в старые добрые времена. Выяснили бы отношения между собой, а народ бы не втравливали.
За окном сторожки шипел дождь. Висящая на гвозде армейская плащ-палатка пахла мокрым брезентом. Старенькая настольная лампа в упор жгла развёрнутую газету, заставляя желтоватую бумагу сильнее, чем обычно источать аромат типографской краски. Забытые поверх газеты очки бросали отблеск света в тёмный угол сторожки. Уютно положив морду на вытянутые лапы, Шарик исподлобья равнодушно смотрел, как на экране телевизора сменяются чёрно-белые картинки: баррикады на улицах Москвы, содрогающиеся от выстрелов танки, пламя в окнах Белого, теперь уже наполовину прокопчённого дома.
Зимой того же года Олег Юрьевич сменил свою добитую, вульгарно рычащую "девятку" на деликатно мурлычущий БМВ, и сдал дела. На фабрике появились новые хозяева. Один из них был похож на банкира: длинное кашемировое пальто, изящные очки в тонкой оправе, уложенные гелем чёрные волосы. Второй – на спортсмена: коротко стрижен, крепко сложен, под небрежно распахнутой кожаной курткой – тренировочный костюм.
Петрович, позванивая связкой ключей, водил чужаков по фабрике.
– Да-а!.. – оглядывая пустые цеха, "банкир" гнул в улыбке тонкие ироничные губы. – Здесь основательно готовились к приватизации… Ну что Дэн, будем вкладывать в объект?
"Спортсмен" сомневался: придирчиво оглядывал потолки, открывал двери в подсобки, скептически кривил губы. Шарик подозрительно ходил следом. Оба чужака были "правильными", – пахло от них не спиртным и табаком, а дорогими одеколонами и какими-то изысканными блюдами, какими пахнет возле нового ресторана "Три кита", который воздвигли на месте некогда знаменитой на весь город танцплощадки "Улыбка"
В промёрзлой пустоте административного корпуса звонко звучали голоса. Петрович возился с ключами, открывая двери, за которыми было одно и то же: голые стены, сыплющаяся отсыревшая штукатурка, вспухший целлюлитный линолеум. Когда вывозили из кабинетов мебель, ставшие ненужными документы валили прямо на пол, и теперь они пылились в небрежных, заваливающихся на бок кипах, источая запахи плесени, чернил и отсыревшей бумаги. Толстые журналы учёта путались под ногами, рукописные товаротранспортные накладные и ведомости на зарплату клеились к мокрым от снега подошвам.
Глядя со второго этажа на череду торговцев, пританцовывающих от холода вдоль тротуара, "банкир" убеждал:
– Место бойкое: стихийный рынок, оживлённый перекрёсток, большой жилой район. На первом этаже откроем маркет, на втором – офис, во дворе – оптовую базу. За полгода окупим вложения… Дэн, да сколько там этих вложений-то? Почти даром берём… Ну? Чего молчишь?
– Ладно, хрен с тобой, берём. – Ботинки «спортсмена» захрустели осколками люминесцентной лампы, подмяли сорванный со стены календарь четырёхлетней давности. – Поехали отсюда.
«Банкир» присел на корточки, подмигнул Шарику и, не снимая перчатки, потрепал его за ухом. Уже сбегая по присыпанным штукатуркой гулким ступеням, крикнул спустившемуся на первый этаж компаньону:
– Дэн, скажи, почему у собак глаза умнее, чем у людей?
У Петровича, что-то не ладилось с дверью: ковыряя ключом в замке, он бормотал под нос:
– Почему-почему… Потому, что у людей в глазах счётчики с долларами не мелькают, как в той мультяшке. – Старик, наконец, сладил с замком, подёргал за ручку, проверяя как закрылась дверь. – Правильно я говорю, Шарик?
Пёс громко и отрывисто гавкнул в ответ, – звонкое эхо надолго повисло в стылой пустоте сумрачного коридора.
До весны не было никаких движений, да и сами новые хозяева появлялись на фабрике редко, хотя зарплату сторожам платили исправно. Времена были не лучшие – зарплаты мизерные, пенсии получали с полугодовыми задержками. Петрович и Савельич едва сводили концы с концами, но Шарика не обижали, подкармливали регулярно, хотя пёс в этом и не нуждался, – он принимал их скудную пищу только из уважения и боязни обидеть стариков, а зачастую уносил кусок и закапывал его под фабричным забором.
В мусорных контейнерах попадались ему куски поаппетитнее, чем те, которые приносили старики. Судя по отходам, не все горожане бедствовали, – в объедках можно было найти и кусочек колбасы, и недоеденный бутерброд с сыром, и хвост селёдки. Шарик точно не бедствовал, – он чувствовал в молодом теле избыток энергии, силу и уверенность в себе. Видно, эту уверенность чувствовали бродячие псы, когда почтительно расходились при его приближении.
О Витьке Янчевском всё это время знали только то, что он теперь боец СОБРа, живёт где-то в Москве, женился, воспитывает дочь. О Галке тоже знали мало. Говорили, что Олег Юрьевич всё же развёлся и взял Галку замуж. А ещё ходил слух, что где-то в Северо-Западном районе города есть у них большой магазин, которым управляет Галка, а сам Олег Юрьевич за большие деньги купил высокий пост в мэрии. Якобы все чиновничьи посты, даже очень высокие, теперь покупаются и продаются как картошка на базаре.
Новые хозяева фабрики за лето отремонтировали административный корпус, превратили первый этаж в сияющие витрины магазина электроники и бытовой техники «Максимум». Цеха переделали в оптовые склады. Дела у них явно шли в гору.
Днём, когда Петрович и Савельич отдыхали, Шарик дремал в тени под железной погрузочной рампой, по которой гремели шаги грузчиков и тарахтели колёса тележек. Из прохудившихся мешков в щели железного помоста сыпался сахар, рисовая сечка, пшеничная крупа. Капала водка из разбитой бутылки, сотни новых запахов текли в пересыщенном воздухе: кофе, чай, корица, перец.
Однажды зимой, когда "банкир" был в отъезде, к "спортсмену" приехал небезызвестный Гарик-напёрсточник. Напёрстки он давно уже не гонял, а кличка осталась. За последние годы он полысел, обзавёлся животом, но был быстр и подвижен. Минут через пятнадцать Гарик вышел из офиса в распахнутой дублёнке. Оставив одну ногу на бордюре, боком плюхнулся на переднее пассажирское сидение мерседеса. Самоуверенно терзая зубами жвачку, достал из внутреннего кармана бумажный пакет, небрежно кинул его в "бардачок", сказал сидящему за рулём напарнику:
– Дал десять штук, как и обещал. Не будем пацанов в этом деле пачкать, – найдёшь стрелка со стороны. За штуку.
– Две, Гарик.
– За штуку найдёшь, – не велика птица. Девять штук наши. – Гарик плюнул в Шарика жвачкой, втянул ногу в машину, хлопнул дверкой. – Поехали.
Зима в том году была снежная, а у городских властей случились очередные проблемы, – не вывезенный снег лежал высокими валами по разделительной полосе проспекта, вдоль тротуаров, под стенами домов. Олег Юрьевич, ответственный теперь за коммунальные службы города, оправдывался в городской газете, писал об объективных трудностях, о нехватке средств. А горожане поговаривали об очень крупных денежных суммах, выделенных городу на закупку техники для коммунального хозяйства. Деньги эти якобы были перечислены на счета нескольких фирм, которые оказались "фантомами" и теперь у города ни денег, ни техники, зато у некоторых городских чиновников появились новые особняки и внедорожники.
А свежий снег всё падал и падал, обновляя пожелтевшие от песка тротуары. В обед мимо фабрики проходила со школы знакомая ребятня. Весело смеялись, кидали друг в друга рассыпчатыми снежками, тонули
