парень-то на очереди.
Старик заговорил чуть тише, точно секрет говорил:
— В тайгу надо двинуть новобранцам…
Трофим глянул на Алешку. Спал тот калачиком, голова сползла с узелка.
— А то бы всем подняться как одному… — продолжал старик торопливо. — Мужик с вилами, баба с ухватом — и пошли лупить золотопогонников этих…
Вдруг старик оборвал речь и круто свернул с тракта.
— Ну, езжай, — сказал он Трофиму, — пеший конному не товарищ!
И сам направился к березняку. Там стояло возов десять с сеном. Мужики у костра кипятили чай. К мужикам этим и торопился, видать, старик.
Ямщик, который вез ардашевское начальство, ехал уже обратно. Ехал он легкой рысью, сам сидел в ходке.
— Чего так скоро? — подивился Трофим. — Ай где свалил наше начальство?
Ямщик придержал коней.
— Отесовцы, брат, встретили нас! — криком ответил он. — Приказали пешком переть до дому вашим господам.
Ямщик ухарски заправил чуб под картуз.
— Человек восемь отесовцев. Оборуженные с ног до головы. На ве́ршне все.
— Эх ты, — пожалел Трофим ямщика, — выходит, даром прогонял лошадей…
— Пошто даром? Заставили сполна уплатить прогонные. — Ямщик весело потряс карман и тронул коней.
Начальство свое нагнал Трофим за Камаевкой. Шли старшина и писарь рядом, сбоку канавы. У обоих была легкая поклажа. Писарь широко размахивал руками. Видать, что-то доказывал старшине.
— Не мешает проманежиться, — ухмыльнулся Трофим в бороду.
Неловко было с разговором лезть, нехорошо казалось и молчком проехать. Наконец решился Трофим, окликнул:
— Давай садитесь… Доедем помаленьку.
В ответ начальство даже не глянуло. Может, со стыда они, но Трофим понял по-своему: гордость не дозволяет.
От всего сердца пожелал Трофим: еще бы лучше надо их проучить. И задергал вожжами, чтоб поскорей отъехать.
Когда отъехали, поодаль, не утерпел Трофим, чтоб не разбудить парнишку.
— Вставай, молодец! А то головка разболится. Спишь и спишь…
Алешка приподнялся в сидень, начал осматриваться.
— Ну, паря, проспал ты комедь, — весело сказал Трофим.
— Какую комедь? — сразу протрезвел от сна малец.
Трофим махнул рукой, захохотал.
— Шут их тереби! Подстроят тоже!
— Ну что, дядя Трофим? Ну говори же — какая комедь?
Трофим нахохотался и заговорил:
— Тут, как ты заснул, обогнали нас начальники наши… ардашевский старшина и волостной писарь… Курьером, брат, на гоньбовых… Ну, стало быть, их тут на тракту и встрели отесовцы…
— Отесовцы? — всполошился Алешка. — Да разве ж они здесь, отесовцы?
— А они к месту не приписаны, — сказал Трофим, — сегодня здесь, а завтра там… Вот они, стало быть, встрели наше-то начальство и ссадили с ходка. «Валите, — говорят, — пешочком. Люди вы казенные, и ноги у вас казенные…»
Трофим опять расхохотался. Алешке, видать, было не до хохота. Призадумался он.
— А ты самолично не видал того Отесова? — спросил он, чуть погодя, Трофима.
— Самолично не видал, — ответил Трофим, — но слышать про геройства доводилось много… Отчаянный, говорят… Метит на город идти…
Алешка будто слушал и не слышал Трофима.
— Антропов-то ведь и сам не знает, под какой фамилией орудует тятька, — говорил он точно самому себе, — вот я и поехал… Хочу самолично повидать Отесова… Может, он и есть…
Алешка оборвал речь. Точно побоялся высказать свои мысли вслух.
— Ведь я то слышал, — заговорил он опять, погодя, — Отесов где-то далеко за Ардашами… в тайге…
— В тайге и есть, — ответил Трофим, — это штаб его главный. А войско-то по всей округе разъезжает.
— До штабу доберусь, — твердо сказал Алешка, — не я буду, ежели не повидаю тятьку.
Глава III
Минька Бастрыков давно подметил, что кони видят лучше, чем люди.
На ходу пристяжка и коренник враз подняли уши, повернули головы в сторону тракта.
Пахал Минька у Листвянок, в полуверсте от тракта. За конями и Минька повернул голову.
По тракту ехали человек восемь верхом. Все вооруженные и в седлах.
— Братка! — отчаянно крикнул Минька. — Братка, солдаты!
Минькин брат Андрюха корчевал поблизости березки. Минька остановил коней, кинулся к нему.
— Братка, оглох, что ли… — кричал он на бегу. — Вон ведь солдаты едут!
У Андрюхи выпал из рук топор.
— Где? — застрелял он глазами туда-сюда и ползком-ползком подался к березнику.
А Миньке от солдат нечего прятаться. Не то что Андрюхе: Андрюха-то в бегах…
Минька взошел на пригорок — оттуда лучше виден тракт.
Ехали верховые шагом. Ехали, видать, без команды, вразброс ехали. Кони тоже были не в подбор, разномастные всё. Седоки на конях мало походили на солдат — только двое были в шинелях, остальные кто в пиджаке, кто в поддевке, а один так в желтом азяме.
Но вооружены все ладно, над головами торчали стволы ружей, сабли свисали ниже стремян.
— Восемь, — сосчитал всех Минька.
Тут подошел сзади Андрюха.
— Напрасно напугал, — сказал он, — какие это солдаты, это отесовское войско.
— Отесовцы? — вытаращил Минька глаза и чуть погодя спросил: — А сам Отесов с ними?
— Почем знать, — сказал Андрюха. — Вон который на карем-то, может, и есть Отесов.
Отесовцы заехали за березник. Только шапки их мелькали в просветы меж вершинами березок.
Долго глядели братья Бастрыковы вслед отесовцам.
— А ну к плугу! — скомандовал потом Андрюха. — Сегодня пораньше кончим.
— Гляди, свернули, — всполошился Минька, — гляди, на Куль свернули…
— У них своя дорога. Может, они на мельницу… Ну, вали берись за плуг… — сказал Андрюха, а сам пошел с пригорка к недовыкорчеванной березке.
Пришлось и Миньке вернуться к лошадям.
Распахивал Минька целину. Целину драть не то что яровое.
На мягком яровом очень уж налипает земля к отвалу. Проедешь шагов двадцать — и стоп! Соскабливай землю, а то плуг выпирает из борозды.
То ли дело целина: отвал блестит как зеркало, и плуг только урчит на ходу. Потому урчит, что режет корни кустиков и трав. Одно плохо: здорово мотает плуг ручками. На всю ладонь набил Минька мозоли.
— Эй, вы! — покрикивал Минька на коней и щелкал бичом в сторону.
Кони шли как по струнке.
Иной раз Минька от скуки разговаривал с конями. Заговорил и теперь с пристяжкой.
— Вот ты, каурка, в борозду лезешь, — сказал он пристяжке, — а зачем, спрашивается?
Минька хлестнул пристяжку вожжой и еще строже сказал:
— Гнедой по борозде идет, и ты туда же лезешь… А двоим вам тесно. Ну и смекай! Теперь направо, — скомандовал Минька в конце загона.
И точно поняли кони. К вожжам не притронулся Минька, а они обошли полукруг — и на свое место: коренник в борозду, а пристяжка на шаг сбоку.
А случается, неправильно заходят кони — портится оттого борозда. Минька непременно тогда хлестал коренника.
— А еще старый! — упрекал он его.
Загон допахал Минька быстро. Тем временем Андрюха свалил только три березки.
— Ну, отдохните малость, — сказал лошадям
