– Господин Дэйр, меня зовут Джон Шекспир. Мне необходимо поговорить с вами.
Глаза осужденного были закрыты, забрызганное грязью лицо покраснело от солнечного ожога. Раскрыв рот, Дэйр хрипло и часто дышал, словно запыхавшаяся от бега собака. У Шекспира с собой была фляга с элем. Он налил небольшое количество в ладонь и поднес ко рту Фоксли.
– Вот, выпейте.
Фоксли коснулся жидкости совершенно сухим, покрытым коркой языком. Сначала медленно, затем все более торопливо он вылакал эль, словно кот молоко. Шекспир несколько раз подливал в ладонь новые порции, пока Дэйр не выпил достаточное количество.
– Теперь вы можете говорить?
– Мне нужна шляпа. Пожалуйста, прикройте меня вашей шляпой или шейным платком.
Шекспир снял свою фетровую шляпу и, как смог, нахлобучил ее на голову Фоксли, прикрыв ему лоб, уши и нос.
– Который час? Полуденный колокол уже прозвонил?
– Скоро прозвонит.
– Еще три часа. Я здесь умру. Мне нужен навоз. Сэр, если вам нетрудно, покройте мое лицо и руки навозом, это защитит меня от солнца. Иначе я долго не протяну.
Большая часть лошадиного навоза с дороги уже была брошена в осужденного и лежала у основания деревянной рамы. Шекспир собрал что смог, и, к величайшей радости толпы, размазал навоз по открытым участкам кожи Дэйра, а зеваки, очевидно, решили, что это часть зрелища. Он налил Фоксли Дэйру еще эля.
– Знаете, господин Дэйр, должен сказать, что, похоже, эта гусыня была весьма недурна, раз она того стоит.
Дэйр мучительно застонал.
– Все это чертовская ложь, сэр. Эти сучки, вшивые сифилитички и мошенницы, эти шлюхи придумали все это, когда я отказался им платить. Я предпочитаю гусей исключительно в жареном виде и на тарелке.
– Что ж, тогда стоило заплатить проституткам.
– С какой стати я должен платить за гонорею? Разделаюсь со всеми ними, дайте только выбраться отсюда.
– Господин Дэйр, я расследую одно дело по поручению графа Эссекса. Мне известно, что вы опекун мальчика по имени Джон Дэйр, сына вашего брата.
– Я не могу говорить, я даже не могу думать. Дайте мне еще эля, сэр, и я поговорю с вами, когда меня освободят из этой адской штуковины.
– Скажите лишь одно, сведения о мальчике верны?
– Да, да, и такого чудесного девятилетнего мальчика вы еще не встречали, но больше говорить я не могу.
Колокола на церкви Святого Магнуса прозвонили полдень.
– Прошло четыре часа, осталось три, господин Дэйр. Я скоро вернусь, а вы тем временем постарайтесь никуда не уходить.
Шекспир вручил помощнику шерифа еще одну монету.
– Позаботьтесь о том, чтобы он не умер. И проследите за тем, чтобы он пробыл здесь до моего возвращения, тогда получите еще шестипенсовик.
До Даугейта было рукой подать. Шекспир повел свою серую кобылу под уздцы, с тревогой размышляя о том, какой прием ему окажет Кэтрин.
В конюшне он отдал поводья конюху, затем направился через пустынный внутренний двор. Из тени появились две фигуры. Макганн и Слайгафф.
– Чтоб вас, вы заставили нас ждать, – раздраженно произнес Макганн.
– Я не могу найти Элеонору Дэйр, сидя дома.
– Как мне кажется, в компании досмотрщика мертвых сделать это не менее затруднительно.
– Макганн, вы за мной следили?
– А сами-то что думаете, Шекспир?
– И что же вы поняли, наблюдая за тем, как я выпиваю в компании своего хорошего друга Джошуа Писа?
– Я понял, что вы свернули с дороги и суете нос в дела, которые вас не касаются.
– Макганн, я сам решаю, что меня касается, а что нет.
– А с чего бы вам беспокоиться о мертвой парочке, которая не имеет никакого отношения к Роаноку или Элеоноре Дэйр? Я вам не дурачок, с которым можно делать что пожелаешь. Я хочу знать, какую игру за мой счет вы затеяли. А еще я хочу знать, куда вы пропали после того, как расстались с Писом, и где вы были.
– Об убийстве я узнал исключительно из разговора с господином Писом. Мы давно условились о встрече. Вы говорите, что смерть Эми и Джо не имеет отношения к Элеоноре Дэйр, но я в этом не уверен.
На плече Макганна лежал петриналь. Он перехватил оружие, и дуло уперлось Шекспиру в лицо. Рядом с Макганном наготове стоял молчаливый Слайгафф.
Шекспир посмотрел на ствол, повернулся и направился к двери школьного здания.
– Не смейте поворачиваться ко мне спиной, Шекспир. Умирали и за меньшее.
Шекспир бросил взгляд через плечо. Теперь он был в ярости.
– А вы не смейте угрожать мне в моем собственном доме, Макганн. Думаете, я вас боюсь? Ошибаетесь. Я считаю вас мелким воришкой, гнусным крикуном и задирой. Не знаю, какую власть вы имеете над милордом Эссексом, да меня это и не волнует. Но надо мной у вас власти нет. Я выполню задание графа, но мне решать, как и когда. И если для этого мне придется расследовать обстоятельства гибели Джо Джаггарда, значит, так тому и быть. Разве не он занимался поисками Элеоноры Дэйр? Если графу не нравятся мои методы, пусть ищет другого человека.
Макганн расхохотался без тени веселья на лице.
– Значит, придется мне научить вас страху, Шекспир. Хорошо, найдите убийцу Джо и получите награду. Но встанете у меня на пути, и вашей прекрасной женушке и милашке-дочке может не поздоровиться. А тем временем сообщайте нам все, что обнаружите. Да поскорей, долго ждать мы не собираемся. – Они постояли еще пару секунд, глядя друг другу в глаза, затем Макганн презрительно фыркнул и зашагал вместе со Слайгаффом к воротам.
Вне себя от гнева, Шекспир вошел в школу и столкнулся со своим заместителем Джерико, который появился из боковой двери.
– Господин Шекспир, я решил, что мне лучше не попадаться им на глаза, – сказал он, потупив взгляд.
– Вы все правильно сделали, господин Джерико. Вы здесь один? Кажется, что в здании никого нет.
– Чума или нет, школа все равно закрыта, сэр. Этим утром я отправил мальчиков по домам.
– Что?
– Вчера вечером приехали люди епископа вместе с Рамси Блэйдом и привезли приказ, предписывающий нам немедленно закрыться, ссылаясь на то, что мы воспитываем богохульников и мятежников.
– Что за люди епископа?
– Персеванты с гербом королевы. Их предводитель сказал, что его зовут Топклифф. Он то и дело изрыгал ругательства и проклятья. Сказал, что я должен немедленно покинуть школу, и грозил пытками и смертью. Признаюсь, он меня безумно напугал.
Топклифф и Блэйд. В гневе Шекспир скрипнул зубами. Страха он не чувствовал. Кровь закипала в нем от ярости, которой он прежде никогда не испытывал. Он мог бы сейчас запросто убить этих людей.
– Где моя супруга?
– Она с Джейн и детьми отправилась на Королевскую биржу, послушать музыку.
– А Джек Батлер?
– Я не видел его, сэр. Но приходил господин Пис и оставил вам сообщение. Он просил передать, что отдал тела и полагает, что похороны пройдут в Уонстиде. Еще он сказал, что вы поймете, что это значит.
– Да, я все понял. Спасибо, господин Джерико. И не волнуйтесь, мы спасем школу.
Шекспир прошел в свой кабинет. На стоявшем в центре комнаты столе он заметил пачку бумаг, которые он принес из Эссекс-Хаус. Он так и не просмотрел их, но теперь, когда у него есть два-три часа относительного покоя и тишины, прежде чем он вернется к приговоренному к позорному столбу Фоксли Дэйру, он принялся пролистывать подборку, сделанную Артуром Грегори в комнате в башне.
Основной документ был написан рукой Джона Уайта, отца Элеоноры Дэйр. Это был отчет сэру Френсису Уолсингему, написанный им в конце 1587 года, по возвращении домой в попытке добиться снаряжения судов с продовольствием. В письме говорилось о трудностях долгого плавания через огромный океан к Карибскому морю, а оттуда к побережью Вирджинии. Путешественники испытывали большую нужду в еде и воде. Шекспир с интересом просмотрел документ, поскольку он восполнял пробелы из уже прочитанных им отчетов. В особенности он заметил, что все время появляется одно и то же имя: Саймон Фернандес.
В прежних походах Фернандес был лоцманом, а в этом уже командовал тремя небольшими кораблями, на борту которых и находились колонисты. Он был португальцем и, судя по тому, что писал о нем Уайт, больше всего Фернандесу хотелось пиратствовать и грабить испанские суда, перевозящие ценный груз, а не доставлять колонистов к побережью Вирджинии. Уайт писал о постоянных стычках с Фернандесом и о недоверии к нему людей, которые называли его «злобным». В одной пометке возле имени Фернандеса Уолсингем написал: «Кому он служит?» Ответа на вопрос, похоже, не было.
Шекспир бегло просмотрел остальные бумаги. Среди них он нашел показания и от самого Фернандеса, датированные ноябрем 1588 года, в которых он опровергал заявления Уайта и называл его «лживым псом». Кроме того, в них говорилось: «Как можно доверять человеку, который бросил собственную дочь и внучку, чтобы спасти свою шею?» Постскриптум гласил: «Когда мы пришвартовались в Сент-Круа, господин Уайт выражал недовольство, поскольку там были дикари. Вот все, что вам требуется знать об этом трусливом человечишке».
