Мастерская была маленькая, но светлая и очень чистая. На маленьком столике под приоткрытым окном курилась палочка благовоний, и запах был едва ощутимым, но приятным. Ру показала на один из стульев, и Аяна с удовольствием оперлась на спинку, вытягивая ноги.
Ру покосилась на неё, но ничего не сказала. Она достала деревянный короб с мотками ниток, и Аяна вытянула шею ей навстречу, вглядываясь в блестящие мотки седы.
– Тебе нужно вышить два стебля, – сказала Ру, протягивая Аяне рисунок. – Вот ткань. Нитки возьми по своему вкусу.
– Какого размера вышивка, – спросила Аяна, поднимая глаза на Ру. – и для чего это предполагается?
Ру пожала плечами и вышла из комнаты, оставив Аяну в одиночестве.
Она выдохнула, надувая щёки, и удручённо покачала головой. Конда что-то говорил о том, как во дворце странно себя ведут люди, но тут был не дворец, а странности уже порядком её раздражали.
Она восстановила в памяти наряд госпожи Кано. Тёмно-синее полотно блузы с застёжкой на плече, так же, как шили у них в деревне кафтаны. Юбка с очень высокими разрезами по бокам, из-под которой виднелись неширокие штанины. Точно! На манжетах была вышивка. Она прикинула пальцами ширину манжета. Ткань, которую ей дала Ру, была тоньше холстов из власки. Конда говорил, у них есть седа, шерсть, хлопок и конопля. Наверное, это и есть тонкий хлопок. Наряд госпожи Кано был плотнее. На что предполагается такая ткань, которую ей дала Ру? Домашнее платье? Нательная сорочка?
Она положила перед собой отрез желтоватой ткани и пальцами пробежалась по моточкам ниток. Красивые оттенки блестящих нитей радовали глаз. У Аяны засвербило в кончиках пальцев. Она полгода не вышивала и не шила ничего, если не считать, конечно, бровь Верделла.
Стебли без листьев, изображённые на рисунке, были похожи на стебли вьюнов. Она взяла два зелёных оттенка и поразилась, насколько тонкими были нити. Игла тоже была такой тонкой, что Аяна еле ухватила её задубевшими от бесконечной стирки в дороге пальцами.
Петелька, стежок, иголка в петельку. У неё на глазах выступили слёзы. Аяна сидела с привычной работой в руках, но была между двумя мирами – Конды и своим родным – в незнакомом городе, в чужом доме, а Верделл выбежал, хлопнув дверью. Седа крашеная, усадки не даст, а вот хлопок явно некрашеный. Стежки надо класть посвободнее. Мама так учила. Она, наверное, с ума сходит, гадая, где две её дочери. Лойка! Нет, об этом думать сейчас она не будет. Стежок, стежок, между ними ещё один. Красиво получается! Седа скользит так просто, потянешь чуть сильнее – и всё испортишь. Как, наверное, Нэни намучилась с кафтаном! И ведь ни одной затяжки, ни в одном шве. Аяна тогда на шлюпке, когда бежала к Конде, за что-то зацепилась подкладкой, потом полдня сидела и вправляла нитку. А у Нэни не было таких тонких игл. Ну и искусный же у них тут кузнец!
– Достаточно, – сказала Кано, и Аяна взрогнула. Она не заметила, как та подошла сзади. – Придёшь завтра к восьми. Раньше не нужно. Работать пока будешь на хлопке. Два с половиной медных в день, каждый день. Ру приносит обед. Ваша комната за этой дверью. – Она грациозно указала в сторону одной из дверей. – После шести вечера ты свободна.
Аяна быстро подсчитала. Полтора серебряных в месяц. Это мало. Может, это много для здешних мест, но для них с Верделлом этого мало. Их каморка стоит два с половиной медных в день. А ещё еда... Всё, что она заработает, будет уходить на комнату. Верделл! Сколько он сможет заработать?
– Ты считаешь, что этого мало? – бесстрастно посмотрела на неё Кано. – Спустя какое-то время я доверю тебе сложные вышивки на седе, и оплата возрастёт. Думаю, через три месяца.
Три месяца! Аяна была готова закричать. Она не сможет работать три месяца. А ещё ей нужен керио. Отчаяние поднималось, холодной водой плескаясь у ног.
– Госпожа Кано, – сказала она, вставая. – Я должна подумать. Я приду завтра утром и сообщу своё решение.
Кано промолчала. Ни один мускул не дрогнул на её лице.
– Хорошо, – наконец сказала она. – Можешь идти.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Аяна шла, держась за живот, вниз по мощёной улице. После всего, что произошло сегодня, она чувствовала себя так, будто её привязали к лошади и тащили по степи. Жадэт рассказывал, что у них так наказывали преступников. Но в чём её преступление?
Она доплелась до постоялого двора и поднялась по лестнице.
– Кирья! – Верделл накинулся на неё, сжимая в объятиях. – Где ты была?
– Искала работу, – сказала она устало.
– Я нашёл тебе работу, – сказал он удивлённо. – Я нашёл работу себе и тебе. Обошёл сегодня все торговые ряды и расхваливал нас как только мог. Я буду чистить рыбу на верхнем рынке, а тебя ждут в одном хорошем доме. Ты будешь учить девушку нотам.
– Что? Кого? Как?
– Я старался, – с гордостью сказал Верделл. – Я всех обошёл. И когда я уже почти отчаялся, ко мне подошёл мужчина и сказал, что его племяннице требуется учитель музыки.
– Но я не умею учить музыке, – с отчаянием сказала Аяна. – Я никогда никого не учила музыке.
– Ну представь, что ты будешь учить кого-то из своих сестёр или братьев, – сказал Верделл. – Я рассказывал, как хорошо ты это всё умеешь. Он будет платить медный за урок.
– Медный за урок? – переспросила Аяна. – Сколько длится урок?
– Ну, наверное, час. Тебе надо подойти в их дом завтра с утра и узнать подробнее условия. Я заранее сказал, что ты согласна, потому что это хорошая плата.
Медный за час урока или два с половиной медяка за целый день над вышивкой? Конечно, это хорошая плата.
– Верделл, а сколько тебе будут платить?
– Два медных в день. С рассвета и до ночи я буду проводить в лавке.
Паршиво. Это слово снова всплыло в её памяти. Это всё очень паршиво. Она представила, как почти половину суток проводит, склонившись над вышивкой на стуле, и поняла, что ей придётся отказаться от работы у Кано. Она не сможет столько сидеть.
Грошовый ужин тоже был паршивым. И кровать, и комната, и вся её жизнь здесь и сейчас. Но завтрашний день был ещё далеко. Очень далеко.
37. Племянницы
Это было довольно близко от постоялого двора. Аяна ожидала, что хороший дом будет где-то повыше, но ей показали на конец одной из нижних улиц. Она отправилась туда рано с утра, чтобы к восьми прийти с ответом к Кано.
Наконец она нашла нужную улицу и ворота с жёлтыми столбами, которые ей указали как примету. На стук никто не вышел, и собачки тут не было.
Аяна стояла, вдыхая осенний утренний туман, и несколько красных резных листьев упало ей под ноги из-за ограды.
Она постучала ещё раз и уже хотела было уйти, когда наконец ворота приотворились и из-за них выглянула девушка. Она отчаянно зевала и потягивалась, и Аяне стало неловко.
– Извини, что разбудила тебя, – сказала она. – Я пришла поговорить насчёт уроков музыки.
Девушка кивнула и махнула ей рукой, зевая. Аяна вошла в чистый широкий двор и проследовала в дом. Девушка указала ей на скамью с мягкой подушкой, а сама легко взбежала по лестнице наверх.
Спустя какое-то время, когда Аяне надоело рассматривать комнату, сверху послышались шаги.
– Здравствуй, госпожа, – произнесла невысокая женщина средних лет, спускаясь с лестницы и оглядывая Аяну. – Меня зовут Лейсе. Ты будешь учить девочек нотам?
– Здравствуй. Да. Я Аяна. Мой муж сказал, вам требуется учитель музыки.
– Да. От тебя не требуется многого. Мне нужно, чтобы они могли спеть несколько мелодий и наиграть на читаре сопровождение к стихам. Ты владеешь читаром?
Аяна поколебалась, но решила не лгать.
– Нет. Но я могу научить петь и записывать ноты.
– Ну что ж. Давай хотя бы это попробуем, а там посмотрим. Спой, пожалуйста, что-нибудь. Я хочу послушать, как ты поёшь.
Аяна спела одну из коротеньких песенок про лето, и Лейсе удовлетворённо кивнула.
– Это хорошо. Приходи сегодня в полдень.
– Лейсе, мой муж сказал, что девушка будет одна.
