от этого кавалергарда подальше, потому что тот был
«жестокий бретёр, дуэлянт, ему ничего не стоит убить человека». То ли бык то ли тур, судя по репликам, не пугался, благодарил меня и уходил. Вот и весь диалог.
Как у музыкантов бывает абсолютный слух, так у меня с юности, даже с детства, – память: схватываю с листа.
Кто этот «Шах», интересно… А, вот у меня фраза: «Позвольте на правах старшего дать совет». Значит, моложе меня. Алла сказала, его Костей зовут? «Надо отпустить Костьку»… Никакой Костька мне навскидку не вспомнился – да мало ли молодых… Я доскрёб остатки яичницы, бросил салфетку, махнул камердинеру – мы покатились назад.
* * *
– Острее угол бери! – рычал, глядя в монитор, некто лысый в огромных наушниках с бархатными накладками-амбушюрами. – Рельсы лезут!
В бальной зале шла съёмка. Танцоры выстроились вдоль операторских рельсов: разноцветные барышни слева от рельсов сплошным рядком, напротив барышень – кавалеры в мундирах и фраках. Ольга в белом шла сквозь этот коридор, все перед ней расступались, а оператор на кран-тележке ехал за Ольгой и одновременно поднимал камеру на длинной штанге, так что сначала камера была у Ольгиных ног, а в конце прохода оказывалась над головой.
– Плотнее друг к другу! Пробуем! Три, два, один, съёмка!
Камера двинулась, пары танцоров начали расступаться. Когда все разошлись, навстречу Ольге вышел маленький, но с прямой спиной, в военном мундире, высоко держа буйно-кудрявую голову… Костя Красовский.
Ах вот что за «Костька». Модный актёр. Как теперь говорят, медийный. В памяти почему-то всплыла фотография из журнала, не помню какого: Красовский в кабриолете, кудри по ветру вьются… Алка сказала, надо его «отпустить». Спешит, значит. Понятно, он нарасхват, знаменитость… Ну ничего, сыграем и со знаменитостью. Посмотрим ещё, кто кого…
Лысый в наушниках прокричал:
– Технический дублик!..
И потом:
– Снято!
Алка подвела ко мне Костю Красовского. Живьём оказался совсем коротышечка. Был дружелюбен, звезду из себя не корчил.
– Ах чёрт! – сморщилась Алка, – я ж тебе не дала текст, когда вы все и князь… Так, ладно, сейчас пройдём. Семнадцать-три дайте мне, – скомандовала в рацию. – Я за князя. «Ты не знаком с графом Дáшковым?..» Или «Дашкóвым»?
– Дашкóвым, наверно, – предположил я.
– Дáшков, если граф, Дáшков, – возразил Костя.
Алла нажала кнопку на рации:
– Начальник! Как правильно: «Дáшков» или «Дашкóв»?
Послушала. Сказала в рацию:
– Принято.
Потом нам:
– Правильно Дáшков, но мы будем говорить Дашкóв, потому что все всё равно будут говорить Дашкóв. Поехали: «Ты не знаком с графом Дашкóвым?» Звучит хуже, но ладно. «Граф Алексей Кириллыч Орлов…»
Я сдержанно наклонил голову.
– «Граф Александр Андреич Дашков. Пожимают друг другу руки».
Я протянул Косте руку, он схватил её и задорно тряхнул. М-да. Тоже так себе аристократ.
– «Граф другой день из Вены», – механически прочитала Алка. – «Друг моего Мишеля. К вашим московским обычаям непривычен. Прими его, граф Алексей, и обласкай».
– «Я очень рад», – подсказала мне Саша.
– Я очень рад, – спокойно повторил я.
– «Как это случилось…»
– Как же это…
– «…Что прежде вы не бывали в Москве?»
– Как это случилось, что вы не бывали в Москве?
– Лёшик, побольше графа дай.
Я не поверил своим ушам. Алка Касаткина сделала мне замечание. Режиссёр, … … … (длинный ряд очень грубых слов, нецензурных). А куда денешься, не бодаться же с ней, аврал. Я скрипнул зубами и «дал больше графа», то есть высокомерия и манерности:
– Ка-ак же это случи-илось, что вы до сих по-ор не бывали в Москве?
Алка осталась довольна карикатурой. Костя мне понимающе улыбнулся, потом как-то осоловел глазами: я догадался, что у него в наушнике свой суфлёр. То есть «кондуктор».
– Князь преувеличивает… в детстве… когда я был ребёнком… – он зажёвывал текст и затягивал паузы, но звезде Алка не делала замечаний, – …мои родители живали на Спиридоновке.
Он ещё договаривал про «живали», а Саша уже начитывала очередную реплику.
– Давно ль вы дружны с Мишелем?
– В Вене мы с князем делим квартиру.
– А вот и его невеста, – я повёл рукой в сторону Ольги. Возникла пауза.
– Ну? – сказала Алка. – Дальше?
Саша в ухе молчала, я показал на наушник, развёл руками. Алка перевернула страницу.
– Тут просто написано: «Представляют друг друга». Лёшик, представь сестру как-нибудь.
– Может, наоборот, я его должен ей представить?
– Да?.. Наверно, ты прав.
Продюсер, блин. Режиссёр.
– Оленька, это товарищ Мишеля, из Вены. Граф Александр…
– Александр Николаевич Дáшков… – выскочил Костя. – Дашкóв!
– Не вздумай завтра запутаться, – цыкнула Алка. – Ходи и повторяй себе: «Дашкóв, Дашкóв».
– Расскажите мне о Мишеле, – сказала Ольга довольно естественно.
Костя двинулся к Ольге, Алка его остановила:
– Отлично, эту сцену прошли. Костя уводит Олю, Лёшик даёт указания Митеньке… Митенька где?
Митеньки не было. Побежали искать.
– Догадываешься, кто у нас князь? – с заговорщицким видом спросила Алка.
– Как я могу догадаться?
– Ну кто самый лучший князь, самый… – Она повертела рукой, но так и не нашла слово.
– Понятия не имею.
– Эх ты. Пауль Максович!
– Вау. Не слабо…
– Вот тáк вот! Учи слова.
* * *
Я уже, наверно, раз пятнадцать помянул Целмса – но вдруг вы не знаете, кто это такой, кроме того, что он был моим мастером в Школе-студии? Я ведь тоже в вашем мире не ориентируюсь…
Пауль Максович Целмс (полностью, кстати, его зовут Паулюс Максимилианович) – одна из самых авторитетных фигур в российском театре. Думаю, и в европейском тоже. Он много ставил у себя в Латвии, в Польше, в Германии, и продолжает иногда ставить. Руководит театром своего имени. Шикарное здание со стеклянным куполом на Шелепихинской набережной, светлое, современное – говорят, лучшее театральное оборудование в Москве. И дело, конечно, не в здании: сколько я видел премьер в Театре Целмса – как минимум, интересные, а в большинстве – действительно замечательные спектакли.
Но как актёр он давным-давно не работал. Я слышал про легендарный спектакль «Дядя Ваня», где Целмс играл заглавную роль. Народ специально в Ригу летал смотреть… Когда это было? Наверно, лет двадцать назад, нет, больше: когда я ещё в школе учился – не в Школе-студии, а просто в школе. Пару раз Целмс снимался у своих великих друзей: в эпизодах у Ханеке, у Иоселиани – и всё, больше он нигде последние двадцать лет не играл.
Ничего себе, думал я. Как же они затащили его в сериал?.. Небось Котэ сам уломал, что-нибудь политическое наобещал для театра…
Для меня – актёра не самого, прямо скажем, на данный момент знаменитого – оказаться в одном кадре с Паулем Целмсом, и не просто рядышком постоять, не «кушать подано», а играть с ним сцену, и даже (забегаю вперёд) не одну, а вполне себе жирные полноразмерные диалоги – это было, конечно, событие
