Он спросил в недоумении:
– Что такое лифчики?
– Трусики, – поправил себя я. – Тьфу… трусиков тоже нет, заработался я что-то… ах да, чепчики, я хотел сказать. И в воздух чепчики бросали в восторге, бесстыдно открывая волосы, что весьма возбуждающе для мужчин, сладостное зрелище, а в обмен на экстаз и чувство подъема отдадут нам всего лишь свою суверенность, которую не увидать и не пощупать, в то время как шелк наших победоносных знамен можно потрогать, а громкие победные песни велю исполнять на всех перекрестах.
– Из нас певцы неважные, – предупредил он.
– Пошлю с вами отсюда, – ответил я. – И выделю сумму для финансирования местных. Пусть разучат и поют.
– О нас?
– Зачем о нас, мы скромные воины Христа. О Великой Скарляндии!
Он поднялся, поклонился, а потом вытянулся, что для него несколько нехарактерно.
– Я приступаю?
– С Богом, – сказал я.
Глава 5
Он вышел, весь непривычно почтительный, а это же Альбрехт Гуммельсберг, барон Цоллерна и Ротвайля, который при каждой возможности хоть чуточку да уедал меня, чтобы я не слишком возлифтивался в эмпиреи…
Я крикнул:
– Сэр Жерар! Не спите?
Он появился на пороге.
– А если бы сказал, – осведомился он с интересом, – что сплю?
– Я бы сказал, – заверил я, – идите спите дальше.
Он изумился:
– Правда?
– Ну да, – сказал я, – но раз не спите, то я жду от вас подготовленные ордера на титулы. Сэр Фицджеральд прибыл?
– Да, ваше высочество! Ждет в приемной.
– Пригласите.
Через пару минут в дверном проеме показался Клемент, все такой же широкий и массивный, с меня ростом, нет, все-таки на палец выше, за это время не прибавил ни в поясе ни грамма, ни на лице шрамов, все такой же собранный, чего от такого гиганта почему-то не ожидаешь.
Перешагнув порог, остановился в позе почтительного ожидания, я должен заметить его только когда восхочу, но я сразу же нетерпеливо мотнул головой в сторону кресел.
– Сядьте, сэр Фицджеральд. Посторонних нет, можно без особых церемоний.
Он поклонился, но уже чуть-чуть, понял и принял, быстро прошел к креслу и сел, неотрывно глядя на меня сурово и, как мне всегда кажется, требовательно.
– Сэр Фицджеральд, – сказал я, – вы при первой нашей встрече произвели впечатление человека мужественного, много повидавшего и умеющего справляться с трудностями. Так впоследствии и оказалось, хотя я подбрасывал вам задачи, с которыми вы раньше не сталкивались.
Он сказал сильным хрипловатым голосом:
– Ваше высочество, я благодарен вам за высокую оценку, хотя она сильно преувеличена.
– Мне виднее, – ответил я высокомерно, – однако то, что я задумал, даже меня ввергает в сомнение. Я вызвал вас из Турнедо неслучайно. Намереваюсь вам поручить намного более ответственное дело… и, скажу честно, будь у меня под рукой подходящие полководцы, имеющие опыт руководства армиями, я бы предпочел их. Но у меня кадровый голод, мне, как и большинству правителей, недостает людей, на которых я мог бы опереться всецело…
Он внимательно слушал, даже не сказал ожидаемое насчет Ришара, Ульриха и Готфрида, у которых уже есть опыт, просто молчал и ждал.
– Сэр Фицджеральд, – сказал я со вздохом.
Видя, что я замолчал в раздумье, он проговорил осторожно:
– Ваше высочество?
Я сказал со вздохом:
– Вижу, вас уже обучили раскланиваться по всем придворным правилам. Значит, времени свободного у вас было много… Это хорошо. Потому что отныне его не будет вовсе.
Он держался с почтительностью воина к вожаку, но спросил все-таки как придворный:
– Ваше высочество?
– Я намерен вас поставить во главе армии, – сообщил я. – Славной победоносной и овеянной славой побед великого и несокрушимого Варт Генца!
Он вздрогнул, даже откинулся назад и смотрел расширенными глазами, не зная, как реагировать на то, что может быть просто некой шуточкой.
– Ваше… высочество…
– Забоялись? – спросил я с интересом.
– Ваше высочество, – повторил он. – Все мы знаем про подготовку огромной массы воинов в учебных лагерях, но все теряются в догадках… Слухи ходят больше всего насчет захвата каких-то островов в океане.
– Так и должно быть, – заверил я. – Эти слухи распустил я. Но сейчас время догадок кончилось. Завтра вы выезжаете в лагеря Восточный и Западный, там начинаете формировать войско, готовое выполнить наступательные операции и оборонительные.
Он, еще не придя в себя от изумления, спросил настороженно:
– Я могу взять с собой своих боевых друзей?
– Непременно, – заверил я. – Назначайте их командирами разного ранга, вам виднее. Старайтесь только, чтобы никого не было выше вас по титулу. Кстати, сэр Жерар уже заготовил ордер на присвоение вам очередного титула.
Он охнул:
– Ваше высочество!
Я вскинул ладонь.
– Не благодарите. Сам знаю, что рано. На этот раз это вызвано политической необходимостью. Во главе войска должен быть по крайней мере граф, здесь я иду на уступки замшелым традициям. Я, кстати, всегда предпочитаю договариваться по непринципиальным вопросам. Завтра перед отбытием зайдете ко мне, я передам вам карту, где нужно будет сразу же разместить гарнизоны.
– Сопротивление, – спросил он, – ожидается… очень серьезное?
– Никакого, – заверил я. – Будь иначе, возможно, я предпочел бы герцога Ришара. Но ваша армия будет называться Непобедимой и Победоносной армией Варт Генца, овеянного славой побед! Не будут же они воевать против своей же армии, на знаменах которой их золотой конь?..
– Тогда… гм… зачем…
– На всякий случай, – объяснил я. – Если вдруг кто-то решит, что это не совсем такая армия, какую им хотелось бы, вы должны быстро и весьма круто подавить эти идеи в зародыше вместе с их носителями. А виртуозно водить малые группы вы научились еще до того, как пришли ко мне.
Он выпрямился, глаза заблестели.
– Задачу понял.
– Идите, сэр Фицджеральд, – сказал я почти сердито, – и приступайте немедленно.
Он вскочил с непривычной для такого огромного тела легкостью, поклонился и вышел, быстрый и собранный, словно из тугих мышц у него не только тело, но и мозги.
Я смотрел вслед с некоторым неудовольствием. При моем жутком кадровом голоде приходится назначать такого фактически наместником даже не провинции, а целого королевства. С другой стороны, он – полевой командир и останется им, каждый мой приказ – закон, а если бы назначил Ришара или любого из знатных лордов, они мои указания пропускали бы через свой фильтр понятий и установок и некоторые просто не выполняли бы на том основании, что такого нет в кодексе или «деды так не поступали».
В конце концов, это прекрасно – заслон против самодурства короля, но я не простой самодур, я особенный, мне абсолютная власть нужна, чтобы всех их, гадов, сделать счастливыми и привести в Царство Небесное хоть пинками, хоть приволочь за шиворот, а если кого и пристрелю по дороге, так за дело же, ничего личного.
Ночью в городе не прекращается гульба, дуэлей с каждым днем все больше, городская стража докладывает, что за ночь убито четверо людей благородного происхождения, семеро ранено, из них двое тяжело.
Я вызвал сэра Жерара, он смотрит с сочувствием, я сказал раздраженно:
– Да, примем меры! Но вернувшихся понять можно, там они каждый день смотрели в лицо смерти, а тут расслабились и дали волю некоторым свойствам, которые в нас вложил Змей через дуру Еву. Потому их надо снова запрячь так, чтобы некогда было на небо глянуть.
Он наклонил голову.
– Мудрое решение…
– Еще бы, – огрызнулся я. – Попробовал бы назвать дураком того, кто тебе зарплату выдает! Зарплата, это такое жалованье, только поменьше, но зато за работу. В общем, всех полевых командиров, что уже явились по моему высочайшему распоряжению, сразу же спроваживайте в учебные лагеря. Пусть там комплектуют отряды из тех, кого же сами вскоре поведут в бой.
– В бой?
– Неважно, – сказал я, – они поведут! Так что должны быть заинтересованы в высокой выучке новобранцев. А тех, кто ни на что не годен, надо будет пристроить на какие-то должности при дворе. Есть же у нас придворные должности?
Он вскинул брови.
– На какие именно, в том числе и серьезные?
– Только некоторых, – уточнил я. – Ну какую серьезную должность можно дать, к примеру, сэру Растеру, хотя он верен, предан и вообще образец рыцарского образа жизни?
– Обер-шталмейстера, – предложил он. – Или шенка.
– Шенк, – пробормотал я, – шенк… ах да, генеральный виночерпий? Вы бы еще сказали мундшенк… Ему надо не меньше, чем обер-шенк! Иным я сэра Растера и не представляю.
Он помялся, сказал самым почтительным образом:
– Леди Розамунда что-то задерживается… я по своей инициативе постарался узнать, что там и как, все-таки королева турнира как бы должностное лицо в какой-то мере, интерес к ней у канцелярии его высочества не предосудителен, а вполне закономерен…
