времени. А войдя в большую комнату, она и вовсе растерянно
останавливается. Стены с красными узорными обоями выглядит незнакомо, привычные вещи тоже
будто чуть чужие.
– Когда ты успел? – удивлённо спрашивает она. – Тебе кто-то помогал?
Хотя надо ли спрашивать – кто? Нина лишь слегка вздыхает, тут же догадавшись обо всём.
– Конечно, Тоня, – тем не менее отвечает Роман, внимательно следя за лицом жены – только
бы не погасло на нём радостное удивление.
Смугляна, угадывая его ожидание, пытается сохранить улыбку. Невольно притронувшись к
новой, непривычной стене, словно желая освоиться по-новому, она тут же, как от холодной
плоскости, медленно отнимает руку: на этих узорах – следы ладоней другой женщины. Да,
собственно, эти следы заметны всюду – Нина теперь всюду в окружении чужих ладоней.
Правильно ли это? Хорошо ли? Как это принять? Вроде бы, вернулась домой, а дом немного не
свой.
– Тоня предложила мне сама, – поясняет Роман. – Она сказала, что для грудного ребёнка
должны быть созданы все условия.
– Ну что ж, – говорит Смугляна, – приглашай её в гости. Будем знакомиться по-новому.
Роман, не сдержавшись, подходит и ласково обнимает её. И понимает – сейчас лучше не
говорить ни слова.
Утром они, утомлённые дорогой, долго спят. Тихо поднявшись первым, Роман поправляет
одеяльца у детей, смотрит в их лица. Федька совсем крохотулечка – как можно понять, на кого он
похож? А вот Машка, спящая, забавно оттопырив губки, кажется, немного подросла даже за это
небольшое время. Глубоко и спокойно проспав всю ночь, намаявшиеся дети ещё и не думают
просыпаться. Роман невольно замедляется, задумчиво и тепло глядя в эти спокойные минуты на
спящую семью. Ну вот чего тебе ещё не хватает? Разве это уже не гармония? Почему тебя
постоянно прёт куда-то за её пределы?
Высохшие доски крыльца уже горячи от высокого солнца. Приставив руку козырьком, Роман
смотрит в сторону стрижки. Работа там, конечно, давно кипит – это видно по наладчикам, которые
381
привычно курят в открытой беседке под деревянной крышей. Вода, чуть заржавевшая в
умывальнике, мягкая и ещё прохладная с ночи. А почему бы, пока все спят, не сбегать на стрижку,
не окунуться в её дребезжащее-стрекочуще-блеющую атмосферу со смешанным букетом особых
запахов? А Тоня! Как хочется взглянуть на неё. Сколько она, наверное, передумала за это время.
Роман спускается с крылечка, подходит к воротам и останавливается. А ведь можно и впрямь
остаться лишь с тем, что уже есть. Ведь так, как хочет он, и в самом деле никто не живёт. Так
нельзя. С минуту он ещё стоит, находясь в состоянии некоторой подвешенности, в общем-то, и сам
понимая её искусственность – всё равно ему уже не остановиться. Потом открывает воротца и
идёт по лугу, ещё не совсем просохшему от росы.
* * *
Всю эту неделю Кармен, работавшую кое-как, постоянно спрашивают (уж по одному-то разу
спросила, наверное, каждая женщина), где Роман и почему он не стрижёт? И всё это с каким-то
намёком-усмешкой: уж, мол, кто-кто, а ты-то должна знать. Тоня всякий раз объясняет со
спокойной ответной усмешкой: он уехал за своей женой и детьми. И этот простой, полный
достоинства ответ и впрямь, как и предсказывал Роман, тут же гасит всякие насмешки. Уж не
говоря о том, что он успокаивает и её саму. Ну что, скажите, странного в том, чтобы любить
женатого мужчину, жену и детей которого она тоже вполне спокойно принимает? Ну, а если
уточнить для себя, то, конечно, не так уж и спокойно: в эти дни из её рук валится всё. Дулма,
вкалывающая в прежнюю, полную силу, уходит далеко вперёд. Хотя Дулма – это в принципе-то
вообще отдельный случай. У всех стригалей болит кисть правой руки – от перегрева горячими
машинками не спасают никакие перчатки, но у Дулмы что-то особое. Однажды, сняв повязку с
ладони, она показала руку, а там на всех пальцах водянистые пузыри от ожогов. Ожог третьей
степени, как сказали бы медики. Только ожоги обычно случаются раозово, а у Дулмы рука постоянно
в ожоге. Как можно работать, сжимая машинку этим пузырями, превозмогая боль в течение целого
дня? Но Дулма буквально рвёт себя на работе – разве в школе заработаешь такие деньги? Тоне же
теперь и деньги не интересны. Начальник стрижки – хрупкий, просто миниатюрный кривоногий
бурят Буда Будаевич, по больному переживающий за план, – машет на неё рукой, уже устав ругать,
агитировать и подстёгивать: почти всё время была если не первой, так второй, а теперь тащится
где-то посредине. Однако Тоню уже не заводит и соревнование.
Подняв взгляд от очередной своей «клиентки», Кармен видит приближающегося Романа и,
почувствовав, как её качнуло, отключает машинку. Он идёт по центру, по солнечной дорожке,
создаваемой яркими окнами, почти что из-под самого потолка дощатого строения, и его новая алая
футболка, видимо, купленная во время поездки, как факел среди тёмной одежды стригалей. Как же
красив он в эту минуту со своими светлыми волосами, с крепкой шеей в просторном вырезе
футболки! Кажется, он несёт с собой этот алый свет, рассеивая его по сторонам. Вот каков этот
мужчина – мужчина её жизни и судьбы! Механически отвечая на реплики и приветствия со всех
сторон, он идёт, уже издали видя своим главным взглядом только её. И когда они сближаются, то
никакой иллюзии не остаётся – его свет переходит на неё, зардевшуюся от волнения.
Остановившись друг перед другом, они сначала оглядываются по сторонам, чтобы потушить
любопытные взгляды, заставить опуститься их вниз к своей работе.
– Ну и как? – почти с испугом спрашивает Тоня о главном.
– Всё так, как и должно быть. Нина приглашает тебя в гости. Сегодня мы пообедаем у нас.
– Нет, что ты! – сжавшись, восклицает она.
– Ты боишься? – спрашивает Роман, с радостью заново узнавая и впитывая в себя её родные,
как ему кажется, черты.
Кармен лишь отрицательно качает головой – не пойду. Стоять вот так перед ней на глазах у
всех и долго уговаривать, не станешь. Остаётся лишь вздохнуть и отойти. Впрочем, большого
огорчения нет. Чего-то подобного можно было ожидать. Ей трудно решиться сразу.
– Ну, как дела? – спрашивает Роман, подойдя к Штефану.
– Да сегодня что-то плохо идёт, – отвечает тот, – ножи надо идти точить. Детей привёз?
– Привёз. Всё нормально. Ладно, потом поговорим.
Дома Нина с Машкой уже на ногах. Федька ещё спит. А ведь в длинных дорожных разговорах с
женой оказался пропущенным вопрос: продолжать ли ему работу на стрижке? Но почему нет?
Работа денежная, уже навыки
