шумом откатывается обратно. В мощном напоре речной воды чувствуется неодолимая, не знающая преград сила…
По реке, будто стая лебедей, плывут остроносые лодки под белыми парусами. На лодке, идущей впереди других, стоит Мирон Мумарин. Высокий, стройный, с саблей на боку, он кажется героем из сказки. В той же лодке сидят Стопан и Сылвий. Следом плывут Яндылет, Келай, Левуш, Пегаш и Пайраш. Спасаясь от преследования, решили они, пока не замерзла река, добраться до Унжи и Галича и укрыться в дальних лесных зимовьях.
А ветер стонет, свистит, как оперенная стрела в полете. И волнуется, бушует разгневанная Ветлуга.
1941—1943 гг.
АКПАЙ
НА ВОЛГЕ
По Волге, по самому стрежню, рассекая острым носом волну, бежит под белым парусом лодка. В ней сидят двое мужчин: один в желтом казацком кафтане, другой — в голубом. Который в желтом, белолицый, лет двадцати пяти, видать, мариец. Во втором, чернобородом, что сидит за рулем, без труда можно было признать татарина.
А мимо медленно проплывают места невиданной приволжской красоты. По левой стороне, на высоком берегу, словно стада на зеленом лугу, то там, то здесь, виднеются кучки домишек — деревеньки. Рядом с деревнями, как желтые заплатки на зеленом кафтане, — ржаные поля, кое-где к берегу подступают темные густые леса. Справа тянутся широкие заливные луга.
Только волжская вода, сколько ни плыви, всюду одна и та же. Бежит волна во всю ширину реки до берега, нахлынет на желтый песок и, стихнув, отступает обратно.
Сверху, от Казани, покачиваясь на легкой волне, навстречу лодки плывут плоты.
Вдруг из-за поворота, там, где белеют меловые горы, донеслось заунывное пенье.
— Бурлаки идут, Махмет, — сказал мариец, подавшись вперед и стараясь рассмотреть людей.
— Наши люди, Акпай, — ответил татарин. — Вот объявится в этих местах царь Пугач, все они будут в нашем войске…
Вскоре лодка приблизилась к бурлакам, которые тащили баржу через перекат-мелководье. Теперь были видны уже и лица бурлаков — усталые, изможденные. Бурлаки брели по колено в воде, навалившись на лямку. Они были все мокры, измучены, с трудом переставляли ноги и гнулись до самой воды. Их песня звучала словно надрывный стон.
— Эх, опкыны ненасытные, как народ мучают! — в гневе воскликнул Акпай. — Видишь такое, сердце кровью обливается.
На палубе баржи, среди тюков, ящиков, корзин расхаживал хозяин — толстый, круглый, как колобок,
