тихо и даже чуть виновато соглашается Голубика, оглядываясь в квартиру, – я хотела
спросить о них, да забыла. Извини. Как они там?
– Их больше нет, – отвечает Роман, чувствуя, что многое он сказать не сможет, – они погибли на
пожаре. Давно уже, уже почти два года назад.
Голубика, охнув, обессиленно хватается за колоду, глядя на него расширенными глазами.
Роман чувствует ком, подкатывающий к горлу.
– Как же так, Ромушка?
И всё! Сказать что-либо ещё после этого внезапного «Ромушки» уже нельзя. Оказывается, всё-
таки живёт у неё в душе и такое его имя.
– Вот так, – еле выталкивает он из себя эти уже слабо различимые слова, разведя одной
свободной рукой, и тут же, повернувшись, сбегает по лестнице.
Выйдя во двор, Роман плюхается на скамейку на детской площадке с песочницей, буквально
задавливая в себе горечь, жалость и слёзы. Такое впечатление, что вместе с Ирэн он снова
пережил всё, только быстро, свёрнуто, порывом.
На улице пусто. Даже фонари горят лишь где-то в конце дымной улицы. Редкие машины
проносятся мимо. Из-за дыма свет их фар остаётся в пространстве. Роману, ослеплённому этим
больным светом, кажется, что машины настолько засвечивают его, делая невидимым, что сами же
361
его и не видят. Наверное, лучше выйти дворами на другую, более оживлённую улицу. Во дворах
сумрак ещё гуще, чем на улице. Навстречу движутся три фигуры – подростки. Вид мужика с двумя
сумками в руках оживляет их. Средний что-то говорит одному, склонив к нему голову, но не
поворачивая лица, потом – другому. Идут, слегка подталкивая себя плечами, подбадривая и
разжигая. Нечто похожее делают боксёры перед схваткой, поколачивая одной перчаткой о другую.
Так же, кстати, делает и Боря Калганов. Ну что ж, читали, знаем и понимаем, что сейчас
происходит. Если попытаться свернуть с курса, догонят, и тут ты уже проиграл. Поэтому пойдём
прямо. Даже прямее, чем раньше шёл, специально на них. Согласно изученным книжкам по
психологии никто никого не бьёт просто так. Сначала составляет сценарий (хотя Ваську
Селиванова пырнули ножом без всякого сценария – ну, там-то уж был просто какой-то отморозок).
Вот этот-то сценарий и надо сбить. А он у них будет самым простым – чего им зря напрягаться,
придумывать. Конечно, они попросят закурить. Вот они, уже совсем рядом. Ничего, хорошие
ребятишечки – в куртках с широкими плечами, только не понятно, настоящие под куртками плечи
или нет. Может быть, просто так топорщатся, а может быть, это спортсмены. Вот он, момент, чтобы
что-то уже спросить. Говорить будет средний – он, похоже, лидер.
– Здорово, ребята! – опережая его, как можно более приветливо говорит Роман. – Я тут у вас
совсем заблудился. Подскажите, где здесь ближайшая остановка такси?
– Вон там, – отвечает правый, указывая рукой как раз в том направлении, куда идёт Роман.
– Да ты чо, совсем упал? – перебивает средний. – Остановка вон там.
Он показывает в другую сторону.
– Ой, ну спасибо, что подсказали, – говорит Роман, не меняя прежнего курса, ему ли не знать
здешних остановок?
Старший отступает, пропуская его мимо себя. А он ничего – роста тоже где-то под метр
восемьдесят. Роман как шёл, так и идёт. Нет, догонять они не станут. Это будет глупо выглядеть:
готовиться к чему-то, потом неожиданно для себя опарафиниться, одуматься и кинуться догонять.
Им сейчас надо ещё в себе разобраться, про остановки поспорить. Главное – самому не
оглядываться, не показывать страха. Хотя при чём тут страх? Почему он сделал этот финт?
Сдрейфил, что ли? Так ведь руки уже чешутся от знакомого подпора адреналина. Не могло это
ощущение раньше появиться! А может быть, ещё не поздно? Конечно, сейчас, после тягостного
ухода от Голубики, вроде бы как-то и не до того, но как это могло бы отвлечь и встряхнуть!
Роман останавливается, оглядывается. Подростки в замешательстве стоят как раз там, где они
встретились, смотрят ему вслед. Кажется, дальше-то им и шагать некуда – к нему шли. А может
теперь ради воспитания молодёжи взять да пугнуть их немного? Отшвырнуть сумки, скинуть куртку
и с рёвом рвануть в их сторону. Разбегутся, точно разбегутся. Испугаются. Особенно этих
откинутых сумок и сброшенной куртки. Подумают, что ненормальный. Ведь боятся-то больше всего
ненормальных. А если у них нож? Ну и что? Хотя какой там нож? Не той решимости компания.
Только тут казус выйти может. Вдруг найдётся среди них какой-нибудь юморист, да сумки с курткой
стащит под шумок. Вот уж тогда-то они поизгаляются над ним… Так что лучше всё при себе
держать.
– Эй, ребята! – кричит им Роман. – Вы что, подраться хотели, или что? Извините, я сразу не
догадался. Ну, если что, так давайте. Только я к вам не пойду, я с сумками. Уж сами тогда идите,
ладно?
Они стоят, будто раздумывая, оставаясь в том же нелепом положении.
– Да пошёл ты! – отвечает ему старший, махнув рукой.
Они уходят куда-то в сторону, как будто даже обидевшись. Это и понятно – перегорели уже. Ну
что ж, на нет и суда нет. Как хотите. Это даже смешно. Взять и вот так, какой-то паршивой
психологией, испоганить весь их боевой кураж. А ведь неплохие ребята. Будущие защитники
Родины. Возможно, даже пограничники. Сам с такими ребятами служил. Лучший армейский дружок
Витька Герасимов рассказывал, как до армии дрался во дворе.
На остановке пусто. Ждать приходится долго. Наконец с кислым писком притормаживает какое-
то позднее салатное такси. Таксист согласен ехать, только если по пути, а путь его – в парк.
Однако за тройную цену – хоть на край света.
В гулком здании аэропорта местных авиалиний светло и гулко, народу немного. К утренним
рейсам, выполняемыми небольшими самолётами, в основном кукурузниками, люди подтянутся
утром. Можно расслабиться, насколько это получится в неудобном жёстком кресле, успокоиться,
дать отстояться впечатлениям. Лучше бы уж Голубика и впрямь вышла замуж. Тогда было бы
спокойней. Хотя, что его волнует? Да то, что какая-то часть его души осталась с Ирэн, с его первой
детской любовью, которую он предал, но которую всё ещё любит. Любит?! А Нина? А Кармен?
Любвеобильный какой! Разве такое возможно? Согласно существующей морали, конечно же, нет, а
по чувствам в этом нет никакого обмана – он совершенно отчётливо любит их всех. Если бы и в
жизни они жили так же спаянно, как живут в его душе. Уже завтра будет объяснение и отчёт перед
Ниной насчёт Тони. И этот мир, конечно же, будет разрушен.
362
* * *
Родительская забота всегда приятна, но
