словно перегоревшая лампочка. Девчушка отдернула руки, как от раскаленного железа, и, пошатнувшись, отползла в сторону. Лицо было мертвенно-бледным, под глазами – темные круги. Она едва держалась на ногах, уткнув взгляд в каменный пол.
– К-как вы себя чувствуете? – ее голосок был тихим, прерывистым шепотом, полным истощения.
– Намного лучше, – Гриша ответил искренне, глядя на нее. – Спасибо тебе. Огромное спасибо. – Он хотел сказать больше – спросить ее имя, узнать, откуда она, – но не успел. Не проронив ни слова и не подняв головы, девочка, шатаясь, выскользнула из камеры будто за ней гнались стадо голодных волков.
Гвардеец пропустил ее и бросил на Гришу последний оценивающий взгляд.
– Сегодня вечером предстанешь пред Ее Величеством. Готовься, и помни одна ошибка, одна глупость с твоей стороны и ты... Его тон не обещал ничего хорошего.
– Покойник. – Продолжил его слова Гриша. Но дверь уже захлопнулась с тяжелым, окончательным звуком. Гриша остался один, но уже другим человеком – с почти целой ногой и новой, незнакомой тяжестью на душе: благодарностью к хрупкому врагу и ледяным предчувствием наступающего вечера.
Глава 12
Глава: 12
Гарнизон у подножия Черной Горы уже неделю жил в состоянии, близком к параличу. Это было сродни сну на иголках – на лезвии бритвы. Весть о вероломном нападении «небесных дьяволов» на отряд сэра Брэвиса повисла над фортом тяжелым, ядовитым туманом, пробирая всех и каждого до самых костей. Особенно страшно было скептикам – тем, кто до рокового дня считал старые сказки о дьяволах с неба бредом суеверных старух.
Все изменилось в тот миг, когда в ворота влетел запаленный гонец, едва держась в седле. – Небесные дьяволы! – хрипел он, сползая с коня прямо на грязный двор. – Они… они…!
Сначала подумали – горячка, бред, похмелье. По началу они даже пригрозили побить его, чтоб не сеял панику. Но с каждым его словом – об огненных стрелах без луков, о невидимых убийцах, о черных, как ночь, кораблях в небе – сомнения таяли как весенний снег.
А когда он всучил коменданту потрепанный свиток с личной печатью и подписью самого сэра Брэвиса, описывающий кошмар на опушке… сомнения исчезли вовсе. Остался только ледяной ужас.
Гонец умчался дальше – нести весть в столицу. А гарнизону… гарнизону досталось разгребать последствия. Комендант, трезво оценивая «боеспособность» своего сброда – пять сотен лентяев, пьяниц и недоделанных рекрутов – и разумно велел сидеть тише воды, ниже травы. «Не делать глупостей! Никаких вылазок! Держать ворота на запоре!» Любой план активных действий умер, так и не успев родиться.
И вот, словно в насмешку, той же ночью прилетела новая птица. Весть была лаконична и смертоносна: Сэр Брэвис убит, а его отряд уничтожен.
Паника захлестнула форт волной. Но хуже было снаружи. Как чумная хворь, весть понеслись по окрестным селам и деревням. К стенам форта потянулся бесконечный поток беженцев – старики, женщины, дети со скарбом на телегах и в узлах.
Отчаяние и страх гнали их к единственным каменным стенам в округе. В какой-то момент комендант, глядя с дозорной башни на это человеческое море, всерьез испугался, что толпа, обезумев от страха, решит взять форт штурмом.
И с их численностью… у них были неплохие шансы.
Солдаты, сами напуганные до смерти, пытались сгладить остроту. Делились скудными запасами еды, еще больше сокращая и без того тощие пайки. Гарнизонные лекари - больше знахари, чем нормальные врачи пытались врачевать раны и болезни беженцев под открытым небом. Воздух наполнился стенами, детским плачем, запахом пота и страха.
И вот теперь… третий удар. Нападение уже на самого капитана гвардии Мадрока! Личного представителя королевы! Это выходило за все мыслимые рамки. Комендант даже боялся представить, что будет дальше. Он знал одно: его «пятьсот бравых баранов» – на деле сборище бездарей и лентяев – ни за что не устоят против врага, которого нельзя увидеть, который бьет из ниоткуда и стирает с лица земли лучших рыцарей королевства. Мысли о неминуемом штурме форта этими самыми «дьяволами» сводили скулы в тиски.
– Ну хоть с беженцами… разобрались, – пробормотал он себе под нос, отпивая кислятину из походного бурдюка. Вино было отвратительным, терпким и зеленоватым. – Уээх… Гадость. – Но пить было больше нечего. Он швырнул бурдюк в угол и подошел к узкому бойнице-окну.
На дворе стояла глубокая ночь. Тишина, нарушаемая лишь скрипом фонарей да мерным шагом стражников на стенах. Огни их фонарей, как жалкие светлячки, метались в непроглядной тьме. За стенами, внизу, темнело море временных шалашей и костров беженцев. Тихий гул тысячи спящих жизней доносился снизу.
– Эххх… Работы – гора, а времени… – он взглянул на груду пергаментов, отчетов, требований и донесений, покрывавших его грубый стол, – …всего ничего.
И все это нужно было заполнить. Еще вчера. Стон вырвался у него непроизвольно. Он плюхнулся на табурет, взял перо и потянул к себе первую из бесконечных бумаг. Перо скрипело по пергаменту, сливаясь со скрипом фонарных цепей на стене. Ночь обещала быть долгой. А завтра… завтра могло не наступить.
…
Лишь сухой шелест песка под призрачным камуфляжем. – Первый на позиции. Вижу вас. Чисто. – Голос в комлинке был таким же плоским, как выжженная равнина вокруг форта. Снайпер замер, лишь палец на шершавой металлической поверхности оптики чуть шевельнулся, подстраивая резкость.
Форт, громоздкий, как окаменевший зверь, заполнял весь обзор.
– Второй на месте. Птичка пашет, помех ноль. Третий-четвертый, как слышите? – Канни нажал на комлинк, слова вылетали громко, резанув тишину их укрытия. Рядом Псих, его лицо скрыто маской и очками ночного видения, лишь короткий, как удар ножом, кивок в ответ.
– Так. План прост, как вышибалы в детстве. Ты и Псих – внутрь. Второй ведет по птичке. Я – ваша тень сверху. Действуем тихо? Поехали.
Первой преградой встал не враг, а море отчаяния – лагерь беженцев. Растянулся он на сотни метров, хаотичное скопище теней и жалких укрытий из тряпья и пластика.
Холодное облегчение: основную массу уже эвакуировали или разогнали. Но "остатки" все равно казались бесконечным муравейником. Под голографическими плащами, искажающими контуры в мерцающем мареве, они двинулись.
Сначала – редкие островки спящих тел лишь слегка мозолили глаза. Но чем ближе к стенам форта, тем плотнее становилось людское месиво.
Мужик, распластавшийся прямо на камнях, рот открыт в немом
