себя вправе оставаться при убеждении, что мы сделали все что могли для пользы заведения» [100].
Оценивая значение инициативы Пирогова в создании Анатомического института, А. И. Таренецкий, профессор кафедры нормальной анатомии и начальник академии в 1901–1905 гг., совершенно справедливо подчеркнул заслуги Пирогова в практической направленности изучения анатомии. Он писал: «Энергии Пирогова академия обязана, что анатомия, эта основа медицины, стала доступна для каждого желающего и что изучение ее приняло преимущественно практически-прикладное направление» [101].
Дальнейшая судьба Анатомического института развивалась следующим образом. После первого пятилетнего срока, который заканчивался в 1851 г., Конференция академии высказалась за необходимость сохранения института и дальше. После ухода Пирогова из академии в 1856 г. и отставки доктора Шульца возглавлять институт стал Грубер. Положение института оставалось неизмененным до 1860 г., когда Конференцией был поднят вопрос о целесообразности открытия самостоятельной кафедры практической анатомии, с которой предполагалось слить воедино Анатомический институт.
Ходатайство Конференции об этом было утверждено новым императором Александром II в 1860 г., и тогда же Венцеслав Леопольдович Грубер был избран профессором этой вновь образованной кафедры практической анатомии и возглавил ее. И здесь еще раз надо напомнить, что появлению в академии такого ценного сотрудника, каким являлся Грубер, академия обязана Пирогову.
В дальнейшем, в 1887 г. в связи с новым Положением о Военно-медицинской академии, кафедра практической анатомии, в которую влился Анатомический институт, была преобразована в кафедру нормальной анатомии, которая и ныне располагается в морфологическом корпусе на бывшей Нижегородской улице (ныне улице академика Лебедева).
Первым профессором кафедры нормальной анатомии был избран Александр Иванович Таренецкий, крупный отечественный анатом, продолжатель идей Н. И. Пирогова и В. Л. Грубера. При Таренецком был создан фундаментальный анатомический музей и была произведена опись и ревизия всех его богатых коллекций, ныне составляющих гордость Военно-медицинской академии.
Эфирный наркоз
После возвращения в октябре 1846 г. из командировки в Западную Европу у Пирогова начинается период наибольшего расцвета его творчества, ставшего фундаментом, на котором в последующем была создана военно-полевая хирургия как наука.
В январе 1847 г. научные успехи Николая Ивановича Пирогова были оценены Санкт-Петербургской академией наук, и его избирают членом-корреспондентом по биологическому отделению.
Теперь главное направление его исследований было связано с развитием клинической медицины. Как и в дерптский период работ по перевязке брюшной аорты, сделанных с блеском в юные годы, Пирогов проявляет себя целеустремленным физиологом-экспериментатором. Все его эксперименты были направлены на решение совершенно новых по тому времени и исключительно важных вопросов, определявших дальнейшее развитие практической медицины. Николай Иванович предстает перед нами как глубокий врач-клиницист, умеющий наблюдать больных, выявлять и анализировать факты, познавая их внутреннее содержание.
В 1847 г. в зарубежной прессе появились сообщения о результатах первых операций, произведенных под эфирным наркозом. Все они содержали данные, основанные лишь на единичных наблюдениях, и носили шумный рекламный характер, поэтому первоначально вызывали у Пирогова осторожное отношение.
Следует сказать, что в разработке общего обезболивания приняли участие не только зарубежные, но и многие русские ученые. Среди них наиболее значительный вклад внесли ученые Санкт-Петербургской медико-хирургической академии и Московского университета. Однако наибольшие заслуги по фундаментальным исследованиям, посвященным общему обезболиванию и созданию новых методов проведения наркоза, а также по его пропаганде среди практических врачей и внедрению его в широкую клиническую практику, принадлежат, бесспорно, Николаю Ивановичу Пирогову. И в нашей стране, и за рубежом одним из основоположников наркоза заслуженно признается Пирогов.
Интересно по этому поводу мнение крупного историка медицины Робинсона, который в своей монографии, посвященной развитию анестезии, писал: «Многие пионеры обезболивания были посредственностями. В результате случайности местонахождения, случайных сведений или других случайных обстоятельств они приложили руку к этому открытию. Их ссоры и мелкая зависть оставили неприятный след в науке. Но имеются и фигуры более крупного масштаба, которые участвовали в этом открытии, и среди них наиболее крупным как человека и как ученого скорее всего надо считать Пирогова».
Появившаяся возможность проведения операций без боли совершила колоссальный переворот в хирургии, и Пирогов, конечно, не мог остаться в стороне от этой главной в то время и поистине столбовой дороги мировой хирургии.
В 1847 г. Николай Иванович приступает к интенсивной и напряженной работе по изучению различных аспектов нового научного направления. Результаты этого интенсивного труда, крайне важного для практической медицины, были опубликованы с мая по июль 1847 г. в трех монографиях (одна из них на французском). Все они посвященны эфирному наркозу.
Важнейший труд Пирогова этого периода – «Наблюдение над действием эфирных паров как болеутолительного средства в хирургических операциях». В истории развития медицины он занимает едва ли не одно из самых почетных мест. Уже с первых строк этой выдающейся работы Пирогов выступает как убежденный пропагандист обезболивания хирургических операций. Он пишет: «Опыты, сделанные мною над больными и здоровыми людьми, над самим собою и над живыми животными, дают мне право сказать свое мнение о практическом достоинстве и об образе действия на организм эфирных паров, как средства, уничтожающего боль при хирургических операциях». Далее он сообщает, что «решился теперь же описать результаты 50 хирургических операций, 40 с лишком опытов над здоровыми людьми и почти 60 опытов над животными».
Эта работа, отличающаяся глубиной исследований, проведенных широким фронтом, содержала самый крупный клинический и экспериментальный материал на период того времени.
Вместе с тем, выражая надежду, что проведенные исследования принесут пользу практическим врачам, Пирогов, придерживаясь принципа никогда не скрывать своих ошибок, обещает «откровенно сообщать врачебной публике и дальнейшие мои наблюдения над действием серного эфира, хотя бы они привели меня и к совершенно другим, даже противоположным результатам» [103].
Вначале Пирогову, как и большинству хирургов того времени, казалось (и это в наше время не может не вызвать удивления. – А.К.), что оперировать человека, лишенного сознания и воли, – «занятие тяжкое и отвратительное».
Нелишне напомнить и фразу выдающегося французского хирурга Альфреда Вельпо (1795–1867): «Устранение боли при операции – химера, о которой непозволительно даже думать; режущий инструмент и боль – два понятия, неотделимые друг от друга в уме больного»[56].
Однако стоило Пирогову убедиться в эффективности эфирного наркоза, как его мнение резко изменилось.
Картина операций в то донаркозное время производила в большинстве случаев жуткое впечатление. Больного крепко привязывали к столу. Но не только оперируемый часто был не в силах перенести страшные мучения во время операции, их тягостно было наблюдать и присутствующим. Немало больных погибало во время операций от болевого шока. Нельзя без сочувствия к раненым читать строки из «Войны и мира», где Л. Н. Толстой описывает страдания раненых, оперируемых без наркоза в полевом лазарете на Бородинском поле: «В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили
