открывает в нас своего рода порталы в другие миры, миры далекие и незнакомые, и, возможно, кто-то оттуда пытался достучаться до меня, но просто не мог подобрать действенный способ. Звучало как слабая отговорка, но уверенность учителя в своих словах, несомненно, подкупала, и через какое-то время я перестал обращать на синяки внимание.
В ночи, когда заснуть все же не удавалось, я развлекал себя мыслями о лисице. Воспоминания о вечерах, проведенных в башне Восхода, укутывали меня теплом, сравнимым лишь с крепкими, искренними объятиями. Я так часто вызывал в памяти эти моменты, что стал замечать мельчайшие, прежде невидимые мне детали: то, как Ариадна откинула волосы с плеча, раздраженная неверно написанной буквой; то, как ее рука потянулась к моему горлу в желании поправить воротник рубашки, но замерла на полпути, и она с силой прикусила губу, ругая себя за необдуманный жест; то, как она подперла подбородок рукой, мечтательно разглядывая звездное небо, и лунный свет нежно, словно скучавший после долгой разлуки, коснулся ее лица. Впрочем, я не знал, что из этого случалось на самом деле, а что воображение подкидывало мне, пытаясь спасти от надвигающегося безумия.
Мне становилось не по себе от мысли, что придется лгать Ариадне – смотреть на нее так, словно я не имел удовольствия прикасаться к ее губам, и разговаривать, словно она – одна из многих принцесс, которым мне приходилось кланяться. Я смел лишь надеяться, что сочиненная для меня легенда не предпишет избегать общества лисицы.
Легенда о странствующем рыцаре из Сайлетиса, гордо представленная Финдиром, частично оправдала мои надежды. Грея никогда прежде не сотрудничала с северным островом, как мы выяснили благодаря архивам, а ее жители не были связаны родственными или брачными узами ни с кем из местных знатных семей. К тому же внешне жители Сайлетиса могли сойти за лесных эльфов: их кожа бледна и часто покрыта веснушками, а волосы русые или рыжие. О большей удаче нельзя было и мечтать. Цвет глаз едва ли должен был вызвать вопросы; у людей они бывали всевозможных оттенков. Куда большую проблему составляли уши.
Вариантов было всего два. Первый – магия иллюзии, и мы неоднократно пробовали различные ее виды. Советница азаани, Филаурель, владевшая иллюзиями в Арруме лучше, чем кто бы то ни было, сразу предупредила меня, что не обещает верного результата. Вызывать иллюзии, возникающие перед определенным представителем рода эльфов или людей, проще, ведь для этого нужно проникнуть в голову лишь к нему одному. Чтобы замаскировать такую незначительную деталь, как заостренные кончики ушей, необходимо создать туман в разумах сразу всех окружающих, а их количество при дворе неумолимо стремилось к бесконечности. Порой удача нам благоволила, однако вместе с тем пропадала часть моих волос, не было видно глаз, или же лицо менялось до неузнаваемости. Когда уши удавалось скрыть как надо, и мы, довольно выдохнув, смели подумать, что добились необходимого результата, эффект исчезал, стоило Филаурель сдвинуться с места. Становилось очевидно: без ее постоянного присутствия в двух шагах от меня эффект не продержится даже до того, как я ступлю на порог замка, а это означало, что от данного варианта придется отказаться.
– Ты уверен? – в тысячный раз спросил меня Финдир.
– Иного способа нет.
– Они восстановятся, – успокоил он. – Полностью – через несколько лет. Может, пять или семь. А к тому времени, как попадешь в замок, уже успеют покрыться новой кожей. Будут выглядеть обычно, как у человека.
– Я готов.
– Прикладывай лед.
Чтобы снизить чувствительность, мне принесли обернутый в ткань кусок льда, отколотый с поверхности замерзшего пруда, и я послушно приложил его к правому уху, пока Финдир грел огнем лезвие своего кинжала. Поддержать – или позабавиться, или ужаснуться – пришло множество эльфов, близких и не очень, но матери, каждый раз вздрагивавшей при упоминании сей процедуры, я приходить запретил: сестренки совершенно точно увязались бы за ней.
Финдир кивнул, и я повернул к нему правую сторону лица, опуская руку со льдом. Он тут же, не медля, чтобы не дать мне возможности передумать, легким движением скользнул лезвием по уху, отсекая всю вызывающую подозрения часть. Боль нестерпимой волной окатила меня с головы до ног, а тошнота от сладковатого запаха горящей плоти подкатила к горлу. На несколько мгновений я перестал дышать, подавляя возникшие чувства, в то же время охлаждая левое ухо.
– В порядке?
– Нет, – процедил я сквозь зубы. – Но продолжай.
Лишившись еще одного куска плоти, я рухнул на колени, отчаянно пытаясь отдышаться. Горячий клинок запечатал раны, и кровь из них не заливала уши, но внутри пульсировала так, что я не слышал ничего вокруг. Ощущал руку на спине, руку, поглаживающую по волосам и собирающую их на макушке, руку, прикладывающую снег к поврежденным участкам, холодные капли, стекающие по шее, но не слышал ничего, кроме гудящего потока крови.
Других внешних изменений, к счастью, не потребовалось. Хоть Индис и внес предложение отрастить густые усы, которые, по его мнению, должны были добавить солидности и увеличить сходство с рыцарем, от этого отказались в пользу обычной легкой щетины, что была привычной частью моего образа.
Тренировки тела и духа продолжались, и Киан постепенно растерял свою любезность. С каждым занятием его требования повышались, улыбка реже освещала лицо, а серьезно сдвинутые брови оставляли все более глубокие заломы на коже. Самой большой проблемой был контроль рук: я даже не замечал, как часто складываю их на груди, прячу за спиной, как тянусь почесать нос или потереть глаз, как постоянно поправляю волосы. Точнее, в определенный момент разведчик дал добро на последнее; сказал, так мой образ выглядит живее, и посоветовал чаще делать это в присутствии женщин, ибо они могли воспринять это как флирт.
Снег начал сходить, и мое сердце взволнованно трепетало.
Маэрэльд часто мелькала между деревьев во время тренировок, озабоченно наблюдая за всем, что я делаю. Порой она появлялась в неожиданном сопровождении: огромный белый волк плавно скользил меж сугробов, вопросительно поглядывая на королеву. Казалось, они общаются, но я так ни разу и не увидел, чтобы губы азаани или пасть волка приоткрывались. Рингелан, похоже, был заинтересован в происходящем намного сильнее, чем ему бы того хотелось: в его присутствии я неизменно чувствовал на себе холодный пронзительный взгляд, но исключительно через волчье обличие – сам он ни за что не показался бы в Арруме по такой незначительной причине.
– Я должна показать тебе кое-что, – произнесла азаани, как только наше с Финдиром занятие подошло к концу. – Подойди, Териат.
Я сделал несколько шагов навстречу, и она протянула руку, положив ее мне на шею. Простояв так несколько
