и кустов не стали сновать огромные белые волки.
Они в этих землях так же священны, как в наших – олени. Вдвое больше обычных, с белой шерстью и, как у всех горных эльфов, бледно-голубыми глазами, они не внушали страха, если не желали того, но определенно вызывали любопытство. Один из волков, самый массивный и грациозный, сопровождал меня на протяжении нескольких минут, вышагивая так близко, что его шерсть грела мне ногу. Внимательный прищур едва ли казался животным, и я поежился, ощутив, будто его пронзительный взгляд забрался мне под кожу.
Две исполинские колонны, вырубленные в скале и изображавшие морду волка и лицо безымянного эльфийского короля, означали, что мы добрались до центрального входа в город. Там же нас ждал небольшой отряд из десяти воинов. Бесчисленные ножи и кинжалы сверкали в лучах зимнего солнца, обращая внимание на еще одну отрасль, в которой горные эльфы сильны, как никто другой. Их сталь ценилась дороже золота, а мастера – больше любых придворных кузнецов, и ценность лишь увеличивалась оттого, что предметы их работы достать было практически невозможно. Люди, владеющие подобным богатством, получали его либо по наследству, либо в результате кражи; на деньги, вырученные с продажи одного меча, можно было безбедно существовать всю жизнь, даже если аппетиты близились к королевским.
Местные жители, встречая гостей, выстроились с обеих сторон вдоль дороги, и их лица выражали самые разнообразные чувства; как те, что я воображал, так и те, что увидеть не ждал, – страх и смятение. Вероятно, о нашем приезде предупредили не всех; в таком случае, я был готов аплодировать сдержанности жителей гор – на их месте я напугался бы куда сильнее.
Искусный дворец, в котором восседал аирати, находился в глубине города. Витражи в его окнах играли со светом, преломляя его и завораживая. Горная порода, послужившая основой для дворца, тысячелетиями наслаивалась, набирая мощь, и каждый год ее существования отпечатался в уникальном узоре, видном на срезах; оттенки от темно-серого и коричневого до бледно-голубого переплетались в утонченном танце, и благоговение перед этим зрелищем неизбежно крало дыхание.
Тронный зал был залит игривым, щекочущим светом, контрастирующим с общим настроением. Горный народ был строг и холоден; стражи стояли ровно и молча, устремив взгляды вдаль. Рингелан был единственным, кто смотрел прямо на нашу делегацию, вошедшую во дворец хоть и не в полном составе, но все равно, казалось, огорчившую его своей многочисленностью.
Всем известно, что горные эльфы значительно выше лесных, но король, даже сидя на троне, казался подобием статуи, что встречала путников при въезде в город. Его бледная кожа выглядела почти прозрачной; даже с расстояния в двадцать шагов я мог видеть темно-голубые реки вен, петлявшие по его рукам. Длинные белоснежные волосы были заправлены за уши, оголяя их заостренные кончики и обрамляя строгое лицо. Под высокими скулами зияли впадины щек, а острые линии челюсти сводились к узкому, слегка выступающему вперед подбородку. Высокий лоб и глубоко посаженные голубые глаза создавали эффект прищура, усиленный густыми низкими бровями.
Взгляд короля на мгновение блеснул. Меня кольнуло легкое ощущение повторения момента, будто я когда-то уже проживал его, хоть это и было невозможно.
– Мы приветствуем тебя, аирати, – нарушила тишину Маэрэльд, и все гости Армазеля опустились на одно колено. Королева ограничилась легким наклоном головы. – И благодарим за радушный прием.
– Приветствую, азаани, братья и сестры, – низкий голос короля с легкой хрипотцой эхом прокатился по тронному залу. – Страшно представить, сколько зим наш народ не воссоединялся.
– Страшно, – согласилась Маэрэльд.
Тишина вновь заполнила пространство, но градус напряжения снизился, и я понял, что все это время дышал быстро и неглубоко, не в силах противиться ускорившемуся ритму сердца. Момент оказался даже более торжественным, чем я себе представлял. Это не просто праздный визит; в самом деле, это первое крупное собрание наших народов за долгие и долгие годы. Война без битв, что продолжалась веками, возможно, наконец закончится.
Эльфы поднялись, и многие из них, как и я, облегченно выдохнули. Краем глаза я заметил движение за спиной и обернулся; эльфы отходили в стороны, образуя коридор для следующего к трону белого волка. Подойдя к королю, животное слегка коснулось головой его руки, ласкаясь, и уселось рядом, обратив морду к публике. Я вновь присмотрелся к удивительному волку и понял, почему взгляд аирати показался мне таким знакомым. Одни и те же глаза.
– Мы обеспокоены поведением королевской семьи Греи, – начала излагать проблему Маэрэльд, не дожидаясь, пока ее о том попросят. – Король ведет себя странно, а его старшая дочь проявляет честолюбие, вмешиваясь в дела короны. Они нападают на земли других королевств, не имея на то разумных причин. Войны заденут наши земли, если мы не придумаем, как их прекратить или как от них защититься. И ваши земли. Эдронем и Сайлетис воспользуются горами, как укрытием, из-за которого можно неожиданно напасть, или как баррикадой, за которой можно скрыться при отступлении.
– При дворе Эвеарда есть друид. Лианна, если не ошибаюсь, – ответил Рингелан с легкой самодовольной улыбкой. – Разве она там не для того, чтобы контролировать короля?
– Она настолько же человек, насколько и эльф, – пораженно признала королева. – Лианна выбрала быть верной людям, и мы не можем ее за это винить.
Я повернулся, чтобы бросить взгляд на Бэтиель, стоящую практически около выхода, но стыдливо опущенная голова эльфийки не позволила поймать ее взгляд. Любые разговоры о матери причиняли ей нестерпимую боль, но она никогда не бежала от них, напротив – принимала удар грудью, позволяя разбивать свое сердце вновь и вновь, пытаясь привыкнуть к ней и стать сильнее. И каждый раз маска безразличия, что она пыталась намертво прикрепить к своему лицу, разлеталась на мелкие осколки.
– Кажется, вы обещали привести свидетеля, – Рингелан произнес это, властно направив в мою сторону длань и подозвав коротким движением пальцем. Меня буквально потянуло к аирати, из-за чего шаги сделались неуклюжими и резкими. – А вот и он.
– Приветствую, – вновь поздоровался я, сопроводив слова почтительным кивком.
– Твое имя?
– Териат.
– Рожденный в грозу. – Удивительно искренняя улыбка коснулась его лица, зажигая глаза, и в теплом свете солнца оно показалось вовсе не таким строгим, как прежде. – Что ты видел?
– У меня есть знакомый во дворце, – принялся объяснять я. – Он замечал, что король странно себя ведет. И он, и весь совет беспрекословно подчиняются принцессе Минерве, и она…
– Знакомый во дворце? – перебил Рингелан.
– Слуга. Слуги повсюду, в каждой комнате и каждом дворе, но все забывают, что у них есть глаза и уши, – уточнил я. – Не так давно король отдал руку младшей дочери принцу Куориана,
