Там были еще бумаги, но они большей частью не имели отношения к делу. Джон потратил пару минут, изучая два порванных и выцветших рисунка, найденных среди документов. Он решил, что их сделал Джон Уайт, который был известен как художник. На одном был изображен мускулистый воин в набедренной повязке. На коже у него были знаки, а в волосах перья. В руках у воина был лук, размером не меньше, чем у английского лучника, и колчан со стрелами. Рядом с ним была изображена женщина с обнаженной грудью, предположительно его жена, на ней была короткая юбка с бахромой и бусы на шее. На другом рисунке была нарисована местная деревня, огороженная частоколом. Там были дома и амбары и, в самом центре, огромный костер, вокруг которого собрались мужчины деревни.
Шекспир отложил рисунки, как вдруг его взгляд привлекло письмо. Печать на письме была сломана. Он развернул его и разложил на столе. Письмо, скорее короткая записка от Бесс Хардвик, было адресовано Уолсингему и подписано просто: «Ваш преданный друг, Бесс». В письме она благодарила Уолсингема за то, что тот нашел учителя для леди Арабеллы, «который обучит ее искусству быть принцессой королевской крови». Шекспир стиснул зубы. Уолсингем ничего не делал без тайного умысла. Раз он нашел учителя для Арабеллы Стюарт, то этот человек – мужчина или женщина – не был простым учителем. Это был тайный агент Уолсингема, который передавал ему все подробности об Арабелле и ее жизни: когда она чихнула, что ела на завтрак, когда у нее начались месячные, тайные пороки других ее учителей и личных горничных, что она читает и к чему у нее страсть, знаки внимания предполагаемых поклонников.
Значит, у Уолсингема был тайный агент в самом сердце дома Бесс Хардвик. И теперь об этом знает Эссекс.
Шекспир еще раз просмотрел письмо и чертыхнулся. Имени в нем не было. Бесс не упомянула имени учителя.
Его сердце бешено стучало. Это было начало, но Сесилу захочется знать, как зовут этого учителя.
Один вопрос не давал Шекспиру покоя. Письмо не случайно оказалось здесь, среди документов, имеющих отношение к пропавшей колонии Роанок. Кто-то в доме Эссекса подложил его в эту пачку, чтобы Шекспир его нашел. Скорей всего, это был Артур Грегори, его старый друг, который и собрал для него эти бумаги. Но и другие, у кого был доступ к комнате в башне, тоже могли запихнуть этот листок в пачку с документами. Френсис Миллз? Томас Фелиппес? Шекспир никому из них не доверял, но не мог не принимать в расчет того, что у них на это могли быть собственные причины. Были еще и братья Бэконы – Френсис и Энтони: в поисках должности они оба вели тонкие политические игры среди работающих на Эссекса людей. А как насчет Макганна, на чьей он стороне?
Шекспир свернул письмо и спрятал за пазуху. В открытую дверь постучали. Он поднял взгляд и с облегчением увидел стоящего там Болтфута Купера.
– Входи, Болтфут. Есть новости?
Болтфут выглядел раздраженным, ему было жарко. Он вошел, волоча левую ногу.
– Никаких, – кратко ответил он. – Пустая трата моего и вашего времени, хозяин. А теперь я не могу найти госпожу Купер.
– Джейн на концерте, слушает музыку вместе с госпожой Шекспир. Я знаю, что ты беспокоишься, но раз она пошла, значит, все хорошо.
Болтфут вздохнул с облегчением.
– Где ты был?
– Искал португальского джентльмена. Его зовут Фернандес.
Фернандес, капитан, чью преданность Уолсингем подвергал сомнению.
– Ты нашел его?
– Нет. Мне дали адрес в Грейвсенде, но его там не было. В этом доме комнаты сдают внаем, и мне сказали, что, скорей всего, он снова ушел в море. Он появляется там, лишь когда его суда снаряжаются в доках. Его не видели уже год, и никто не знает, когда он появится. Я столько времени на это потратил.
– Кто тебе о нем рассказал?
– Бондарь-голландец по имени Дейви Керк. Он был на борту «Льва». Малоприятное плавание.
– Как ты нашел Керка?
– Один моряк рассказал за выпивкой. Это обошлось мне в шесть унций табаку. Мои последние шесть унций, – печально добавил он.
– Может, лучше снова пойти к этому моряку? Или бондарю?
Возвращаясь на барке из Грейвсенда, Болтфут размышлял о Дейви Керке. Уж не специально ли тот послал его туда, где Фернандеса не могло быть? Что-то с этим Керком не так, что-то неуловимое. Ему хотелось побольше узнать об этом голландце Дейви. Болтфут хмыкнул, что означало, что он принял решение.
– Хорошо. Вы правы, господин Шекспир, я недоволен своими поисками и вернусь к бондарю Керку в Хогсден-Трентс.
Шекспир хлопнул Болтфута по плечу.
– Не волнуйся о Джейн. Она в хороших руках и скоро уедет из этого чумного города. Если нам придется покинуть дом в спешке, я оставлю тебе записку. Бог в помощь.
Правда была в том, что Шекспир не особенно надеялся на то, что Элеонора будет найдена, потому что не верил, что она жива, не говоря уже о том, что может находиться здесь, в Англии. Однако пока Шекспиру было выгодно, чтобы все думали, что он занимается этим расследованием, энергично и целенаправленно. Ему был нужен любой повод, чтобы попасть в окружение Эссекса и прилипнуть к нему, словно глина к колесу повозки.
Глава 22
Колокол церкви Святого Магнуса пробил три часа. Срок наказания Фоксли Дэйра почти истек. Шекспир подоспел вовремя: помощник шерифа собирался освободить осужденного. Навоз на лице Дэйра затвердел, образовав вонючую маску, из-за которой он едва походил на человека.
Фоксли попытался встать, но боль в шее и спине оказалась такой сильной, что он вскрикнул и накренился вперед. Шекспир подхватил его, но Дэйр оказался слишком тяжел, и Джону лишь удалось смягчить его падение, после которого Дэйр еще некоторое время лежал, свернувшись калачиком.
Когда толпа зевак рассеялась, из дома, что рядом с церковью, вышла женщина с ведром воды, которой она окатила лицо и голову Дэйра.
– Я всегда выношу им воды, – объяснила она Шекспиру. – Так этим бедолагам легче прийти в себя.
– Еще бы какую-нибудь тряпицу, чтобы очистить ему лицо, госпожа, – попросил Шекспир. – И мази на травах, если у вас таковые найдутся, он сильно обгорел на солнце.
– Ведите его ко мне домой, посмотрим, что можно сделать. Мой супруг был аптекарем, упокой Господь его душу, и у меня осталось множество лечебных примочек.
Шекспир повернулся к помощнику шерифа.
– Он свободен и может идти?
– Да, и посоветуйте ему впредь тщательнее выбирать себе друзей. Я не гусыню имею в виду. Господина Дэйра уже не в первый раз приговаривают к позорному столбу, да и не в последний, если будет якшаться с этими подлыми шлюхами. Судья сказал, что в следующий раз его высекут и отрежут уши.
Час спустя, умывшись, обмазавшись мазями и напившись доброго пива, Фоксли Дэйр наконец пришел в чувства и смог разговаривать. Женщина, которая помогла ему, милостиво позволила им посидеть в своем саду в тени смоковницы, где легкий бриз обдувал им лица.
Фоксли сел за стол, подперев голову руками.
– Я слаб, как пуканье послушника, сэр.
– Пейте, господин Дэйр, только медленно.
– О, у меня все болит и горит, словно в адском пламени. – Фоксли застонал и принялся растирать шею. Он глотнул пива. – Чего нужно милорду Эссексу от такого простого человека, вроде меня, господин Шекспир?
– Вы знакомы с новой супругой вашего брата, Элеонорой, урожденной Уайт, которая отправилась с ним в колонию?
– Да, я дважды с ней встречался. В первый раз – на их свадьбе. Впечатляющее празднование, со свадебным пиром и музыкой, несмотря на то, что Ананий к тому времени уже встал на занудный протестантский путь. Второй раз мы виделись, когда я привел Джона попрощаться с ними перед отплытием из Лондона весной восемьдесят седьмого. Как же жалко они все выглядели, молились, стоя на палубе, и благодарили Господа, отправляясь Бог знает куда. Думаю, теперь они мертвы, я даже попытался объявить их умершими через суд от имени своего племянника. У Анания осталась собственность, которая по праву принадлежит маленькому Джону. Но суды работают медленно, словно земляные черви. Зато, когда нужно приговорить человека к позорному столбу или выпороть его за некий вымышленный проступок, то все делается очень быстро.
– Значит, вы бы узнали Элеонору?
– Ее? Конечно, узнал бы. Она была такой хорошенькой, и, насколько мне известно, Элеонора носила под сердцем дитя, когда они отплывали, я слышал, что тем летом в колонии родилась девочка, которую назвали Вирджинией.
– Что бы вы сказали, если бы я сообщил вам, что недели две тому назад Элеонору Дэйр видели здесь, в Англии, у загона для травли медведей в Саутуарке?
Фоксли попытался рассмеяться, но вместо этого скривился от боли.
– Я бы сказал, что у вас в голове поселился пчелиный рой или вы наелись каких-то грибов, господин Шекспир.
