ее глаза оживились.
Они приобрели блеск, стали ярче, наглость отошла на второй план. Даже не так — на дальний план. Проблемы с сердцем никуда не исчезли, но и приступов за это время не возникало — регулярные походы к врачу и правильное питание дали свои плоды.
— Привет, Ева! — слышу за дверью наигранно-детский голос лучшего друга. — Наконец-то лично с тобой познакомился. Как у тебя дела?
— Вы что, из органов опеки? — раздается серьезный голос Евы.
— Ну что ты, я друг твоего попечителя.
— Да? А похожи на…
— Привет, — выхожу на помощь. Не хватало, чтобы девчонка какой-нибудь херни Эдгару наговорила. — Каким ветром занесло?
— Мне нельзя к другу просто так зайти?
Эдгар стоит в дверях в парадном костюме и с зачесанными назад волосами. На лице играет такая довольная улыбка, словно только что выиграл большой куш.
— Это кто? — вмешивается Ева, недоуменно глядя то на меня, то на друга.
— Это Эдгар — мой лучший друг и менеджер. Эдгар, знакомься с моей… подопечной.
Друг приветливо тянет руку, в то время как Ева долго смотрит на ладонь, на мужчину напротив и не спешит проявить вежливость. Ребенок. Маленький недоверчивый ребенок в пижаме с Микки Маусом. Нахмуренная, брови подозрительно сведены на переносице. Будь она помладше, вряд ли бы сдержалась.
— Ева, слышишь меня? — дергаю девчонку за майку.
— А? — она обернулась и посмотрела на меня теми самыми глазами побитой собаки, которые я впервые увидел в больнице. В тот момент, когда она кричала во все горло о несправедливости этой жизни.
Когда была брошена на произвол судьбы всеми людьми на свете…
— Все нормально. Ему можно доверять, — шепчу на ухо. Эдгар в это время вопросительно выгибает бровь, глядя на нас. Не ухмыляется, но и недовольство не строит.
Ева не сразу жмет руку в ответ, все так же недоверчиво смотрит в похожие карие глаза. Наверное, их можно было бы назвать родственниками, если посмотреть со стороны. Любой другой так бы и подумал на моем месте. Но не я. Личное дело твердило об обратном.
— Олеж, а можно я обед в том ресторане закажу? Там такой вкусный супчик… — и строит умоляющие глазки.
— Ладно. Только закажи побольше, а не как в прошлый раз, когда ты…
— Просто ты ешь, как слон, вот и не хватило!
— Просто закажи в два раза больше.
— Ага, — кидает девчонка через плечо.
— Ева!
— Ладно-ладно, — и бежит в сторону кухни с планшетом в руках. Смеется. Красиво. Мелодично. А я скучал по этому смеху, будучи в самоизоляции.
Надо периодически выходить из мастерской. Интересоваться, как дела у Евы, как проходят учебные будни, а не пропускать все мимо ушей по утрам, когда я подвожу ее к главному корпусу МГСУ. Смотреть, как она удаляется на кухню, виляя бедрами то влево, то вправо. Кокетливо. Как поворачивается к нам лицом и показывает язык. Что-то лепечет о желании заказать лишь одну порцию ее любимого куриного супа с малой дозой соли и блинчиков с маком.
И как напоследок улыбается, заглядывая мне в глаза…
— Слушай, избалуешь девчонку, — произносит Эдгар, вытащив меня из собственных размышлений. — Телефон, компьютер, планшет, куча одежды, ресторанная еда. Кстати, зачем ты позволяешь ей носить такие короткие шорты?
Не сказал бы, что они были короткие. Обычные, чуть выше середины бедра. И майка тоже не в эротическом магазине куплена. Вполне себе нормальная пижама. Правда, в ней я видел Еву всего пару раз и то перед завтраком.
— Нормальные шорты, и они пижамные.
— Это сейчас они нормальные, а через год они покажутся вызывающими!
— Ты о чем?
— О, том, друг мой. Не заметишь, как увлечешься ею.
Чего? Это что еще за на хрен? О каком увлечении может идти речь? Я старше Евы на пятнадцать лет, она совсем ребенок. И я отношусь к ней как к… дочери? Ну нет, вряд ли. Скорее как к человеку, к которому судьба оказалась несправедлива, а я взял на себя роль этой самой судьбы.
Но увлечение… Бред сумасшедшего!
На этом разговор закончился. Точнее я не продолжаю его, не цепляюсь за эту тонюсенькую нить, наполненную чистейшим бредом.
Заказ приходит быстро, и мы принимаемся за трапезу. Эдгар то и дело косится на нас, я чувствую себя не в своей тарелке, стараясь не мысленно не возвращаться к тому разговору, а Ева довольная, как маленький ребенок, ест любимое блюдо.
— Ева, расскажи о себе, — нарушает тишину Эдгар. — Как твоя учеба? Как ребята в группе?
— Лучше не спрашивайте, — отмахивается она. — Мои однокурсницы какие-то тупые курицы! Вечно обсуждают либо корейских педиков, либо косметику, либо новые духи, как будто тем других нет!
— Это же важные темы у девочек в таком возрасте.
— Если я буду им свои темы заливать, то они носики морщить будут, — она наглядно превращается в подобие мопса. — В общем, я с пацанами общаюсь.
— Хорошо, — говорю уже я. — Только осторожнее.
— Не ссы, я за себя постою.
О да! Знаю, как ты за себя постоишь! Еще как!
Но эта мысль меркнет, когда Ева поднимается со своего места, ставит чайник и долго ищет на полке свой любимый чай. Мятный. Как и мой. Ее пижамная майка задралась, обнажая светло-бежевую полоску кожи. Еще выше. Виден пупок. Едва прикрыта грудь. Она все ищет этот гребанный пакетик с чаем, а я не понимаю, почему не могу оторвать глаз. Видел же ее полуголой. И в топике, и в лифчике и…
Стоп. Разве видел? Разве зацикливался на цвете ее кожи, на изгибах фигуры? Замечал, как алели ее губы, стоило пару раз куснуть их? А потом как аккуратные длинные пальцы зажимали ярко-зеленую упаковку и с любопытством раскрывали ее, словно внутри ждал рождественский подарок?
Черт! Кусок курицы из «Цезаря» встает поперек горла. Еле-еле проглатываю. Что это за херня?
— Кхе-кхе, — кряхтит друг в кулак.
— Что?
— С тобой все нормально? — Ева поворачивается к нам, поднимая ровную темную бровь.
