— Я в восторге, — ответил Вителлий, — и боюсь только обмануть ваши ожидания. Я всего лишь молодой гладиатор, и если уж кого-то можно назвать зеленым новичком, так это меня.
— Достойная уважения скромность, но сегодня весь Рим говорит о тебе! — Ферорас протянул Вителлию бокал вина. — Рассказывают, что ты был приговорен к смерти, хотя и не принимал участия в заговоре против Клавдия. Пугнакс донес на тебя, потому что…
Тертулла перебила отца:
— Другие же утверждают, что тебя видели входившим в дом Мессалины.
— В городе бездельников можно не удивляться тому, что один слух идет по пятам за другим, — сказал Вителлий. — У множества людей сплетни — любимейшее из развлечений, они без них просто жить не могут. Что касается меня, то доля правды в них есть. Я и впрямь был в доме Мессалины, хотя привели меня туда силой. Как бы то ни было, я не участвовал в заговоре и ничего не знал о нем. Клянусь в этом моей правой рукой!
— Почему же тебя привели к Мессалине? — спросила Мариамна с улыбкой, говорившей о том, что ей отлично известен ответ на этот вопрос.
Вителлий молчал. Взглянув на двух стоявших чуть в стороне шутов, Ферорас запрещающе махнул рукой. В обязанность этих шутов входило заполнять своими шуточками возникающие в разговоре паузы — новый обычай, широко распространившийся среди состоятельных римлян. Известно ведь, что римляне способны были стойко выносить голод, боль, издевательства — все, кроме долгого молчания.
Ферорас прервал возникшую паузу.
— Всем известно, что Мессалина склонна была одаривать красивых мужчин знаками своей благосклонности. В этом нет ничего, порочащего нашего гостя!
Глава семейства хлопнул в ладоши, и слуги, поставив перед хозяевами и Вителлием маленькие столики, начали расставлять на них позолоченные блюда с разнообразными закусками. О таких деликатесах Вителлий прежде никогда даже не слышал. Прегустаторы, то есть рабы, предварительно пробовавшие пищу, обходили столики, проверяя каждое блюдо, прежде чем до него дотронутся хозяева.
— Была ли она и впрямь столь соблазнительна, как об этом рассказывают? — вновь заговорила Мариамна, отправляя кончиками пальцев в рот какой-то лакомый кусочек.
Вителлий, словно зачарованный, следил за ее грациозными движениями. Когда губы женщины сомкнулись на кусочке и легким движением втянули его в рот, это почти вывело Вителлия из равновесия. Он невольно подумал о Туллии, которая (правда, совсем другого рода движениями) вызывала у него подобное же чувство.
— Да, да, — проговорил он поспешно, чтобы скрыть секундную рассеянность. — Мессалина была, вне всяких сомнений, необычайной женщиной.
Ферорас понял, насколько гостю неприятна эта тема, и постарался направить разговор в другое русло.
— Ты, говорят, прибыл из провинции, но полноправный римский гражданин. И тем не менее ты сделал схватки не на жизнь, а на смерть своей профессией…
— У меня не было выбора, — ответил Вителлий. — Ремесло лудильщика, которым я владею, не пользуется в Риме особым спросом. Поэтому я был только рад, когда меня приняли в школу гладиаторов и начали обучать всем видам боя.
— Ты и с дикими зверями умеешь сражаться? — взволнованно спросила Тертулла.
— Меня обучали и этому. Львов я не боюсь.
— А какой твой излюбленный вид боя?
— Вряд ли можно назвать излюбленным хоть какой-то вид боя, если приходится рисковать жизнью. Все же я сказал бы, что охотнее всего сражаюсь как ретиарий — с сетью и трезубцем.
— Тем не менее, — возразила Мариамна, — свою первую схватку в этом виде боя ты, насколько мне известно, проиграл.
— И все же это так. Поединок гладиаторов, вооруженных сетью и трезубцем, требует прежде всего ловкости. Он менее жесток, чем другие виды. Проигравшего закалывают, но здесь нет кровавой бойни.
— Когда состоится твой следующий бой? — поинтересовалась Мариамна.
— Не знаю, — ответил Вителлий.
— Ты ведь получил право на полную свободу и волен, стало быть, сам принимать решения. Ты намерен продолжать сражаться и дальше?
— Я зарабатываю, торгуя собственной жизнью. Клянусь богами, именно так обстоит дело.
Ферорас на мгновение задумался, а затем проговорил:
— Я не ланиста, наставник, обучающий гладиаторов, но меня привлекает мысль сделать из тебя величайшего гладиатора Рима. У тебя есть для этого все предпосылки: ты победил Пугнакса, ты молод, умен и уже известен среди римлян. Что бы ты хотел иметь за это?
Вителлий пожал плечами. К такому предложению он не был готов. Причина, по которой он охотно принял приглашение Ферораса, заключалась в другом. Ему нужны были деньги, много денег, и притом немедленно, если он не хотел обречь жрицу Туллию на верную смерть. Ферорас же был известен как крупнейший ростовщик Рима, совершавший множество сделок, причем никто не знал в точности, куда он вкладывает свои деньги.
— Мне нужны деньги, — неожиданно проговорил Вителлий. Ферорас, Мариамна и Тертулла изумленно воззрились на гостя. — Да, я оказался в безвыходном положении. Если уж быть честным — именно поэтому я и пришел сюда…
Шуты попытались, разыграв импровизированную сценку, смягчить неловкость воцарившегося молчания. Не дожидаясь ее конца, Ферорас обратился к Вителлию:
— Сколько тебе нужно?
— Пятьсот сестерциев. К завтрашнему дню.
— Пятьсот сестерциев. — Ферорас засмеялся. — Пятьсот сестерциев!
Смех Ферораса становился все громче, пока у него не перехватило дыхание и из глаз не потекли слезы. Смеялись Мариамна, Тертулла, рабы и даже сам Вителлий. Почему, он и сам не смог бы объяснить, но смех Ферораса был так заразителен, что удержаться не было никакой возможности.
— Сюда приходит, — хлопая себя по ляжкам и захлебываясь от смеха, с трудом выговорил Ферорас, — сюда приходит человек, имеющий все данные стать величайшим гладиатором Рима, и просит пятьсот сестерциев. Пятьсот! — Немного успокоившись, Ферорас сел рядом с Вителлием, положил руку на плечо юноши и проговорил: — Прости мой глупый смех, сынок, но когда к Ферорасу приходит клиент и говорит, что ему нужны большие деньги, то меня не слишком волнует, нуждается он в ста тысячах или только лишь в десяти тысячах сестерциев. Брут, гнусный убийца Цезаря, зарабатывал на жизнь, давая деньги взаймы под сорок процентов, но законы Двенадцати таблиц запрещают брать больше восьми процентов, а Вторая книга Моисеева вообще запрещает ростовщичество.
— Ты иудей? — робко спросил Вителлий.
— Я родился в Аин Геди на Мертвом море и воспитан был в иудейской вере, но теперь я римский гражданин. Поверь мне, я дорого заплатил за это гражданство. И кое-кто из достойнейших людей Рима нашел при этом свое счастье.
Вителлий понимающе кивнул.
Мариамна, не спускавшая глаз с гладиатора, проговорила вдруг:
— Не обременяй гостя своими денежными делами. Ему нужны пятьсот сестерциев, и он получит их от тебя как подарок… Поверь, для нас радость выручить тебя из трудного положения.
Охотнее всего Вителлий бросился бы сейчас на шею этой женщине, но сдержался, ожидая, каков будет ответ Ферораса.
Подумав немного, банкир заговорил:
— Я делаю Вителлию другое предложение. Мы заключим договор. Гладиатор Вителлий поступает ко мне на службу. Я устраиваю его поединки и получаю половину причитающегося ему за победу вознаграждения. Ты за это будешь ежемесячно получать от меня тысячу сестерциев. Кроме того, я предоставляю в твое распоряжение один из моих римских домов вместе с четырьмя служителями.
Все взгляды обратились к Вителлию. Слегка растерявшись, он хотел было обратить все в шутку, но тут же увидел сосредоточенное лицо хозяина дома, явно ждущего ответа. Не было никаких сомнений, что предложение Ферораса носит серьезный характер. Тысяча сестерциев в месяц и собственный дом!
— Ты ничем не рискуешь, — вновь заговорил Ферорас, — весь риск достается мне. Если ты будешь убит в первом же бою, стало быть, я неудачно вложил свои деньги…
— Прошу тебя, — вмешалась Мариамна, — не надо говорить об этом!
— Просто я во всем люблю ясность, — успокоил Ферорас жену. — Это обычная сделка. Если Вителлий будет продолжать сражаться так же умело и мужественно, он заработает себе целое состояние, а я тоже получу свою долю прибыли. В конце концов, вложенные деньги должны приносить свои плоды. Принять мою помощь ты, разумеется, вовсе не обязан, но без нее твои успехи принесут тебе гораздо меньше. Вспомни о Пугнаксе, который много лет одерживал победу за победой и все равно ютился, как собака, в гладиаторской каморке. Пугнакс понятия не имел, каким образом превратить свои успехи в благосостояние.
— Я согласен, — поспешно, словно опасаясь, что Ферорас может передумать, проговорил Вителлий.
Мариамна и Тертулла, вскочив на ноги, заключили молодого гладиатора в объятия. Ферорас подошел к гостю и взял его за руку.
