как Юджиния, худенькая, но что с подолом делать? - она посмотрела на свои ноги в грубых,
черных чулках. Девушка, разозлившись, стянула их. «Так, конечно, лучше, - вздохнула Ева. «У
бабушки Марты, чулки шелковые, и у бабушки Тео тоже, а ведь им шестьдесят. А мне семнадцать».
Она переступила босыми ступнями по персидскому ковру. Девушка тряхнула головой. Распустив
косы, присев к зеркалу, Ева взялась за серебряный гребень.
В приют часто приезжали жены промышленников, и Ева помнила их прически. «Щипцов нет, -
подумала она. «Ничего, у меня волосы вьются, немного». Она закинула ногу на ногу, и набрала
полный рот шпилек. Платье чуть задралось, но Ева, закалывая волосы на затылке, даже не
обратила на это внимания.
-Я сейчас свалюсь вместе с этой веревкой в сад Кроу, - обреченно подумал Джон, не в силах
отвести от нее взгляда, - сломаю себе что-нибудь, и к алтарю меня повезут в кресле. Повезут,
потому что без нее я отсюда не уеду, не будь я граф Хантингтон.
О люке на чердаке их особняка ему рассказал отец, еще давно. «Отсюда, - усмехнулся герцог, -
можно весь центр Лондона обойти, по крышам. Очень удобно».
Где будет жить Ева, он узнал легко. Девушка сама показала ему на окна бывшей спальни
Юджинии, стоя в саду: «Вот моя комната, а Диана напротив, она будет любоваться Ганновер-
сквер».
Так и вышло, что сейчас он болтался на веревке, держа одной рукой букет белых гиацинтов. Ему
почему-то казалось, что они, - гордые, стройные, - похожи на Еву. «Нет, - пробормотал Джон, - она
все равно лучше».
Он велел себе не смотреть, но все равно видел круглое, нежное колено, обнаженную, чуть
прикрытую кружевами шею, узел тяжелых, мягких, светлых волос на затылке. Она была похожа, -
Джон вспомнил галереи Уфицци и невольно покраснел - на Венеру Медицейскую,
поднимающуюся из морской пучины.
Джон, наконец, заставил себя шагнуть на подоконник. Ева услышала шорох и обернулась,
испуганно ахнув.
-Даже шали нет, - обреченно подумала девушка. «Господи, стыд какой, здесь вырез, декольте, и
колено, - она панически натянула шелк, и ткань затрещала, - колено видно».
Он протянул ей букет гиацинтов. Не успела Ева опомниться, как юноша встал на колени.
«Пожалуйста, - тихо сказал Джон, - пожалуйста, кузина Ева, не прогоняйте меня. Потому, - юноша
глубоко вздохнул, - потому, что я вас люблю».
Маленький Джон сидел в отделанной серым мрамором столовой. Повертев в пальцах медвежий
клык, взглянув на «Подвиг сэра Стивена Кроу в порту Картахены», он вздохнул: «А что ты бы
сделал, Ворон?»
Ворон стоял у румпеля горящей «Святой Марии», на горизонте был виден дым, поднимавшийся
над крышами города, в небе кружился белый альбатрос. Хмурое, красивое лицо было
непроницаемым. Юноша, разозлившись, пробормотал: «Да понятно, что сделал бы».
Отец уехал в строящийся Букингемский дворец, встречаться с королем. Джон прикрыл глаза и
вспомнил ее отчаянный шепот: «Я тоже, тоже тебя люблю, Джон, но нам нельзя, нельзя венчаться.
Ты будущий герцог, а я...- Ева опустила голову. Он, так и стоя на коленях, робко потянувшись к ее
рукам, поцеловав их, твердо сказал: «А ты моя любовь, Ева, и так будет всегда. Только я тебе
должен что-то сказать, сначала».
Она слушала, - тихо, едва дыша. Потом, вытерев голубые глаза, на мгновение, коснувшись губами
его щеки, - Джон даже покачнулся, так это было хорошо, - Ева шепнула: «Я поеду. Поеду с тобой,
туда, куда надо. Хоть в Австралию, хоть еще дальше, и спрашивать незачем. Только все равно, - она
покачала головой, - твои родители никогда не согласятся, и моя мама тоже...».
-Я совершеннолетний, - заявил Джон, - на ком хочу, на том и женюсь. И все, нечего больше
обсуждать. Я тебе записку оставлю, - он указал на подоконник, - и я тебя люблю.
-Я тоже, - ее губы были мягкими, сладкими. Из-за двери спальни раздался голос тети Тео. Джон
едва успел, поднявшись на крышу, отвязать веревку.
Он не видел, как Тео и Диана, - уже готовые к прогулке, - вошли в гардеробную, где Ева быстро
натянула черные чулки и траурное платье, не видел, как Диана, обведя комнату невинными
глазами, прислонившись к подоконнику, посмотрела на букет гиацинтов, что лежал на туалетном
столике.
-Ладно - сказал себе Джон сейчас, - воспользуюсь служебным положением. Папа до вечера не
вернется, я все успею. Архиепископ Кентерберийский сейчас в городе. Следующим летом
коронация Георга, они, наверняка, церемонию будут обсуждать. Я пэр Англии, имею право
жениться, где хочу.
Юноша прошел к себе. Переодевшись, сунув в карман невидного, темного сюртука кошелек с
золотом, он хмыкнул: «Ева, конечно, несовершеннолетняя еще. Ничего страшного, нас
обвенчают».
Джон дошел до скромного особняка на Ладгейт-Хилл. Взяв лошадь, юноша поехал на южный
берег реки, в Аддингтон. Там, над зелеными лужайками, возвышались крыши и башни
архиепископского дворца.
После обеда, вечером, поднявшись наверх, Диана удобно устроилась на кровати в комнате
старшей сестры. Наклонив голову, девочка небрежно сказала: «Очень красивая галерея, правда?
Мне понравились вещи из Китая, такие изящные вазы. Эта, - она указала на камин, где стояли
гиацинты, - тоже. И букет прелестный, просто интересно, - девочка похлопала ресницами, - где ты
его взяла? Здесь, в саду, гиацинты не растут».
Ева, выйдя из гардеробной, комкая что-то в руке, отчаянно покраснела. Диана, хоть была и
младше ее на три года, всегда верховодила сестрой. «Она бы, - горько подумала девушка, - не
побоялась».
-Притворись, что у тебя головная боль, - написал он. «Завтра утром я тебя заберу, выйдем через
люк. Я все устроил, мы венчаемся в Аддингтоне, в церкви Святой Марии. Сразу после этого поедем
в Саутенд, бот будет ждать нас на реке. Там разберемся, что дальше будет. Я тебя люблю, вечно
твой, Джон».
-Что Бог соединил, того человек не разрушит, - напомнила себе Ева. «Никто ничего не сделает.
Джон совершеннолетний. Это только если оба, и жених, и невеста, не достигли брачного возраста,
нужно разрешение родителей. А нам не нужно. Господи, - она тяжело вздохнула, - как же это
будет, я ничего не знаю..., И спросить не у кого, бабушка Тео и тетя Элиза сразу что-то
заподозрят...»
Ева вспомнила, как еще давно, двенадцатилетней девочкой, нашла дома старую Библию с
пометками отца. Мать разрешала им читать только Псалмы, Евангелия, и послания апостолов,-
остальное, как говорила она, - было не для девичьих ушей. Ветхий Завет она им декламировала
сама. Ева подозревала, что мать многое выпускает. Там-то, в Библии она и отыскала Песнь Песней.
«Очи твои, - зачарованно читала Ева, - очи голубиные». Дальше она увидела строчки, от которых,
совсем зарделась, часто задышала и захлопнула книгу: «Не может быть такого. Это, это же...».
-Все будет хорошо, - сказала она, себе сейчас, вспомнив слова Суламифи. «Там все написано, я
помню».
-Так откуда гиацинты? - услышала она голос младшей сестры. Диана сидела с ногами на кровати,
требовательно глядя на нее.
-Только никому не говори, - обреченно предупредила Ева, опускаясь в кресло, пряча записку в
глухой рукав платья.
Тонкие губы Дианы улыбнулись. Она уверила девушку: «Буду молчать, разумеется».
-Люк, - Диана накручивала на палец рыжий локон, слушая сестру. «Отлично, просто отлично. По
веревке я влезу, я ловкая».
Она еще до обеда, ненароком, поинтересовалась у дяди Питера, нет ли в доме карты Лондона.
«Мне хочется посмотреть, - невинно сказала девушка, - как далеко отсюда Британский музей. Мы с
бабушкой Тео в экипаже ехали, непонятно было».
Дядя Питер привел ее в свой кабинет. Разложив искусно напечатанную карту, он все показал и
объяснил. Диана смотрела и запоминала. Олдгейт, где, на Дьюкс-Плейс стояла синагога, был к
северу от Ист-Энда. «А мы в Мэйфере. Надо добраться на Оксфорд-стрит и там идти на восток, к
Сити. Потом повернуть на север. Ничего, не пропаду».
Поднявшись в свою комнату, - переодеться к обеду, - девочка быстро начертила план на листке
бумаге. Подпоров тайник в подоле платья, Диана положила карту к письмам деда, и победно
улыбнулась.
-Он тебя утром забирает? - спросила Диана сейчас у сестры.
Та кивнула. Повертев в пальцах простой, медный, крестик, Ева всхлипнула: «Диана..., Как же это
будет? Я его так люблю, так люблю, и он меня тоже. Но его родители, и мама..., Что мама скажет?»
-В Австралии, - рассудительно заметила Диана, - полно язычников. Мама будет только рада,
поверь мне. Ты без работы не останешься, - она спрыгнула с кровати и поцеловала сестру в лоб, -
