смотрелась дворцом, высоким и просторным, благодаря чему она сидела, выпрямив спину, в обыденно комфортном положении. Мне же приходилось держать голову опущенной, отчего шея жутко ныла, но иначе я не смог бы смотреть ей в глаза, находясь напротив.
На щеках эльфийки загорелся румянец, а сердце забилось чаще, – я слышал это то ли из-за звенящей тишины вокруг, то ли из-за обострившихся чувств, – и она перебирала пальцами кончики своих волос, не решаясь что-либо произнести.
– Как настроение?
Слова вырвались из ее уст слишком быстро, а голос прозвучал чересчур громко, и мы оба вздрогнули от неожиданности.
– Уже глубокая ночь, – ответил я, наклоняясь, чтобы в щель между кусками ткани разглядеть положение луны. – Что ты здесь делаешь?
– Волнуешься? – не обращая внимания, спросила она.
– А ты как думаешь?
– Думаю, очень. Встретиться с аирати – великая редкость и честь. Никогда не думала, что смогу побывать в Армазеле.
– Ты права. Но я был бы рад менее печальному поводу.
– Это все люди, – пожала плечами эльфийка. – Ты не виноват.
– Люди не виноваты в той же степени, – возразил я. – Дело в конкретном человеке. У каждого народа бывают представители, о которых им хотелось бы забыть.
– У каждого, но люди грешат подобным с незавидной частотой.
– Тебе надо было родиться в другом месте, – пошутил я, и Бэтиель смутилась; иногда ее взгляды были слишком радикальны. – Любишь горы?
– Не знаю, – призналась она. – Видела лишь издалека.
– Была бы повыше, – поддел я, и эльфийка заметалась в поисках чего-то, чем можно было бы в меня запустить, хоть и знала, что палатка пуста. – Светлые волосы и голубые глаза тебе бы пошли.
– Я же нравилась тебе когда-то?
Я закашлялся, растерявшись от неожиданной смены темы. Бэтиель опустила глаза; ее взгляд метался из стороны в сторону, не находя, за что зацепиться. Я начал переживать из-за того, что провел эти мгновения молча; она и так знала ответ, но почему-то хотела его услышать.
– Когда нам было по… десять, кажется? – задумался я. – Потом я встретил Эллуин и на какое-то время совсем о тебе позабыл.
– Да, это было очаровательно, – с сарказмом произнесла Бэт. – Ты влюблялся в каждую девчонку, попадавшуюся на глаза.
– Я был ребенком.
– Да. И тогда же ты сказал, что не видел девочки красивее меня. Разве что Эллуин, – продолжила она, смело подняв взгляд. – Я жаловалась, что не хочу быть коротышкой, а ты говорил, что невысокие девушки больше нравятся парням.
– Индис подливал масла в огонь? – догадался я.
– Годами, пока, наконец, не забыл, – засмеялась эльфийка, заправляя прядь за ухо. – Но ты – никогда. Ты всегда был ко мне добр.
– А разве не должен был? – слегка нахмурился я. – Я добр ко всем.
– Да, но…
Бэтиель вновь опустила голову, и по ее щекам покатились тяжелые, крупные слезы, заставлявшие нежную кожу безжалостно краснеть. Я много раз видел, как она плачет; мы росли вместе, а дети часто бывают друг к другу жестоки. Однако прежде она всегда плакала от гнева, от досады, от боли, но не так, как сейчас, – тихо, не вздрагивая, едва дыша, будто желая исчезнуть. Я взял ее за руку, поежившись от скрытой под повязкой боли, и наклонился, пытаясь заглянуть в ее лицо.
– Бэт, все в порядке? Послушай, ты же знаешь… – Затекшая шея не позволила мне наклониться достаточно, чтобы увидеть ее глаза, потому я двумя пальцами коснулся ее подбородка и приподнял его. – Если тебе нужна помощь, я…
Ее соленые губы оказались на моих, не дав договорить. Я невольно ответил на поцелуй, сбитый с толку, но, когда напор усилился, взял эльфийку за плечи и мягко оттолкнул.
– Похоже, ты не можешь мне помочь, – обиженно пробормотала она.
– Я понимаю твою тоску, – строго отрезал я. – Но если ты хотела обидеть Индиса этим поцелуем, поверь, это не подтолкнет его в твою сторону. Богиня, его же здесь даже нет!
– С чего ты взял, что я делаю это из-за него?
– Прости, Бэт, но об этом знают все, кроме, кажется, тебя самой.
Эльфийка быстро вытерла слезы, и ее негодование стало столь ощутимым, что заполнило собой воздух моего жилища. Я понял, что обидел подругу, но ее методы казались мне возмутительными; едва ли ее выходка могла хоть как-то помочь Индису пробудить в себе ответные чувства.
– Прости, – хотел сказать я, но голос неожиданно пропал, и мне пришлось прокашляться, прежде чем повторить извинение. – Прости. Но ты правда считаешь, что…
– Что? Что он может полюбить такую, как я? – воскликнула она, и я тут же прижал палец ко рту, намекая быть тише. – Быть может, он, как и ты, больше предпочитает людей? Вы оба боретесь за сердце той девчонки из таверны? Я видела, как она приходила к нему по ночам.
Сила в моей груди затрепетала, но не вышла за пределы дозволенного; тело прошибло холодным потом. Все путешествие я умудрялся не думать о лисице, и теперь одно лишь упоминание о ней пробудило во мне небесный огонь. Я задумался, не говорил ли Бэтиель о статусе Ариадны, но то, что она назвала ее «девчонкой из таверны», значительно облегчало ситуацию.
– Дело не в ней, – прошептал я, поправляя волосы.
– Сначала мать, теперь ты. Дело всегда в них, – ответила она раздраженно, покидая палатку. – Дело всегда в людях.
Глава 11
Вершины гор Армазеля, казалось, царапали небесное полотно. При одном лишь взгляде на них солнце ослепляло, отражаясь в бесконечных снегах, но их величественность так притягивала, что это казалось малой ценой за завораживающее зрелище.
Архитектура всегда была сильным местом горных эльфов. Их дома не гниют из-за плохой погоды и не горят от ударов молнии; с каждым годом горные породы становятся лишь толще и прочнее, а потому местные умельцы творили чудеса, вырубая в скалах тончайшие, сложнейшие узоры, во всей красе демонстрируя изящество, что в них взрастил их народ. Чувство, будто вошел не в город, а в мастерскую лучшего в мире каменщика, не покидало ни на мгновение, и я уверен, что если бы Армазель был открыт для странников, то пользовался бы небывалой популярностью.
Подъем в гору никем не охранялся, хотя дорога и была чиста от снега и льда; нас совершенно точно ждали. Серпантин, петлявший так, что кружилась голова, открывал невероятные виды на земли Греи и верхушки деревьев Аррума. С высоты дом, казалось, был совсем близко, но ноющая от ожогов ладонь напоминала о семи ночах пути. Все казалось неживым, будто находилось в зимней спячке, пока, почти у самой вершины, между деревьев
