Рейтинговые книги
Читем онлайн Товарищу Сталину - Олег Беляев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 25 26 27 28 29 30 31 32 33 ... 40

В красном углу иконка с лампадкой как символ веры, с которой начинается и заканчивается жизнь та, что пахнет свежеиспеченным хлебом. Вслед за Правдиным в комнату вошел Борщев, подтолкнув в спину женщину. Она повернулась к иконке и перекрестилась, шепча молитву. Егор, не раздумывая, схватил со стола крынку и с силой швырнул ее в икону, крынка разлетелась, сбив икону, но лампадка благодаря какой- то сверхъестественной силе осталась гореть.

– Бога нет! – Твердо заявил Егор вполне спокойным голосом, несмотря на то, что еще секунду назад его охватила безумная ярость. – Молиться вам нужно на вождей наших и власть, справедливую и праведную. Понятно тебе, темнота дремучая?

Женщина стояла перед властью, вооруженной наганом и шашкой, в завернутую военным сукном совестью, прикрывшись революционной директивой, приказами и клятвами. А она могла защититься от всего этого арсенала только крестным знамением и молитвой.

– Ты – жена Григория Шлынды?

– Нет, – тихо ответила женщина.

– А Маша Шлында – не твоя дочь? – Вновь спросил Егор растерянно, непонимающим взглядом посмотрев на Борщева.

– Устинья Шлында умерла еще зимой от чахотки, а Маша и Глеб теперь живут у меня.

– Твой муж где, в лесу?

– Нет, сгинул еще в мировую.

– Значит, царизм защищал или, того хуже, за белых в гражданскую воевал, а ты врешь сейчас, выгораживая его и себя… Ну, да ладно, с этим еще разберемся. Остальные дети – твои? – Продолжал Правдин.

– Да.

– Я слышал, что Бог велел говорить правду, сейчас мы узнаем насколько ты верующий человек. Григорий Шлында приходит к детям, помогает тебе?

Женщина была загнана в ловушку, она бесшумно плакала, слезы текли, выливая на грязное лицо все больше горя.

– Да, – все также тихо ответила она.

– Ну, вот видишь, правду говорить всегда легко. Насколько я понимаю, бандюки ваши недалеко от села шастают, а по сему ты пойдешь и приведешь их. Условия просты, приведешь – будешь жить, а нет – Борщев, выводи детей перед амбаром. Срок тебе до захода солнца.

Женщине казалось, что наступил конец света, и она попала в ад. Ведь люди не могут так поступать, они на это не способны. Она сквозь слезы видела, что детей поставили у амбара, а напротив них встали солдаты с винтовками. Она не слышала плача, не видела их, полностью растворившись в горе. Вдруг ее что-то подхватило и понесло, обдувая лицо горячим, летним днем. Также внезапно она упала у самой кромки леса, из которого вырвался приятный аромат созревающей малины.

Дети выли в след матери, увозимой на лошади, рвались к ней, но Коляскин и Чайников были на высоте, оттесняя их к амбару. Пятеро детей классовых врагов томились в ожидании своей участи. Самая старшая из них была Маша, она держала на руках трехгодовалую Полину, а ее брат Глеб и сыновья женщины прижимались к ней, как к самой старшей, желая найти хоть в ком-то опору. А напротив них стояла власть в лице винтиков Коляскина, Чайникова и Сопчука, их левая резьба не давала возможности осознавать происходящее, а может они и не желали признавать себя извергами, неся чушь о сильном государстве и необходимости жертв, сами во все это не сильно веря.

Дети, уставшие от плача, лишь всхлипывали, тяжело вздыхая, было понятно, что убьют их не сейчас, и можно прожить еще полчаса или час, став на это время взрослее.

А вы когда-нибудь умирали летом взрослеющими детьми? Гибли от голода, холода, отравляющих газов, по прихоти властных червяков, всерьез считающих себя особыми? Ради тех, кто спрятался за непреступными стенами государственных крепостей с табличками, что вход только для своих. Небрежно ковыряют вилкой в еде, не наедаясь обедом без крови, а закончив трапезу, отрыгнув с умиленной улыбкой, почесывают задницу. Они даже не знают о вашем существовании, но отчего-то уверенны, что ваши жизни целиком и полностью принадлежат им. И если вы еще живы, то не умирайте ради них летом. Не стоят они и одного дня вашей жизни, как бы они вас не уговаривали и не принуждали.

– Я, что вас уговаривать буду, а ну-ка встали, – прикрикнул Коляскин на двух подростков, присевших на землю рядом с Машей, продолжавшей держать на руках Полину, которая успокоилась и уже не плакала. Она беззаботно играла с локонами Машиных волос, что-то мурлыкала под нос, а затем, как будто уже повзрослев на полчаса, спросила Машу:

– А когда нас убьют, мы станем ангелами?

Вопрос был задан с такой легкостью и пугающей предрешенностью, что дети все в один голос вновь заплакали. А с Глебом совсем случилась истерика, он упал на четвереньки и пополз к солдатам, причитая:

– Дяденьки, не убивайте, я жить хочу, дяденьки не убивайте нас…

Истерия достигла такого накала, что казалось, весь мир сойдет с ума. На крик из дома выскочил Борщев и приказал бойцам заткнуть рты детям, потому что командир отдыхает. Но дети не понимали, что ради спокойного сна этого командира и командиров этих командиров, нужно молча умереть, поэтому продолжали выть. Коляскин со свирепым лицом, шипя, как гусь приказывал заткнуться, размахивая прикладом, он больно тыкал им в бока и грудь. Чайников, в свою очередь, безвольно, словно в тумане переминался рядом, ничего не говоря и не делая. Он был занят своими невеселыми мыслями о страшной полосатой тряпке.

А с Сопчуком произошло что-то вообще невообразимое: он отбросил винтовку в сторону и упал на колени, рыдая во все мужское горло, стал просить прошения у детей:

– Деточки, простите меня, простите нас, – горланил он всерьез, не притворствуя.

Все замерли в шоке, даже дети замолчали, со страхом и удивлением смотрели они на рыдающего и просящего прощения солдата. Тогда Коляскин также ткнул его в бок прикладом, спросил:

– Ты че, спятил?

– Пошел вон, изверг, все вы – изверги, нелюди, нелюди! – Кричал он, повалившись на бок, рвал траву, загребая ее вместе с землей, словно они были виновны во всем происходящем.

– Что с ним? – спросил у Борщева Чайников.

– Сработался боец, умом тронулся…

Солнце прошло зенит до всего этого кошмара и, обходя деревню с востока на запад, пыталось заглянуть хоть краешком глаза за амбар. Оно не верило в то, что это происходит в действительности, а не приснилось ему и не показалось. Ведь не могут люди быть такими жестокими, потому как всех оно помнило такими же детьми: и Чайникова, и Коляскина, и Борщева, да всех, все человечество. На каждого поровну оно делило свои лучики, стараясь никого не обделить.

Ласкало Мишку Борщева, оставляя по весне на его лице рыжие канапушки, за что его дразнили, но не зло, а по-детски от души. Петьку Чайникова согревало, когда он, накупавшись в речке, с синими, словно черничными губами, трясся от холода на берегу. Дениске Коляскину сушила своим теплом слезы, когда тот хоронил птенца, выпавшего из гнезда. И про каждого, про каждого, оно может рассказать много хорошего и доброго. Но что же с ними со всеми произошло? Что случилось? Может не нужно было дарить им свой свет и тепло? И тогда Чайников, заболев, умрет, Коляскин, с вечно мокрыми глазами, не будет таким жестоким и злобным, а Борщева вместо веснушек взять и приложить солнечным ударом, может тогда он принесет меньше горя. Или взять их всех и оставить навечно в темноте и холоде. Но как же тогда эти бедные детки у амбара? Оно не может их бросить одних. И даже если они станут ангелами, то солнышко своим светом и теплом должно согревать и освещать их скорбный путь, а уходя за горизонт, даст поручение Луне и Звездам пусть не согреть, но хотя бы указать дорогу ангелочкам.

Милые ангелы, вас наградят чистыми и легкими крыльями, поэтому летите прочь, подальше от этих мест и не вздумайте селиться на соседних планетах. Ведь эти безумцы непременно захотят добраться и туда. И уже по привычке, инстинктивно, станут ломать вам крылья и истязать души во второй и третий раз…

Солнцу хотелось задержаться на небосклоне еще хотя бы на минуту, на секунду обласкать несчастных детей своими лучами, высушить их слезы, вселить надежду на чудо. Но оно не могло этого сделать, потому что там, за горизонтом, его уже ждут другие дети и миллионы людей, нуждающиеся в тепле и свете.

А Сопчука затащили в амбар и связали на всякий случай, заткнув рот кляпом, чтобы перестал просить прощения у детей и разлагать дисциплину. «Сработанные» бойцы карательных отрядов и расстрельных команд были делом не частым, но достаточно известным. Всеобщее объяснение этой проблемы сводилось к тому, что не выдержала психика, слабые морально- политические качества способствовали этому. Это было простое и логичное объяснение. Но никому не приходило в голову, что это – выздоравливающие люди. К ним внезапно, по неизвестной причине, возвращалась совесть, она срывала их, казалось бы, надежную резьбу, срывала шторы с глаз, рвала в клочья лозунги и клятвы, демонстрируя страшную реальность. От увиденного душа кричала и плакала, не веря, что она участвовала в этом смертельном грехе. Но большинство, считавшее себя здоровым, смотрело на больных с презрением, ведь человек, не умеющий убивать по приказу или велению высоких идей, не заслуживает особого внимания, снисхождения и милосердия. Ах, это вечно правое большинство, благодарите его, говорите спасибо, кричите: " аллилуйя!» Вы знаете, что именно большинство даст вашим детям повзрослеть на полчаса, а вам состариться на то же время. Большинство решает, как думать, кого любить, где работать, о чем мечтать, как дышать, как чувствовать страх и не чувствовать унижения от плевков в душу, в каких домах жить, и по каким дорогом ходить, какие картины рисовать, и какую музыку слушать. Но приходит вечер, и большинство, усевшись на кухне, вдруг превращается в меньшинство… Хихикая, плюясь и матерясь, они клянут большинство, замечая в нем несправедливость, чинопоклонение, хамство, воровство, вседозволенность, безнаказанность, подлость, бесконтрольность и тупость. Не переживайте, это ненадолго, только до утра, а, утром вновь, вливаясь в большинство, будут бить себя в грудь, уверяя всех и себя в абсолютной правоте. Станут унижать или убивать меньшинство, заискивающе заглядывать в рот начальникам, льстить стелиться, прогибаться и, унижаясь, подставлять свои затылки и задницы под оплеухи и пинки. Все это стоит, чтобы быть большинством. Аллилуйя! Что вы заскулили? Что случилось? Вас назначали меньшинством, выдернув из большинства? Вы считаете, это не справедливо? Да, с вами не должно было это случиться, так говорят все, истерично клявшиеся в верности большинству. Вы считаете, обвинения нелепы? А в чем вас обвиняют? В том, что вы могли сказать вслух большинству то, что вы о нем думаете или говорите на кухне. Покайтесь, а лучше всего сдайте кого-нибудь из близких, и, возможно, большинство вас простит. Да, непросто все это, мучительно, но ничего, привыкнешь, к остальному же привык.

1 ... 25 26 27 28 29 30 31 32 33 ... 40
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Товарищу Сталину - Олег Беляев бесплатно.
Похожие на Товарищу Сталину - Олег Беляев книги

Оставить комментарий