— Меня доставил домой ликтор Понтий! — сказала одна из весталок. — Он подтвердит, что я не дала никаких поводов для подозрений.
— Мы проверим это, — ответила Вибидия и добавила: — Сама я возвращалась домой вместе с Лидией и Гелией. В город нас отвез торговец Марцелл. В повозке Марцелла сидели также его жена и раб-телохранитель. Хотя все мы были возбуждены, радуясь, что сумели выйти живыми и невредимыми из страшной катастрофы, никто не смог бы сделать из этого какие-либо неподобающие выводы.
Теперь все взгляды устремились на Валерию. Однажды она уже стала предметом сплетен, когда один из выдающихся риторов Рима в течение нескольких месяцев преследовал ее знаками внимания. Этот человек, ставший благодаря своему ораторскому мастерству известным судебным защитником, пытался даже подкупить одного из сопровождавших жрицу ликторов.
Валерии было около тридцати лет, так что прошла уже половина срока ее служения Весте. Поскольку она была, несомненно, красивейшей из весталок, другие жрицы относились к ней сдержанно и с толикой недоверия. Дружеские отношения она поддерживала лишь с самой младшей из всех, Туллией.
— Ликторы доложили мне, что с озера ты вернулась последней, — обратилась к Валерии Вибидия.
— Ты же видишь синяки на моих руках и ногах, — ответила Валерия. — Меня едва не затоптали насмерть. И мне не посчастливилось найти кого-то, кто довез бы меня до Рима. Я вернулась пешком.
Другие жрицы с недоверием смотрели на ее синяки. Вибидия с горечью проговорила:
— Если женщина ведет себя, как шлюха из лупанария, нечего удивляться, что и мужчины обходятся с ней соответствующим образом…
— Виновна ли я в том, что Веста одарила меня всем, что положено иметь женщине? — возразила Валерия. — Разве я стала из-за этого худшей хранительницей священного огня?
— Ты знаешь, что по законам Весты не имеет значения, добровольно ты предалась разврату или тебя принудили к этому. Ты, однако, забыла, должно быть, что добровольное признание пошло бы на пользу и тебе самой, и всем нам.
— За мной нет никакой вины! — воскликнула Валерия. — Ни один мужчина не прикоснулся ко мне с нечистыми намерениями. Я клянусь в этом Вестой, нашей божественной матерью!
— Не клянись, Валерия, потому что для весталки ложная клятва — такое же тяжкое преступление, как и распутство. Сознайся! Сознайся, и да падет позор на твою голову!
— Я никогда не сознаюсь в том, чего не делала! — выкрикнула Валерия дрожащим от готовых прорваться рыданий голосом.
— Тогда мы передадим тебя в руки понтифика, — непреклонно проговорила Вибидия. — Быть может, удары бича заставят тебя рассказать, что же произошло в тот вечер.
— Нет! — разнесся по всему атриуму крик Туллии. Вскочив на ноги, она схватила Валерию за руку и, всхлипнув, опустила голову на ее плечо. — Валерия ни в чем не повинна. Это на мне лежит вина.
— Туллия! — в один голос изумленно воскликнули весталки, глядя на самую младшую из жриц.
— Оставьте Валерию в покое и обратите свой гнев на меня! — крикнула девушка. — Это я забылась в час страшной катастрофы. Я отдалась мужчине и была застигнута при этом. Это не может остаться тайной.
Вибидия первой взяла себя в руки.
— Туллия, — сказала она, — надеюсь, ты понимаешь, что это означает?
Туллия закрыла лицо руками. Голова ее поникла, а стройное тело вздрагивало от рыданий.
— Кто это был? — резко спросила Вибидия, но Туллия только мотнула головой. — Кто совершил над тобой насилие?
— Это не было насилием, — всхлипнув, ответила Туллия. — Я сама отдалась ему, я хотела этого, хотела хоть раз испытать, что такое любовь, хоть раз почувствовать в себе мужчину…
— О божественная Веста! — Жрица Элия молитвенно сложила руки и устремила взгляд к потолку.
— Я никогда не стала бы безупречной весталкой, — продолжала Туллия, — потому что хранительницей священного огня стала не по своей воле, а по воле родителей. Им хотелось, чтобы мое тридцатилетнее служение храму принесло семье почет и уважение. А теперь им придется примириться с моей смертью.
Вибидия все еще пыталась узнать имя мужчины, навлекшего на них такое несчастье, а остальные весталки молились, воздев руки к небу, когда в комнату вошел один из ликторов. Вибидия спросила, что ему нужно.
— Послание жрице Весты Туллии, — по-военному отрывисто и четко ответил ликтор. Сейчас уже все с напряжением смотрели на него.
— Говори! — приказала Вибидия.
— Гладиатор Вителлий поручил передать, что Туллии не о чем больше беспокоиться. Он уплатил требуемую сумму.
— О нет! — вскрикнула юная жрица и в беспамятстве опустилась на пол.
Заложив руки за спину, Ферорас расхаживал по своей рабочей комнате. Его секретарь Фабий записывал на свитке папируса поручения хозяина.
Ткнув пальцем в Фабия, Ферорас проговорил:
— Мне нужны три тысячи клакеров. Найти их проще всего у складов с продуктами. Послезавтра безработным будут раздавать бесплатные пайки, так что там будет достаточно людей, готовых пойти в цирк и рукоплескать Вителлию. Десять сестерциев за каждое выступление при условии, что аплодисменты будут и впрямь хорошие.
— Понял, — ревностно кивнул Фабий и поспешно сделал соответствующую пометку. Фабий хорошо владел «письмом Тирона» — своеобразной формой скорописи, изобретенной Тироном, секретарем и другом Цицерона. В те времена, когда большинство людей и вовсе не умело писать, пользоваться услугами стенографиста было чем-то совершенно необычным и доступным лишь очень богатым или влиятельным особам.
— Лучше всего будет, — продолжал Ферорас, — если ты наймешь старших для каждой из трех групп клакеров. Одного для Bombus, возгласов одобрения, одного для Testa, аплодисментов плоской ладонью, и еще одного для Imbrex, хлопков сложенными лодочкой ладонями. Каждому ты вручишь по одиннадцать тысяч сестерциев: десять тысяч на оплату клакеров и тысячу как вознаграждение за руководство ими.
— Господин мой, — позволил себе возразить Фабий, — разве не достаточно было бы просто нанять крикунов и клакеров? Никакого обучения им не требуется, они просто восторженно выкрикивали бы имя Вителлия, а стоили бы, я думаю, вдвое меньше.
Ферорас взглянул на своего секретаря и рассмеялся.
— Фабий, — проговорил он, кладя руку ему на плечо, — разве я когда-нибудь тратил зря хоть один сестерций? Для богатых людей деньги не проблема, в них упирается все только для скупцов и скаред. Я знаю, что делаю, нанимая опытных, профессиональных клакеров. Каждый римлянин любит выражать одобрение на свой лад. Когда к его вкусу подстраиваются, он чувствует себя польщенным и склонен одобрить даже то, что иначе пришлось бы ему не по нраву. Только так и можно манипулировать одобрением толпы, а ведь на нем держится все в Риме. Толпы многих затравили, но многих и возвеличили. Если ты научился руководить чувствами толпы, то можешь решать, кому принести позор и смерть, а кому — богатство и славу.
— Да осуществятся твои замыслы, господин, — благоразумно кивнув, проговорил Фабий.
— Осуществятся, Фабий, обязательно осуществятся, — сказал Ферорас и после короткого раздумья добавил: — Заметь еще, что клакеры должны быть чистыми и хорошо выбритыми!
— Записано, — ответил Фабий.
— Тогда займемся посланием квестору Фламинию.
Расхаживая по комнате, Ферорас начал диктовать:
— Ферорас, банкир и заимодавец, приветствует квестора Фламиния. Ты знаешь, что я и по сей день занимаюсь тем, что одалживаю деньги попавшим в затруднительное положение людям, приобретаю земельные участки, дома и морские суда, используя их затем на благо обществу. Проценты, которые я беру, в рамках закона, а потому ко мне обращаются многие и доход мой достаточно велик. Грекам принадлежит мудрое изречение, гласящее, что все течет и все изменяется. Оно относится и к Ферорасу, банкиру и заимодавцу. Вопреки своим пятидесяти пяти годам он не чувствует себя слишком старым для того, чтобы взяться за что-то новое. А потому я довожу до твоего сведения, что стал теперь ментором, наставником гладиатора Вителлия. Вителлий поступил ко мне на службу, получает от меня жалованье и готовится к новым схваткам. В последнем бою он получил освобождение от всех обязательств и волен теперь сам распоряжаться своей судьбой. Как нельзя более убедительной и зрелищной победой над Пугнаксом, а также предшествующим помилованием на пути к месту казни Вителлий завоевал популярность, позволяющую причислить его, несмотря на молодость, к самым знаменитым гладиаторам. По этой причине я прошу включить Вителлия в число участников главных боев на трех ближайших крупных играх. Мой подопечный будет выступать только против первоклассных противников. За каждый бой я требую сто тысяч сестерциев, в случае победы Вителлия эта сумма должна быть удвоена. Поскольку я не раз убеждался в твоих способностях организатора игр и чрезвычайно высоко ценю их, я уверен, что ты примешь мое предложение и свяжешься со мной для уточнения всех подробностей. Salve! Post scriptum: Пусть то, что в мои руки попали твои долговые обязательства, срок которых истекает к началу нового года, не причиняет тебе ни малейших забот.
