конура, представлявшая собой старую рваную накидку.
— Ты хочешь показать мне твой дом?
Того растянулся на земле и перевернулся на спину. Я знал, что это значило. Я почесал ему пузо, и он замер, и только хвост медленно двигался туда-сюда.
Тряпка походила на ту, в которую был завернут Филиппо.
Я понюхал ее. Запах был другой. Пахло псиной.
Я лежал на кровати и листал Тэкса[7]. Я оставался в комнате весь день. Как тогда, когда у меня была температура и я не ходил в школу. И когда вдруг заявился Ремо спросить меня, не хочу ли я погонять мяч, я ответил ему, что не хочу, что заболел.
Мама прибиралась в доме, пока все не заблестело, а потом ушла к матери Барбары. Папа и старик ушли сразу же, как только проснулись.
Сестра вбежала в комнату и с довольным видом уселась на моей кровати, пряча что-то за спиной.
— Угадай. Что мне подарила Барбара?
Я опустил комикс.
— Не знаю.
— Угадай, угадай!
— Да ну тебя.
У меня не было никакого желания играть.
Она вытащила на свет Кена. Мужа Барби, верзилу с пучком под носом.
Мы теперь сможем играть. Я возьму Паолу, а ты его. Мы разденем их и засунем в холодильник… А они там обнимутся, понял?
— Я не хочу.
Она округлила глаза:
— А почему?
— Нипочему. Оставь меня в покое, я читаю.
— Ну и зануда же ты!
Она фыркнула и вышла из комнаты.
Я вернулся к чтению. Это был свежий номер, мне его дал Ремо. Но я никак не мог сосредоточиться и бросил журнальчик на пол.
Я думал о Филиппо.
Как мне поступить? Я пообещал ему вернуться, но не могу этого сделать, потому что поклялся папе, что больше туда не пойду.
Если я туда пойду, они меня застрелят. Или его.
Но за что? Я ведь не собирался его освобождать, я только с ним разговаривал. Я ничего плохого не делал.
Филиппо ждал меня. Там, в яме. И спрашивал себя, когда я приду. Когда принесу ему котлету.
— Я не могу прийти, — сказал я вслух.
В последний раз, когда я был там, я спросил его: «Видишь, я пришел?» И он мне ответил, что знал это. И что об этом ему сказали не медвежата-полоскуны. «Ты же мне это пообещал».
Мне бы хватило пяти минут поговорить с ним. «Филиппо, я не могу больше приходить к тебе, это не моя вина». И, по крайней мере, он бы успокоился. А так он будет думать, что я не хочу больше его видеть, что я не держу слова. И это причиняло мне боль.
Но если я не могу пойти туда, то все объяснить ему может папа. «Мне очень жаль, но Микеле не может прийти, иначе он не сдержит клятвы. Если он придет, тебя убьют. Он просил передать тебе привет».
— Хватит, я должен об этом забыть! — крикнул я на всю комнату, поднял журнальчик, пошел в ванную и уселся читать на унитаз, но тут же прервался.
С улицы меня позвал папа.
Чего ему от меня надо? Я вел себя хорошо и не выходил из дома. Я натянул штаны и вышел на терраску.
— Иди сюда! Быстро! — позвал он.
Он стоял у грузовика. Рядом стояли мама, Мария, Череп и Барбара.
— Что случилось?
Мама сказала:
— Спускайся быстро. Для тебя сюрприз.
Филиппо. Папа освободил Филиппо. И привез его ко мне.
У меня перестало биться сердце. Я слетел с лестницы.
— Где он?
— Стой там! — Папа забрался в грузовик и вытащил наружу сюрприз.
— Ну как? — спросил он.
— Ну как? — повторила мама.
Это был велосипед, весь красный, с рулем, походившим на рога быка. Переднее колесо маленькое. Переключение на три скорости. С рифлеными шинами. С большим седлом, на котором можно поместиться вдвоем.
— Что с тобой? Тебе не нравится? — спросила мама.
— Нравится, кивнул я.
Почти такой же я видел несколько месяцев назад в велосипедном магазине в Лузиньяно. Но тот был хуже, у него не было блестящего фонарика, и переднее колесо было большим. Я вошел в магазин посмотреть на него, и продавец, высокий дядька с огромными усами и в сером халате, сказал мне:
— Правда, красивый?
— Очень.
— Последний остался. Остальные раскупили. Классная штучка. Почему бы твоим родителям не подарить его тебе?
— Мне бы понравилось…
— За чем же дело стало?
— У меня уже есть один.
— Этот, что ли? — Продавец сморщил нос, ткнув палец в Бульдозер, прислоненный к фонарному столбу.
— Это папин.
— Пора менять его. Скажи твоим. Совсем другим человеком себя почувствуешь на таком бриллианте, как этот.
Я вышел из магазина. Мне даже в голову не приходило спросить, сколько он стоит.
А этот велосипед был намного красивее.
На трубе золотом было написано: «Red Dragon».
— Что значит «Red Dragon»? — спросил я папу.
Он пожал плечами и ответил:
— Это твоя мама знает.
Мама прикрыла рот ладошкой и засмеялась.
— Ты совсем дурачок, я же английского не знаю!
Папа посмотрел на меня:
— Ну так что? Ты его даже не попробуешь?
— Прямо сейчас?
— А когда, завтра?
Я стеснялся попробовать его перед всеми.
— Я могу отнести его в дом?
Череп вскарабкался на велосипед.
— Если ты не хочешь испытать его, это сделаю я.
Мама дала ему подзатыльник.
— Ну-ка слазь сейчас же с этого велосипеда! Это Микеле.
— Ты правда хочешь унести его в дом? — спросил папа.
— Да.
— А сможешь сам?
— Конечно.
Мама сказала:
— Ты с ума сошел, Пино? Велосипед в доме? Все перемажет.
— Он будет аккуратным.
Моя сестра сдернула очки, бросила их на землю и принялась плакать.
— Мария, сейчас же подними очки! — разозлился папа.
Она скрестила руки.
— Нет! Я их не подниму, это нечестно! Все только Микеле, а мне ничего!
— Потерпи, придет и твой черед. — Папа достал из грузовика коробку, обернутую синей бумагой с большим бантом. — Вот твой подарок.
Мария быстро нацепила очки и начала развязывать бант, но он не поддавался, тогда она начала рвать его зубами.
— Подожди! Бумага очень красивая, еще пригодится.
Мама развязала бант и развернула бумагу.
В коробке лежала Барби с короной на голове, одетая в белое атласное платье и с голыми руками.
Мария чуть сознание не потеряла.
— Барби-балерина… Какая красивая…
Папа застегнул тент грузовика.
— Теперь, надеюсь, с подарками не будете приставать следующие лет десять.
Мы с Марией стали подниматься по лестнице: я с велосипедом, она — с Барби-балериной.
— Она красивая, правда? — повторяла она, не сводя с нее глаз.
— Очень. Как ты ее назовешь?
— Барбара.
— Почему Барбара?
